— Я не могу представить никого, кто справится с этой задачей лучше вас. А если и найдется кто-то, кто располагает большими знаниями и опытом, то только потому, что высшее общество еще не готово признать, что вы умнее большинства мужчин, с которыми вам доводилось иметь дело.

Либерти тоже была не готова услышать из уст Дэрвуда подобные речи и потому смотрела на него в полном замешательстве.

— И я еще имела наглость обвинять вас в примитивном мышлении! Господи, я даже понятия не имела, Дэрвуд, что вы разделяете прогрессивные идеи!

— Знаете, до сего момента и я тоже. Либерти рассмеялась его признанию:

— Вы поразили меня, милорд!

— Что ж, смею думать, так оно и есть. Более того, в мои намерения входит и далее это делать, причем регулярно.

Если Либерти и уловила в его словах скрытый смысл, то сделала вид, что не поняла.

— Если я соглашусь с тем, что да, я вас до сих пор недооценивала, — она наклонилась к нему и понизила голос едва ли не до шепота, — вы прекратите смотреть на меня так, как сейчас?

От ее прически отделился одинокий локон, упав соблазнительным завитком на белый изгиб плеча. Дэрвуд усилием воли заставил себя оторвать от него взгляд и спросил:

— А как я на вас смотрю?

— Как хищник. Точно так же вы смотрели на меня в карете прошлой ночью. У меня сложилось впечатление, что тот в высшей степени странный инцидент в вашем кабинете прочно засел у вас в голове.

— Вы не ошиблись, — ответил он, скорее поняв, чем увидев, как ее лицо заливает румянец.

— Должна вам признаться, мне до сих пор неловко после того случая..

— Об этом я и хотел бы поговорить с вами, Либерти.

— Господи, неужели вы и впрямь намерены обсуждать эту тему? Если да, боюсь, я просто не вынесу конфуза. Я до сих пор удивляюсь, как позволила вам до такой степени вскружить мне голову, что я забыла о правилах приличия. Кстати, Дэрвуд, я тогда не шутила. Я бы не хотела ничем осложнять наш брак.

— Безусловно.

Ее рука по-прежнему покоилась в его ладони, и Дэрвуд, погладив запястье, нащупал пульс и прижал его большим пальцем.

— Я бы не хотел сейчас говорить об этом, хотя, уверяю вас, пока не пришел к окончательному мнению на сей счет. В данный же момент хотел бы поговорить о Ховарде.

Либерти замерла, как попавшая в силок птица.

— Не кажется ли вам, что сейчас это несколько неуместно, тем более если учесть, что мы с вами направляемся на церемонию бракосочетания?

— А по-моему, более подходящий момент даже трудно себе представить.

— Мне бы не хотелось обсуждать с вами мои отношения с Ховардом.

Дэрвуд сильнее сжал ей руку.

— Я от вас этого и не жду. Просто подумал, вам легче будет понять меня, если мы обсудим с вами мои отношения с ним.

— Что вы хотите этим сказать? — спросила Либерти, высвобождая руку.

— А вам самой не приходило в голову, почему это я последние пятнадцать лет с таким завидным упорством прилагал усилия к его крушению?

— Я… а почему вы думаете, что Ховард мне ничего об этом не рассказывал?

— Он бы не посмел.

— А вы посмеете?

— Я так решил.

— А если я вам не поверю?

Дэрвуд на миг задумался. Что ж, у Либерти имеются все основания не верить ему. То, что он намеревался рассказать ей, бросало черную тень на человека, которого она на протяжении почти десяти лет привыкла считать своим защитником и благодетелем.

— Мне кажется, мы общаемся с вами на другом уровне, нежели остальные люди: я понимаю вас, вы понимаете меня. Знаете, это хорошее предзнаменование для нашего совместного будущего.

— Должна ли я воспринимать ваши слова как комплимент?

— Безусловно. Я редко говорю подобные вещи.

Либерти на мгновение задумалась.

— Почему-то я не могу избавиться от предчувствия, что мне не понравится то, что вы намерены сообщить, — произнесла она наконец.

— Это потому, что вы привыкли видеть в окружающем мире только хорошее, даже тогда, когда все, казалось бы, свидетельствует об обратном.

— Не смешите меня!

— Я вполне серьезен. Будь вы наделены хотя бы толикой здорового цинизма, заподозрили бы, что я и есть тот мерзавец, что угрожает вам.

— Но ведь это не так.

— Согласен. Но вам все равно следовало бы меня заподозрить.

— Вы противоречите самому себе.

