Она напоминала себе, что, даже если здесь был кицунэ, и это был он, это не означало, что все изменится. Проклятие оненджу повредило его воспоминания, но в этот раз он возродится без вмешательств. Оставался шанс, что он не будет чувствовать к ней то, что чувствовал раньше.

Прикусив губу, Эми остановилась в паре шагов от блестящего пруда. Яркие утки лениво расходились, не приближаясь к гостье. Она смотрела на рябь на воде, затерявшись в мыслях, в водовороте эмоций.

Кожа на шее сзади покалывала. Она вскинула голову, вдруг осознав. Эми развернулась и посмотрела на ветки дерева рядом с ней, где сто лет назад он обвинил Аматэрасу в том, что она приходит к нему, только чтобы поглядеть на пруд.

Но ветви были пустыми, их украшали только бледные цветы.

Она опустилась на землю, обхватила колени руками. Эми могла весь день бродить по землям храма, но охватить лишь долю территории. Она никогда не найдет одного кицунэ, особенно, если он не хочет, чтобы его нашли.

Если он вернулся, он ведь захочет увидеть ее?

Эми закрыла глаза и сосредоточилась на тепле солнца на лице. Она не могла больше думать об этом. Она не могла справиться с терзающими эмоциями. Ее грудь болела, сердце сжималось. Все было непонятным, слишком сомнительным — ее жизнь, будущее, место в мире. Теперь, надеясь так отчаянно, что все тело болело, она не могла выдержать еще больше неуверенности.

Она легла на траву и подложила руку под голову. Она отдохнет минутку и продолжит поиски. Солнце было теплым, ветерок напоминал о лете, шелест листьев успокаивал. Усталость окутала ее, утомительный день и беспокойная ночь давили на нее не меньше бесконечной тревоги и надежды.

Она не поняла, что задремала, пока в сонные мысли не пробралось осознание. Спина болела от твердой земли, но неудобство было легко терпеть с теплом солнца на коже.

А потом ее лица коснулось что-то, не похожее на солнце.

Легкое, как перышко, прикосновение убрало пряди волос с ее лба.

Она открыла глаза.

Он сидел рядом с ней, опустив голову на одну руку, другая ладонь зависла над ее лицом. Его лисьи уши были склонены к ней, ветерок играл с его волосами, бросал белые пряди на рубиновые глаза.

Она смотрела на него, сердце ударялось о ребра. Невозможно. Это было невозможно. Этого не могло быть.

— Это сон? — прошептала она.

Он задумчиво склонил голову.

— А тебе кажется, что это сон?

Его голос, такой знакомый, такой желанный, причинил ей физическую боль. Две слезы покатились по ее лицу в волосы.

— Да, — прохрипела она.

Пауза.

— Хороший сон?

— Да, — слово прозвучало почти как всхлип. Его лицо было таким, как она помнила, каждая черта, каждая линия. — Лучший сон.

Он склонился над ней и заглянул в душу.

— А если это не сон?

— Я умру от счастья.

— Ох, тогда это сон, — угол его губ приподнялся. — Но тебе не нужно просыпаться, если не хочешь.

— Не хочу, — она подняла ладонь к его лицу, но пальцы замерли в дюйме от его щеки, дрожа. Пролилось еще больше слез. — Если я тебя коснусь, ты будешь настоящим?

Его ладонь обхватила ее руку, прижала ее ладонь к его лицу. Его кожа была теплой, плотной, живой. Его ладонь была теплой, плотной, сильной. Эми задрожала всем телом, их горла вырвался всхлип.

— Ты действительно здесь? Ты живой?

Он закрыл глаза, прижимая ее ладонь к своему лицу, его грудь вздымалась и опадала от глубокого медленного дыхания.

— Да. И ты здесь, — его глаза открылись, в них были тени. — Ты… помнишь меня?

— Я тебя помню, — хрипло сказала она. — Я помню все. Я обещала, что не забуду тебя.

— Да, — тихо сказал он. — Обещала.

Они задвигались одновременно. Она начала садиться и тянуться к нему, он поднял ее с земли себе на колени. А потом его руки обвили Эми, прижимая ее к нему, и ее руки обхватили его, сжимая не менее крепко. Она уткнулась лицом в его плечо и плакала, сдерживать слезы уже не было сил. Потрясение сотрясало ее, такое сильное, что Эми едва могла ощущать что-нибудь еще.

