Обычно бойкий на язык Илья почему-то сделался робким и косноязычным. Было заметно, что он чего-то опасается и не знает, как приступить к разговору.

– Так ты к Михайле?

– Ага… То есть и к тебе тоже, Корней Агеич. А к Михайле вроде бы как с твоего дозволения. Ну, в общем, как ты повелишь… Но я со всем уважением, ты не подумай чего.

– Михайла, поди сюда!

– Здравствуй, Илья.

– Здрав будь, Михайла Фролыч… Такое вот дело… Я тебе это…

Илья совсем засмущался и уставился в землю, комкая в руках какую-то тряпицу, извлеченную из-за пазухи.

– Илюха, да что ты как ушибленный? – попытался приободрить обозника дед. – Вроде бы и трезвый. Чего робеешь-то?

– Да больно уж дело такое… ты только за обиду не прими, Корней Фролыч, ой, Корней Агеич.

– Кхе! Ну совсем потерялся. Ты, часом, не свататься надумал? А то у нас тут уже одно сватовство было. Кхе! Слыхал, поди, как невеста голосила? Так не свататься?

– Бог с тобой, Корней Агеич, я женат давно. И детишек…

Илья снова замолк, а потом, набрав в грудь воздуха, выпалил:

– Вот, Михайла, принес. Спасибо тебе, выручил, век благодарен буду.

Илья вытянул к Мишке руку ладонью вверх. На развернутой наконец тряпице лежал кипарисовый нательный крестик, который Мишка дал обознику для проведения обыска на языческом капище.

– Кхе! Возвращаешь, значит?

– Корней Агеич, ты не подумай чего, я со всем уважением…

– А свой крест где? – Дед грозно нахмурился, но Мишка видел, что он вовсе не сердится.

– Вот. – Илья похлопал себя по груди. – Как вернулся, так сразу новую веревочку спроворил.

– Ага! Зазорно тебе, значит, с моим внуком побрататься?

– Да Христос с тобой, Корней Агеич, как можно? Честь для меня великая, только я-то вам зачем?

– Честь, говоришь? А ну снимай крест!

Илья суматошно заскреб пальцами у горла.

– Так! Отдавай Михайле, а сам его крест надевай! Лисовины своего слова назад не берут!

– Да разве я… Корней Агеич, и в мыслях не было!

– Ну если не было, то и хорошо. А теперь обнимитесь, братьями стали как-никак.

Илья облапил Мишку и растроганно хлюпнул носом. Мишка от неожиданности выронил костыль и чуть не упал.

– Ну вот, Михайла, у тебя и старшенький братик появился. Вот мать-то удивим! А я ее еще спрошу, с кем это она больше тридцати лет назад тебе братишку нагуляла.

– Да что ж ты такое… Корней Агеич, разве можно так?

Илья залился краской, Мишка тоже почувствовал, что краснеет.

– Шучу я, шучу, – успокоил дед. – Не все ж одному Михайле. Илья, сегодня на ужин вся родня собирается. У нас в роду аж пять семей прибыло, слыхал?

– Как не слыхать…

– Вот всех и собираю, чтобы познакомились, а то стыдоба: родичи друг друга никогда в глаза не видели.

Дед снял шапку и с достоинством склонил голову:

– Илья Борисыч, милости просим сегодня отужинать и познакомиться с новой родней.

– А… Э… Благодарствую… Это как же? Меня?

– Тебя, тебя. Окажи честь, не побрезгуй.

– Да я… Ой!

Илья спохватился и сдернул с головы шапку. Поклонился в пояс и даже не проговорил – пропел:

– Благодарствую на приглашении, Корней Агеич, буду непременно.

«Во как ритуал помогает! Сразу и косноязычие пропало».

– У тебя, Илья, – вспомнил дед, – еще какое-то дело было?

– Да так, дельце небольшое. Корней Агеич, продай мне одну холопскую семью.

– Что-о-о? Да ты никак разбогател?

– Ну не так чтобы очень. – Илья скромно потупился. – Продай, тебе же все равно такую прорву народу девать некуда, вон третью ночь за тыном сидеть будут.

– Это моя забота! Ты сам-то как целую семью до новин прокормишь?

– А это уже моя забота!

Бойкость возвращалась к Илье прямо на глазах.

– Кхе, Михайла, продать, что ли? Или самим сгодятся?

– С условием, деда. Если Илья согласится стать обозным старшиной «Младшей стражи» и будет учить в воинской школе обозному делу. Тогда ему для своего хозяйства времени будет мало оставаться и понадобятся холопы.

– Слыхал, Илюха?

– Э, подумать надо, Корней Агеич.

– Ну когда подумаешь, тогда и приходи.

– Не-э-эт, тогда уже поздно будет. Ладно, согласен. Но с Буреем ты сам договоришься. Идет?

– Идет. Гривна.

– Что «гривна»?

– За семью – гривна серебром.

– Корней Агеич, да помилосердствуй, это ж разве цена?

– Не хочешь – не бери.

– А может, отдашь за пятнадцать кун?

– Пьяниц и бездельников или баб без мужика.

– Семнадцать кун!

– Двадцать три!

– Восемнадцать!

– Двадцать две!

– Сойдемся на двадцати?

– По рукам!

– По рукам!

Дед с Ильей зафиксировали сделку рукопожатием.

– Завтра с Лаврухой пойдешь за тын, – распорядился дед, – он тебе семью укажет. А серебро – сейчас.

– А золотом не возьмешь, Корней Агеич?

– Да ты и впрямь разбогател! А торговался-то! Где взял?

– Гм… Так это… Там уже нету.

– Да не жмись ты, поведай по-родственному, чай, не чужие теперь.

– Михайла мне присоветовал под идолами на капище покопать… Ну вот… Я и говорю: век благодарен буду. Я и подарок припас, в благодарность, значит. Вот.

Илья полез за пазуху и извлек на свет еще один тряпичный сверток. Размотал тряпочку.

– Вот, я думаю, в самый раз будет.

Дед и внук хором ахнули: на ладони у обозника стояла миниатюрная бронзовая статуэтка – вздыбившийся в хищном прыжке лис. Чеканка была исполнена настолько искусно, что обозначены были даже встопорщенная на загривке шерсть, коготки на лапах и клыки в ощеренной пасти.

– Кхе… Да-а-а… Где ж ты красоту такую?..

– Да там же, под идолами.

– Это же что получается? – Дед почему-то адресовал свой вопрос Мишке. – Волхв, паскуда, на нашем родовом знаке ворожил?

– Может, и ворожил, деда, так ведь не вышло ничего.

– Как это «не вышло»? А как он убег так легко?

– Кто убег, Корней Агеич? – всполошился Илья. – Волхв? Ну я пропал! Как дознается, что это я капище разворошил, тут и смерть моя.

– Кхе! М-да…

Дед многозначительно глянул на Мишку, потом сочувствующе на Илью, потом снова на Мишку, но уже сердито. Надо было срочно разруливать ситуацию.

– Погоди помирать, Илья, – торопливо заговорил Мишка. – Кто знает о том, что ты на капище добычу взял? Обозники?

– Да что я, совсем дурной? – возмутился Илья. – Только Бурей. Он за это у меня половину добычи забрал.

– Ну, тогда все не так страшно, даже совсем не страшно, – принялся успокаивать обозника Мишка. – Смотри, Илья, придет волхв на капище, а идолов нет. Вы же их пожгли?

– Пожгли.

– Ага. Земля разворочена. Вы же землю разворошили, когда идолов выворачивали?

– Разворошили.

– Ну вот. Значит, никто не копался, а сокровище случайно нашли, когда столбы выворачивали. Неизвестно на кого и думать. Вернее, известно – сразу на всех. А на всех он и так злой, хуже уже не будет.

– Ага. Вроде бы так, – неуверенно согласился Илья. – А если он свое золото на расстоянии чуять умеет?

«Едрит тебя, естествоиспытатель хренов, пытливый ум, твою бабушку…»

– И это не страшно. Ты с Буреем ровно пополам поделился? А сейчас из своей половины за холопов расплатишься, да еще и лиса мне подарил. Значит, у тебя уже меньше половины. Что он лучше почует: большую часть или меньшую? Большую! А она теперь у Бурея. Вот пусть к нему и идет. Бурею что волхв, что медведь, что сам леший. Башку мордой к заду вывернет и скажет, что так и было.

– Кхе! Понял, Илюха? – взбодрился дед. – Наука! Где-сунь-хренизация называется.

– О как! – изумился обозник.

– А ты думал! – Дед приосанился. – У нас все серьезно!

– Ну если наука… тогда оно конечно…

– Или ты Бурея обнес и себе больше половины оставил? – поинтересовался дед.

– Ну да, его обнесешь!

– Тогда доставай золотишко.

Илья в третий раз полез за пазуху.

«Да что у него там, чемодан, что ли?»

– Вот, Корней Агеич. Примешь за двадцать кун?