— Просто я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. То, что я вам сейчас сообщу, — это довольно неприятная история о человеческой алчности и непорядочности. Я бы предпочел вообще не рассказывать ее вам, не будь убежден, что это позволит нам избежать целого ряда неприятных моментов в будущем.

— То есть вы намерены сообщить мне о Ховарде нечто ужасное? Я вас правильно поняла?

— Я намерен сказать вам всю правду. А она не слишком приятна.

— После того как вы показали мне его письмо, я была вынуждена сделать вывод, что он совсем не тот человек, каким я его привыкла считать.

От Эллиота не укрылась горечь в ее голосе. От этого ему неожиданно сделалось больно на душе.

— Разочарование всегда мучительно.

— У меня не было никого, кроме него, — ответила Либерти, глядя ему в глаза.

Это ее признание вселило в него еще большую решимость. Возможно, она любила Ренделла, но теперь ее верность и преданность должны всецело принадлежать ему, и никому другому. Ему нужна уверенность в том, что она никогда не предаст его. Эллиот нервно провел по лицу рукой, словно готовясь сказать горькую правду.

— Все началось, — произнес он, — зимой тысяча восемьсот тридцать пятого года. Я тогда учился в Оксфорде, и мой отец работал секретарем у Ренделла.

От Эллиота не укрылось, как Либерти тихо-тихо ахнула:

— Ваш отец работал у Ховарда?

— Именно. Как я вижу, он не счел нужным сообщить вам даже самые основные факты этой истории.

Было заметно, что слова даются Эллиоту с превеликим трудом. В тесном пространстве кареты Либерти едва ли не кожей ощущала исходившее от него напряжение. О чем Эллиот, разумеется, догадывался.

— По-видимому, так оно и есть. — Либерти застыла, сложив на коленях руки.

— Я сумел поступить в Оксфорд благодаря титулу. Семейство Дэрвудов — одно из древнейших в Англии. Однако, если бы не финансовая поддержка со стороны Ховарда, сам я никак не смог бы оплачивать учебу. И за это я ему благодарен.

— Это на него похоже. Ховард неизменно бывал щедр по отношению к тем, кто работал на него.

— Вот как? — вырвалось у Дэрвуда. В голосе его прозвучал неприкрытый сарказм.

— Представьте себе.

— Странно, к моему отцу он никогда не питал теплых чувств. Пока я учился в Оксфорде, мы с отцом регулярно обменивались письмами. Ховард, казалось, возлагал на него все новые и новые обязанности. К тому моменту, когда я окончил университет, отец стал личным секретарем Ренделла.

— Мне ничего об этом не известно.

— Судя по всему, Ренделл не торопился афишировать этот факт.

— Во всем остальном он был откровенен со мной. Так что я нахожу это несколько странным.

— И тем не менее вы наверняка поняли, что произошло нечто такое, что стало причиной наших с ним раздоров.

— Согласна.

— Вы когда-нибудь расспрашивали Ренделла об этом?

— Да.

— И он вам ничего не сказал?

— Отчего же. Он сказал, что между ним и вашей семьей нечто произошло, но подробности мне не известны. — Либерти нахмурилась. — Но почему он предпочел скрыть это от меня?

— Потому что вы бы его возненавидели. Эллиот выждал, пока до нее дойдет суть его слов.

— Мы все совершаем ошибки, — прошептала Либерти.

— Верно. Однако не все из нас совершают такие, из-за которых страдают другие люди. Как в истории царя Давида с Вирсавией, грех по масштабам превзошел свою первопричину.

— И это именно то, что случилось с вашей семьей?

Дэрвуд услышал в ее голосе ужас, чему был несказанно рад. Он опасался, что Либерти моментально посчитает его рассказ досужим домыслом. С другой стороны, она знала Ховарда, как никто другой. Если кому и суждено понять, до какого подлого, низкого вероломства мог опуститься этот человек, то только ей. Эллиот утешал себя тем, что Либерти наверняка в глубине души затаила на Ховарда обиду за то, что тот на протяжении десяти лет держал ее в качестве любовницы, упорно не желая узаконить их отношения. Вместо этого он, словно она была вещь, а не живой человек, завещал ее в супруги своему племяннику. Наверняка такое решение Ренделла ранило Либерти до глубины души и, как Эллиот понял, хотя и не без опоздания, подготовило ее к тому, чтобы узнать правду о своем бывшем благодетеле. Уже одно то, что прошлой ночью он застал ее в библиотеке Брэкстона, наводило на мысль, что Либерти готова воспринять это нелицеприятное известие.