Он был жив. Он обнимал ее. Она была в его руках, а он — в ее. Он был жив. Он был жив.

— Я думал, ты забыла меня, — прошептал он, прижимаясь лицом к ее волосам. — Я был уверен, что ты меня не узнаешь.

— Я не могла тебя забыть, — она подняла голову, слезы текли по лицу. — Я не переставала думать о тебе все эти семь лет.

— Семь лет? Прошло столько времени?

— Ты… не знал? Как давно ты вернулся?

Он прищурился.

— Я помню снег, так что… пару месяцев назад?

Эми провела пальцами по его челюсти, нуждаясь в прикосновении к нему, боясь, что он исчезнет, если она отпустит его.

— Как ты вернулся так быстро? Юмей сказал, что на это уйдет не меньше века.

— Юмей — пессимист, — на его лице мелькнуло и угасло веселье. — Думаю, я вернулся слишком рано. Моя ки… — он скривился и тряхнул рукой. Огонек вспыхнул над его пальцами и угас. — Я слаб, как кодама в пустыне. Я слишком слаб, чтобы покидать защиту этой долины, но сила медленно возвращается.

Он скользнул по лицу Эми, казалось, что он пил ее, словно умирал от жажды годами.

— Но мне нужно было вернуться, пока не поздно, и увидеть тебя еще раз. Хотя я не думал, что ты будешь помнить меня, мне нужно было убедиться, что ты выжила.

— Я выжила, потому что ты спас меня, — прошептала она. — И позже я на тебя накричу за то, что ты поступил так глупо и безрассудно.

Он невинно вскинул брови.

— Но это ведь сработало?

Эми невольно рассмеялась. Она еще смеялась, когда его рот нашел ее и поймал ее губы в отчаянном поцелуе.

Ее руки обвили его шею, пальцы запутались в его волосах. Она целовала его с таким же пылом, семь лет подавляемых горя и тоски вырвались из-под контроля. Она не могла оторваться, не могла отпустить его. Эми могла бы счастливо целовать его до конца мира.

Его ладони скользнули по ее спине и поднялись к шее. Он скользнул пальцами по ее волосам, от корней до кончиков, и прошептал в ее губы:

— Твои волосы короче.

Она отклонилась и убрала челку в сторону. Он следил за движением, и Эми покраснела от смущения.

— Мне нравится, — его ладонь вернулась на шею Эми, пальцы сомкнулись вокруг ее волос. Он склонил ее голову назад и снова прижался к ее губам, его поцелуй был глубоким и голодным. Позже он поднял голову, ослабил хватку на ее волосах. — Ты изменилась, пока меня не было.

— Возможно, — она разглядывала его лицо. — Ты тоже немного другой.

Он склонил голову, уши дрогнули.

— Да?

Эми улыбнулась от движения. Он много времени провел как лис, и, видимо, лисьи повадки к нему прицепились.

— Да. Но я не знаю, насколько. Но у нас много времени…

Она замолчала, чуть не упустив страх, мелькнувший в его глазах. Она сказала «много времени». Но для него человеческая жизнь была мгновением.

— Широ… — она замолчала, коснулась пальцами метки на его щеке. — Инари.

Имя ощущалось странно на ее языке, но Эми смотрела на него и знала, что так правильно. Он больше не был Широ. Он не был очаровательным и хитрым ёкаем, появившимся в ее спальне вместо белого лиса. Он все еще был тем ёкаем, но не сломленным, не исцеляющимся. Он был Широ, но он был больше, чем Широ. Он снова был целым.

Она глубоко вдохнула.

— Когда ты сказал… той ночью, когда ты сказал, что был бы со мной навеки… и любил бы меня до самого конца, ты был серьезен?

Его глаза потемнели, прожигая ее душу.

— Серьезным было каждое слово.

— И… ты все еще так думаешь?

— Слово в слово, — он притянул ее ближе и уткнулся носом в ее волосы. — Эми, я не знал страха ужаснее, чем когда подумал, что опоздал спасти тебя той ночью. Я бы уничтожил все царства, если бы это позволило мне навсегда быть с тобой.

Она с силой прикусила губу, борясь с всхлипами, что поднимались в груди. Что она сделала, чтобы заслужить такую сильную любовь? Сглотнув, она прошептала:

— Инари, я… теперь не совсем человек.

Он вскинул голову.