Вася Клиншин по кличке Клин сидел в шезлонге на берегу бассейна, расположенного на территории большого греческого отеля, и глазел на цыпочек, плескавшихся в воде. Издали в своих разноцветных бикини они напоминали экзотических рыбок, которых Вася держал дома в огромном аквариуме, украшенном кораллами и пятнистыми раковинами.

Обзор был отличный, коктейль, который притаранил ему личный адъютант Ося Пискарев, вкусно пах и щекотал язык «бульбушками». Вася вытащил из бокала бумажный «зонтик» и хотел было бросить его на пол, но передумал. Жена нещадно ругала его за свинство и, вишь ты, приучила-таки к культуре поведения.

Он хмыкнул, воткнул «зонтик» обратно и тут услышал трель своего мобильника.

– О, Наташка! – радостно воскликнул Клин, приложив трубку к уху. – А я, представь, только что о тебе думал.

– И что же ты думал? Небось радовался, что я в Москве осталась и ты можешь на пляже представляться холостяком.

– Глупости говоришь. Кроме того, я на пляже еще не был. Туда, блин, идти надо. Так что я пока в бассейне купаюсь. Тут, Наташка, так прикольно! В ресторане всякой лабудой кормят! Прикинь: жареная треска с чесноком у них фирменное блюдо. А знаешь, как будет «Здравствуйте»? «Я сас». А если по-простому, то – «я су». Как с кем поздороваешься, потом ходишь, живот надрываешь.

– Смотри только, не напивайся в ресторанах, – ворчливо заметила Наташка. – А то я тебя знаю.

– Ты чего? Да я водки ва-аще в рот не беру. Вот винцо за обедом... Но ведь ехать в Грецию и не пить вино – грех же смертный. А вечером я употребляю только чай. Прикинь, он такой красный и называется каркаде. На попугаях они его, что ли, настаивают?

– Попугаи – какаду, – сердито сказала жена. – А каркаде – это лепестки суданской розы. Господи, Васька, какой же ты темный! Кстати, ты мне клятвенно обещал, что возьмешь с собой на отдых книжку. И ведь не взял!

– Да я куплю, – тотчас нашелся Клин. – Тут русских туристов как собак нерезаных. И книжки русские продают прямо в гостинице. Вот ща пойду и выберу себе какую-нибудь.

– Честно?

– Ну, честно.

Они еще некоторое время обменивались новостями и закончили беседу уверениями в вечной любви. Завершив звонок, Клин поставил пустой бокал на пол и, кряхтя, начал подниматься. Ося Пискарев мгновенно подскочил к нему, угодливо наклонив голову:

– В бар? Или в номер?

– Книжку пойду покупать, жене обещал окультуриться, – беззлобно проворчал хозяин. Ему было приятно подчеркнуть, что супруга проявляет о нем такую заботу.

Они вошли в кондиционированную прохладу вестибюля и проследовали к магазинчикам, где торговали золотыми украшениями и изделиями ручной работы. Здесь же, в углу, притулился и продавец книг. Русскоязычные издания лежали отдельно и выглядели внушительно.

– Русские читают самые толстые книжки, – не без гордости заметил Клин и взял в руки огромный ярко-оранжевый том. Цвет обложки показался ему многообещающим. – Чего тут у нас? – Он переломил бровь и вслух прочитал: – «Улисс». Что это за хрен с маком? А, вспомнил! Улисс! Это тот перец, который сочинил «Войну миров», я недавно кино смотрел, так что читать уж точно будет неинтересно. О, еще фантастика!

Эта книжка ему понравилась больше, потому что на обложке были нарисованы драконы. Клин открыл ее на середине и прочитал: «Вечерняя заря на Бликстикмагке окрасила небо зеленым светом, но вскоре он потух, и стало темно, как в норе дракобопуса. Паукообразные твари миногрызы выползли из своих нор, чтобы полакомиться теплокровными. Астронавты спали возле потухшего костра, а их часовой, распиленный на несколько частей хохлатым хахрадинусом, неровной кучкой лежал под кустом аюпуса».

– Нет, эту тоже не хочу, – вслух сказал он. – Здесь слишком много жестокости. Наташка это не одобрит.

– Босс, а возьми лучше детектив. Во, где пистолет нарисован. Тоже книжка!

Клин протянул лапу и схватил сборник рассказов Агаты Кристи.

