– Кофе будешь? – дежурно спрашивала она.

– Завтракал, – коротко бросал он.

– Я тебе не завтракать предлагаю, – усмехалась она.

Он заходил в прихожую и молча наблюдал, как она засовывает сонного сына в куртку. Потом он сухо ей кивал, и они с мальчиком уходили. Программа у них была, как правило, однообразной – зоопарк или киношка с мультиками и «Макдоналдс» на закуску. Она подходила к окну, прижималась к холодному стеклу лбом и видела, как они выходят из подъезда и садятся в машину. Почему-то больно сжималось сердце. Она бестолково ходила по квартире, пила кофе, пыталась что-то разложить по местам, щелкала пультом от телевизора, рассеянно листала журналы. И почему-то совсем не находила себе места. Квартира без сына казалась ей пустой и безжизненной. Эти несколько часов тянулись бесконечно долго. Если они задерживались, она начинала звонить ему на сотовый, а он раздражался и резко отвечал, что не видит причин для беспокойства. Потом он поднимался с сыном на этаж, но из лифта уже не выходил, а она жадно обнимала ребенка, и ей скорее хотелось закрыть дверь в квартиру и остаться с мальчиком наедине. В этот раз бывший муж из лифта вышел и растерянно встал на пороге своей бывшей квартиры. Она начала развязывать мальчику шарф, а он все не уходил и, смущенно усмехаясь, спросил:

– Кофе больше не предлагаешь?

– Да почему же? – удивилась она и кивнула: – Проходи.

Пошла на кухню, включила кофемолку. Он рассеянно заглянул в их бывшую спальню, повертел в руках игрушки в комнате сына и вернулся на кухню.

– Замерз, – смущаясь, объяснил он.

– Не оправдывайся, – откликнулась она.

Он молча пил кофе, курил и, кажется, не торопился, как обычно.

– У тебя что-то не так? – осторожно спросила она.

– У меня многое не так. А у тебя разве нет? – с вызовом спросил он.

– Господи, все ерепенишься, – вздохнула она. – Чем ты сейчас-то недоволен? И бизнес у тебя успешный, и денег полно, и машина – мечта, и жена молодая, а все генерируешь негативную энергию. – Она закурила и с сожалением посмотрела на него.

– Что ты знаешь о моей жизни? – вздохнул он.

– И знать ничего не хочу, ты имеешь то, к чему так сильно стремился. Стремился так отчаянно, как никто. Да и вообще хватит, мы же с тобой договаривались – никаких глубинных тем, только по делу.

– Я не забыл, – резко сказал он и добавил: – А ты изменилась. Спасибо за кофе.

– Это жизнь изменилась, – пожала плечами она.

Он вышел в коридор, надел пальто, крикнул сыну «пока» и хлопнул дверью. Она еще долго сидела на кухне и повторяла про себя: «Все правильно, точно правильно. При чем тут любовь? Вот сейчас еще раз мордой об стол – убедилась?»

И еще он ей долго не простит своей минутной слабости, и те отношения, которые она тщательно выстраивала четыре года, хотя бы похожие на человеческие, та хрупкая и тончайшая грань и черта, вдоль которой они шли осторожно, как по проволоке, опять грозила лопнуть и исчезнуть, перейти в привычную когда-то плоскость взаимных укоров, претензий и обид. «Ну нет, этого я никак не допущу, – грозно пообещала она самой себе. – И ему не позволю». Потом, уже немного успокоившись, она зашла в комнату к сыну – тот прилип к монитору.

– Новая игра, мам! Папа купил, – смущенно, скороговоркой пробормотал мальчик.

Она поцеловала его в жесткую макушку и спросила:

– Обедать будешь?

– Нет, мы поели, мам.

– Опять эти чудовищные булки с котлетой, – вздохнула она.

– Угу, – кивнул мальчик.

– И тебе не до меня, – грустно подытожила она.

Потом она пошла в спальню и закуталась в одеяло – плотно, подоткнув края под себя, – детская привычка. «Надо постараться заснуть – у меня будет тяжелая неделя. Я не позволю ему опять вторгаться на мою территорию. Слишком дорого я заплатила за свой покой. Я не должна жалеть его и думать о нем. За что его-то жалеть? Впору пожалеть себя – одинокая, разведенная и, увы, немолодая женщина».

