– Вы ничего не хотите оставить?

Пальцы Пруденс сжали медальон. Он был сломан, хотя замочек, без сомнения, можно починить. Медальон был из золота и довольно большой, так что за него можно выручить хорошую сумму. Пруденс открыла медальон. Бросив последний взгляд на миниатюрные портреты, она молча повторила клятву, которую дала умирающей матери, – позаботиться о сестрах.

– Нет, ничего, – попыталась сказать она, но слова застряли в горле.

Тряхнув головой, она дрожащими пальцами закрыла медальон и хотела положить его в шкатулку. Портреты не похожи, сказала она себе.

Гидеон остановил ее, удержав руку, сжимавшую медальон.

– Оставьте это. – Его голос прозвучал неожиданно хрипло. – Если понадобится, вы сможете продать его позже, а пока оставьте.

Ее пальцы благодарно сжали старую золотую вещицу. Пруденс осторожно закрыла шкатулку и вручила ее Гидеону.

– Я уверена, вы получите за них хорошую цену, – прошептала она.

Черт побери, подумал Гидеон, неужели она счи тает, что он из тех мужчин, кто станет торговаться из-за дамских безделушек? Он был так взволнован, что почти выхватил у нее шкатулку. Было невыносимо видеть ее столь уязвимой и все же решительно настроенной не принимать его помощь.

Он дернул шнурок. Дверной колокольчик заливисто зазвенел, будя обитателей дома. Через несколько минут наверху отворилось окно, и выглянул старик Ситч в ночном колпаке.

– Кто там? – дрожащим голосом спросил он.

– Каррадайс, – коротко ответил Гидеон.

Что-то проворчав, старик исчез и через несколько минут открыл дверь.

– Раньше вы в такое время не приходили ко мне, милорд! Надеюсь, ничего не случилось?!

Гидеон сунул ему в руки шкатулку.

– Все почистить, закрепить оправу... сделайте что нужно, чтобы привести в порядок.

– Почистить и привести в порядок? – Ситч посмотрел на украшения и озадаченно почесал затылок. – Вы пришли в такое время, чтобы почистить драгоценности?

– Поправить оправу и отремонтировать, – отрывисто добавил Гидеон. – Я сегодня ночью срочно уезжаю из Лондона и хочу, чтобы к моему возвращению все было сделано.

– Вы не бежите из страны, милорд?

– Бегу из страны? О Господи! Нет! – изумленно воскликнул Гидеон и сообразил, что нужно придумать какое-то объяснение. – Мне нужно немедленно уехать, но я вспомнил, что обещал отдать починить эти украшения. Откладывать нельзя. Они понадобятся, когда я вернусь.

– Отлично, милорд! Они снова будут сиять и сверкать и порадуют маленькую леди. – Ситч подошел к двери и распахнул ее.

– Здесь нет никакой маленькой леди! – многозначительно сказал Гидеон.

Ситч всматривался в улицу. В фаэтоне, напряженно выпрямившись, сидела Пруденс. Она выглядела взволнованной, встревоженной и, на взгляд Гидеона, совершенно прелестной.

– Да, милорд. Это игра света. Я не видел никакой маленькой леди.

– Добрый человек! Гидеон вышел.

Когда Пруденс увидела его, на ее лице отразилось такое облегчение, что ему потребовалось все его самообладание, чтобы не схватить ее в объятия, чтобы поцелуями стереть тревогу. Вместо этого он забрался в фаэтон, сосредоточенно напевая веселый мотив.

– Держите, – лаконично сказал он. – Надеюсь, на ваши нужды хватит. – Он вытащил из кармана пальто толстую пачку денег.

У Пруденс глаза округлились.

– Должно быть, в Лондоне самые высокие цены. Вы получили больше, чем я ожидала. Спасибо.

Он пожал плечами, немного смущенный ее неуместной благодарностью.

– Я много лет имею дело с Ситчем. И знал, что он не занизит цену. А теперь надо торопиться, чтобы догнать Эдуарда и ваших сестер. – Он взял вожжи. – Вы всю дорогу собираетесь держать деньги в руках или положите их куда-нибудь?

Пруденс изумленно посмотрела на него.

– Ах да! Конечно!

Отсчитав шесть банкнот, она положила их в свою сумку, украшенную египетским орнаментом. Гидеон с интересом ждал, что она станет делать с остальными.

– Пожалуйста, отвернитесь, – смутившись, сказала Пруденс.

Он вопросительно посмотрел на нее, потом пожал плечами.

– Отвернись, Бойл, – приказал он груму и сам повернулся, насколько это позволяло сиденье фаэтона.

Места для маневра было немного. Какое несчастье, что он родился джентльменом! Гидеон просто умирал от желания узнать, куда она спрячет остальные деньги. Он чувствовал, как она суетится за его спиной. Маленький острый локоть угодил ему в плечо.

– Простите, – выдохнула она. – Не поворачивайтесь, я еще не закончила.

Судя по положению ее локтя, ее корсаж пополнел на несколько сотен фунтов, решил Гидеон. Он усмехнулся про себя. Неужели она думает, что там можно спрятать такие деньги! У нее восхитительные формы, но они слишком деликатны, чтобы скрыть толстую пачку банкнот.

– Не поворачивайтесь! – прошипела она.

Он услышал шелест ткани, на колени ему волной упал бархат мантильи и муслин платья. Гидеон улыбнулся. Насколько он догадывается, мисс Импруденс Мерридью выставила напоказ свои ножки. И хотя на улице темно и пусто, это все-таки улица. Он снова улыбнулся.

– Замерзли, мисс Имп? – пробормотал он.

Ответом ему был возмущенный вздох и торопливо сдернутая с его колен ткань платья.

– Я же просила вас не подсматривать! Если бы вы были джентльменом...

– Успокойтесь, мисс Имп. Я не обманщик.

– Тогда как...

– Как вы просили, я повернулся к вам спиной. Но я же не глухой. Когда эти волны, – он указал на складки мантильи и платья, – упали мне на колени, я обо всем догадался.

– Да, это правда, – призналась она, – мне пришлось немного приподнять юбки. Но здесь никого нет, а деньги теперь надежно спрятаны.

– Весьма разумно. А теперь можно мне повернуться?

Она тихо фыркнула, Гидеон принял этот звук за разрешение и, повернувшись, свистнул груму. Лошади пошли шагом.

– Сколько стоит ваш корсаж? Я полагаю... – он прищурился, – пятьсот фунтов.

Пруденс заморгала и со слабым возгласом прижала руку к груди.

– Вы подсматривали, вы... вы мошенник!

Она в гневе стукнула его в плечо, но он рассмеялся, отрицая обвинения.

– Вовсе нет! Я догадлив! Это единственное, в чем вы меня можете обвинить. Вы задели меня локтем. Ваша рука находилась в таком положении, что сообразить было нетрудно.

– Допустим. – Пруденс, прищурившись, посмотрела на него. – Но откуда вы знаете, что в моем корсаже пятьсот фунтов?

Он многозначительно посмотрел на нее, словно говоря: «Догадайтесь, моя дорогая».

Она заморгала. Он, должно быть, заметил... что ее корсаж изменился в размерах. Значит, он разглядывает ее! Внимательно и пристально! Нет, он действительно не джентльмен!

– Вот именно, – сказал он, словно прочитав ее мысли. – Я заметил перемены в вашем корсаже.

– Вы... вы... Это... возмутительно!

– Я знаю, – сказал он извиняющимся тоном, но Пруденс не поддалась на уловку. – Я же вам говорил, какое беспокойство доставляют мне мои глаза, – продолжал он. – Они так тревожатся. Ради собственного блага им надо быть поспокойнее.

Пруденс, нахмурившись, молчала, решая, то ли сохранять равнодушное достоинство, то ли удовлетворить любопытство. Лошади рысью миновали три дома, прежде чем любопытство одержало верх.

– Что вы хотите этим сказать? На мой взгляд, в ваших глазах нет никакой тревоги! Насколько я вижу, они бесстыжие и самоуверенные!

Около рынка царила сутолока, спешили торговцы с тележками и тачками. Гидеон пустил лошадей шагом.

– В этом-то и заключается их трагедия. Вся эта самоуверенность напускная. Они очень печалятся. Особенно о вашем корсаже. – Он помолчал немного и добавил: – А если что-нибудь вывалится? Это очень тревожно.

Задохнувшись от возмущения, Пруденс хмуро посмотрела на него, плотнее запахнула мантилью и скрестила на груди руки.

– Вы неисправимы!

Но Гидеон видел, что, хоть она и смотрит на него надменно, в уголках ее рта появились ямочки.

– На вашем месте я бы не возмущался, – беззаботно сказал он. – Вас это все время выдает.