таком же уровне, не хуже, не на худшем уровне. Что касается прозы…

«Диафантовы уравнения» А. Ромашова… Вот это интересно читать. Это

ритм, напряжение. Это мало кто умеет делать. Для журнала «Урал» это

было чрезвычайно важно. Урал – ведь это трудовой, заводской край. Все

люди тут этим живы, этим заняты. Это за последние годы город Екате-

ринбург чудовищно изменился, стал городом торговым, офисным, но до

самого последнего советского издыхания он был трудовым городом.

Ю. К.: В какие годы ты работала в «Урале»?

М. Н.: 87, 88, 89, 90, 91, 92… Крушение Советского Союза. Для ра-

боты журнала «Урал» это годы были очень интересные. Как вы знаете,

народ мы особенный. Уему нам нигде нет. Меры мы не знаем. И пусть!

Пусть не знаем. Тогдашнее понимание свободы было невероятным. Тогда

нам шли такие рукописи!.. Я сижу, напротив – Николай Яковлевич Ме-

режников, тут еще Костя Белокуров, рядом – Валера Исхаков… Я сижу…

Я вот так вот сижу  (показывает). Я читаю… Свобода – значит, можно

все. Я читаю рукопись, никто не видит… Я помню один роман… это был

кошмар!  Ну  поскольку  свобода  есть  свобода…  Прежде  всего  она  –  на

самом  низшем  уровне  –  уровне  сексуальном.  Вот,  значит,  пришел  мне

такой  роман.  Дело  происходит  в  научно-исследовательском  институте.

То, что там происходило, я даже не знаю, как это называть… Описано

это как механическое действо. В чертежной, в буфете, на чердаке… Да

что с человеком делается? Ну, допустим, он озабочен, но неужели он по-

лагает, что все до такой степени озабочены?!  (Смеется.) Ужас какой-то!

Было просто страшно писать рецензии… Я в этом отношении – чистый

Штирлиц. Я два месяца мозги чешу, прежде чем придумать фразу, кото-

рая бы никого не обидела… И однажды мне пришла… Я эту авторессу

знаю: – Ты же с ума сошла, у тебя дети! – Ну, напечатай!.. – Я тебе руко-

пись твою верну, ты мне потом спасибо скажешь.

Вообще,  были  вещи  очень  интересные.  Пришел  товарищ,  такой

классический российский тип, такой калика перехожий, нигде постоян-

но не жил, то там, то сям. «Гулящие люди» называлось это в XVII веке,

разрешалось так жить.  Ну, душа у  него такая была, не держала его на

одном месте. Внешне он замечательный был: прозрачные голубые гла-

159

за, седая борода. И он принес шесть папок. Страшно интересная вещь.

Если б я была очень богатый человек, я б за свои деньги это издала, чтоб

это просто лежало в моей квартире. Это глазами народа увиденная на-

родная жизнь: он из раскулаченной семьи, что было с дедом, что было

с бабкой, все набито этнографией, песнями, причетками, приговорками.

Потрясающе. В зоне он жил, и пасечником он был, и садоводом… И все

это в таком вот духе. С присказками, с песнями. Ну, классный материал!

Я была обеими руками за. Но мы бы были вынуждены на пять лет за-

крыть журнал и печать только это. Кусок из этого выбрать было нельзя.

Зверски интересно.

Потом нам была одна принесена толстенная про Соньку – Золотую

Ручку. Намного интереснее, чем ныне показывают в кино. Так круто все!

Точно такая же штуковина – огроменная…

Ну, это я к чему… хочу сказать, что были люди, которыми эта навя-

занная свобода понималась вполне грамотно. На мой ум, журнал «Урал»

уступал столичным журналам раньше только в одном – в критике. То есть

она была всегда, не отставали от времени, раньше это считалось призна-

ком квалификации журнала, но в доблести выражения, в личной отваге

говорящего она уступала. Поскольку здесь прислушивались к тому, что

там скажут… Вот сейчас С. Беляков там – сейчас и критика вполне нор-

мальная. Печатали достаточно любопытные вещи, тогда же журнал был

гонорарным. Интересные вещи там были. Но потом все это начало па-

дать. Зарплату нам там не платили, гонораров не платили давно. Но ге-

роическая деятельность Валентина Петровича, совершенно героическая,

когда он с утра ходил по чиновничьим кабинетам, ни к чему, конечно, не

привела. Это было то же самое, что нам только что было заявлено: жур-

нал – это продукт, он должен быть реализован. Но журнал как продукт

не может быть реализован по той цене, которая назначена. Так не бывает.

А если вы помогаете филармонии, театру, то почему не журналу?!

Деньги  на  журнал  дали  только  Николаю  Владимировичу  Коляде.

Я считаю, что это в высшей степени талантливый человек. Что касается

его как режиссера, за последние годы самый интересный и потрясающий

текст – это колядовский «Гамлет». Ну, это грубо, местами даже до ска-

брезности  доходит,  но  это  мощно!..  Все  мне  предлагают  иллюстрацию

идеи, одевают Гамлета в бархатный камзол, или там… в зависимости от

видения режиссера. А Коляда – во плоти. Надо сказать, что плоть Сред-

невековья была не самая надушенная, не самая красивая. Уровень этой

мощности  и  грубости,  который  предлагает  Коляда,  это  действительно

очень  интересно.  Совершенно  понятно  было,  что  журнал  будет  совер-

шенно другой.

160

Я журнал «Урал» никогда не осмелюсь ругать, я к нему хорошо от-

ношусь. Они печатали несколько вещей, были несколько вещей, не ре-

дактированные, в общем-то, сырой материал. Теперь у них другой стиль

работы. Я вполне понимаю все их трудности. Опять же они без денег. Тем

же рогом в ту же стенку. На следующий номер же денег нет. Но журнал

«Урал» настолько дешево обходится, настолько грошовый, что смешно

поднимать этот вопрос.

А из журнала «Урал» я – в школу. К тому времени мы придумали

уже эту школу… Я и Маша. А Алексей Бабетов просто гений. Если идею

какую-то родить, это я – пожалуйста. Директор гимназии в общем рас-

кладе (чиновники, министерство, управление), как я сказала: ты – Чуйков

в Сталинграде. Это Сталинград. Работать в сегодняшней школе – это не-

вероятно. Уже достаточно введения этого ЕГЭ. Дело же не в том, что дети

будут нервничать. Если детей приучить работать в таком ритме, они не

будут нервничать, и все сдадут. Вон наши который год сдают прекрасно.

Ужас в том, что все остальные предметы, кроме ЕГЭ, становятся ненуж-

ными. Больше ничего не надо. Все остальные предметы переходят в раз-

ряд не просто второстепенных, а в разряд абсолютно ненужных.

Говорили наш президент академии Ю. Осипов и некая журналистка,

она действительно понимает в науке, и была озвучена очень печальная

цифра: из количества нынешних поступающих максимум один процент

желает идти в науку. Больше никто не желает идти в науку, все хотят быть

банкирами  и  менеджерами.  Наука  стареет  стремительно,  без  поддерж-

ки научные школы разрушаются. Во время Отечественной войны самая

мощная была чья наука? Гитлеровской Германии. Атомная бомба, раке-

ты – все это гитлеровская Германия. Часть этой науки, большая часть,

перекочевала в Америку, частично – сюда. Сегодня есть две страны, у ко-

торых есть фундаментальная наука – США и мы. Они ее не потеряют.

У них приток молодых кадров в науку постоянный со всего света, а у нас

не  приток,  а  отток.  И  самое  поразительное  –  почему?  Потому  что  там

платят  столько,  а  здесь  –  столько.  Суждение,  совершенно  немыслимое

во времена академика Вавилова или Раппопорта: человек не то что бы не

осмелился сказать – мысль такая в голову не приходила. И больше того,

нам это представляют по телевизору как доблесть.

Ю. К.: То есть главное сегодня – проблема чести, достоинства, со-

вести, нравственности?

М. Н.: Честь была отменена в 1917 году. Сегодня нет ни чести, ни

стыда. На сегодняшний день нельзя понять, что такое достоинство. Ибо