Он ехал за город на своей распрекрасной машине (господи, если бы мальчишкой он мог себе это представить), ехал в свой красивый и добротный дом, к молодой и длинноногой жене, и не было человека несчастнее его.

«Все нормально, все о’кей, – убеждал он себя. – Я все еще молод, здоров, ну у кого не бывает проблем? Все разрешится, все ерунда». Он лукавил – проблемы были о-го-го какие серьезные. И конечно же, он отчетливо представлял, чем все это может обернуться. А может, пронесет, как бывало не один раз? И еще он ненавидел себя за слабость перед той женщиной. Вот перед ней он не может оказаться неудачником. Не имеет права. Перед ней – нет, а перед своей нынешней женой? Тем более – нет. Он рассмеялся, она и полюбила его за то, что он богатый и сильный, а та – та его за это разлюбила. Вот так. Он въехал в поселок, и перед ним услужливо поднялся шлагбаум. Пультом он открыл тяжелые чугунные ворота и увидел свой дом во всей красе – светлые бежевые стены, поперечные темные балки, черепичную терракотовую крышу, молодые пушистые сосны и изумрудную яркую лужайку – даже зимой. На минуту замер и залюбовался всем этим. Это был дом его мечты. Он сам его придумал, предусмотрел все мелочи. Ему казалось, что он должен быть в нем счастлив. Он так на это рассчитывал. В кармане пальто заверещал телефон. Номер звонившего был засекречен, но он знал, кто звонит.

– Тебе дали неделю на все, – тихо и внятно напомнил голос. – Ты не уложился. Теперь догадайся, что дальше. Чего молчишь?

Он не отвечал. Есть еще два дня, нет, уже полтора, но он понимал, что вряд ли что-либо изменится. Он уже сделал все что мог, или, вернее, чего не смог.

Спокойным и приятным мужским баритоном трубка продолжала:

– Долг придется отдавать. Понимаю, не хочется. Так что готовь документы. Во вторник приедем с нотариусом. Будешь подписывать.

– А если нет? – глупо спросил он.

– Не дури, – посоветовал баритон, – подумай о том, что в жизни дороже денег.

– Философ, блин! – Он нажал на «отбой» и шваркнул телефон на сиденье.

Минут через двадцать он вышел из машины и зашел в дом. Там громко работал телевизор. Молодая жена лежала на диване и ела виноград.

– Привет, – бросила она.

Он кивнул и поднялся на второй этаж, в свой кабинет. С лестницы крикнул:

– Сделай потише!

Жена не услышала. Он сел за стол и стал просматривать бумаги. Ничего нельзя сделать. Ничего. Таких денег он достать не смог. Ни дом, ни машина ничего не покрывали. За все приходится платить. За все ошибки. Готов он к этому или не готов, а деваться некуда. На него навалились дикая усталость и тоска, поразила мысль о том, что он сам хочет, чтобы все поскорее закончилось. Это потом он будет думать о том, как жить дальше. Только бы на это все остались силы. И еще он подумал, что сейчас надо спуститься и объясниться с женой. Это показалось ему самым невыносимым.

Телевизор продолжал греметь на весь дом, он взял пульт и выключил его. Жена оскорбленно вскочила с дивана.

– Слушай, детка, нужно серьезно поговорить, – начал он.

– Для начала тебе надо научиться уважать меня, – с пафосом произнесла она.

У него едва не вырвалось: «За что?» Он кашлянул и, глядя в окно, начал:

– Дело в том, что, ну, в общем, так повернулось – я потерял бизнес. – Он замолчал, не зная, что говорить дальше. – Наступают нелегкие времена, и жизнь наша должна в корне измениться.

– Что это значит? – Она испуганно смотрела на него.

– Это значит, что я остаюсь не у дел, и все наши привычки должны измениться коренным образом. Весь наш образ жизни. Я, конечно, что-нибудь придумаю, по-другому и быть не может, а пока… – говорил он уже четко и почти уверенно.

– Что значит – «пока»? А дом, а машина, а прислуга? – хрипло запричитала жена.

– В жизни все случается, – как можно мягче произнес он. – Значит, пока все будет по-другому. Ты же не всегда жила в этом доме, и у тебя не всегда была прислуга.

– Но я привыкла к этому, ты меня к этому приучил, я уже не смогу по-другому. – Она начала плакать, и он уже почти пожалел ее. – Не навсегда, а на сколько? – опять закричала она. – Мои годы бегут, кому я скоро буду нужна? Ты обманул меня!