– Эту Агату все хвалят, – задумчиво произнес он. – Хотя, говорят, она ужасно старая, – взбурлил страницы и уткнулся взглядом в какой-то абзац.

Текст вовсе не соответствовал его представлениям об интересном детективе. Это оказалось занудное описание оперы – и первый акт, и второй... А слово «тоска?» почему-то было написано с большой буквы – Тоска. Господи, во все эти строчки нужно было вникать, а вникать ужасно не хотелось. В конце концов он выбрал наугад какую-то тетку, Эрих Марию Ремарк, потому что продавец, увидев, что Клин заинтересовался товаром, начал показывать ему большой палец. Судя по всему, этому жесту туристы научили его совсем недавно и новизна еще не пропала.

Держа книжку под мышкой, Клин возвратился к бассейну, отпустив Пискарева в автобусную экскурсию по городу. Приедет – расскажет, стоит ли валандаться с гидом или лучше взять тачку напрокат и самим покататься по центру. И впрямь не может же он просидеть весь отпуск в отеле? Наташка с него шкуру спустит! Он уселся в незанятый шезлонг, блаженно потянулся и прикрыл глаза, устроив Ремарка на пузе.

Справа, чуть позади него, о чем-то вполголоса переговаривались два мужика. Клин прислушался и хмыкнул – тоже русские. О чем они беседуют, было неясно, но отдельные слова долетали до него и дразнили воображение. Наконец он понял, что эти двое тоже говорят о книгах. Вернее, об одной какой-то книге – редкой. Он даже услышал слова, сказанные священным шепотом: «Миллион долларов».

Клин хмыкнул и покрутил в руках свое приобретение. До сих пор ему и в голову не приходило, что книги могут стоить больших денег. Ну, редкие там – да. Но все-таки не столько. И чего с ними, редкими, делать? Вот купил ты книгу за миллион, положил ее на полку и ходишь мимо. Какой с нее толк? Да и вообще – на какую полку? Вдруг ее с этой полки кто-то утащит? Получается, ее следует в банк класть, в ячейку. И нужна она тогда, эта книга, как собаке пятая нога. Лучше уж хранить в сейфе бриллианты. Придешь когда – полюбуешься, как они горят и играют. А при тусклом электрическом свете и вовсе кажутся волшебными. И в деньги бриллианты можно обратить в любой момент. А книжку кому продашь? Жди какого-нибудь аукциона...

Между тем двое его соотечественников действительно вели разговор на интереснейшую тему.

– Я два года назад останавливался в этом отеле, – сообщил Эдуард Кудрявцев своему новому знакомому, пожилому господину, одетому в шорты и льняную рубашку.

У господина были довольно длинные волнистые волосы с яркой проседью и небольшая бородка. Внимательные глаза и одухотворенное лицо делали его похожим на один из портретов Ван Дейка. Несмотря на то что вокруг этого человека не вились умопомрачительные девицы и не ходили кругами телохранители, было ясно, что он состоятелен и знает себе цену. Его звали Николай Шамшура, он так и представился, легко и как-то мимолетно пожав протянутую ему руку. О том, чем занимается, он не сказал ни полслова.

Эдуард Кудрявцев в начале знакомства тоже, впрочем, не особо распространялся о себе, хотя о его достатке вопила буквально каждая вещь – часы известнейшей швейцарской фирмы, легкие кожаные сандалеты, очки с известным лейблом на дужке и антикварный перстень на мизинце.

– Да, официант вас явно узнал, – кивнул Шамшура. – Очень обрадовался. Дружелюбные люди, эти греки!

– Он не то чтобы обрадовался, – возразил Кудрявцев, провожая глазами высоченную девицу, которая шла вдоль бортика бассейна, виляя тощими бедрами и размахивая полотенцем. – Он выражал свой восторг и изумление по поводу моего чудесного исцеления.

Шамшура повернул голову и впервые внимательно посмотрел на своего собеседника.

– Выглядите вы неплохо, – скупо обронил он, но глаз не отвел, явно ожидая продолжения.

– Сейчас – да. А вот год назад...

Кудрявцев хмыкнул и прикрыл глаза, словно вспоминая о чем-то забавном. Потом встрепенулся и протянул руку к барсетке, которая висела у него на поясе. Достал оттуда толстенькую записную книжку, а из книжки – фотографию. И протянул новому знакомому: