Они шли и шли. Из-за раненых движение происходило очень медленно. За Редоном и его компаньоном пристально следили, хотя офицер куда-то исчез и, казалось, не проявлял к ним больше интереса. Очевидно, ему не терпелось снять с себя ответственность.

Наступил день. Солнце поднялось высоко и теплыми лучами освещало долину. Печальный Маньчжурский край походил на пустыню. Вдруг легкий ропот пронесся по колонне. Низкорослые японские солдаты, мужественно выполнявшие свой долг, хоть и старались держаться бодро и уверенно печатать шаг, на самом деле устали, были голодны и хотели пить.

— Мукден! — со вздохом облегчения произносили они.

Показались белые стены большого города, древней столицы маньчжуров, откуда некогда вышла династия, правившая Китаем в течение трех столетий, колыбель, хранившая могилы суверенных[25] особ, что-то вроде Мекки[26] на Дальнем Востоке. Это был вход в новый мир. Сквозь дым пожаров, плывший по воздуху, как облака, виднелись башни, колокольни и колонны, вонзавшие свои белые шпили прямо в небо.

Возникла заминка. Проходы в двух стенах, окружавших город, оказались настолько узкими, что армия-победительница с трудом протискивалась внутрь.

Кажется, русские оставили город. Возможно, они собрали войско где-то дальше по направлению к Харбину[27] или Владивостоку, чтобы еще раз испытать судьбу.

Небольшая колонна, зажатая среди батальонов, где офицеры перемешались с толкающими друг друга солдатами, постепенно втянулась в город. При ближайшем рассмотрении он оказался вовсе не таким красивым, как издали, и скорее напоминал большую свалку.

Внезапно колонна остановилась перед небольшим черным зданием — казармой или монастырем. Пленников впихнули внутрь под мрачные своды. Редон и Буль-де-Сон очутились в просторном помещении, похожем на казематы, где находилось около сотни живых существ. Протестовать не имело смысла, и французы стали пробираться сквозь толпу. Кого здесь только не было — встречались представители всех национальностей русского Востока, мужики с Волыни, казаки и кавказцы, все те, кто жил на берегах Черного и Балтийского морей, и сибиряки, а также жители приграничных с Афганистаном районов и с берегов Оби и Волги. Все эти несчастные когда-то приехали сюда, поверив в победу. Теперь они выглядели ужасно: грязные, измученные, они давно потеряли человеческий облик. Посеревшие лица и потухшие глаза — ни одного из них не узнала бы и родная мать. Дух смерти и проклятья витал над толпой.

И надо же было попасть сюда Полю Редону, миллионеру, сколотившему богатство на Аляске, и юному Буль-де-Сону, настоящее имя которого было Атанас Галюше, пареньку с пустыми карманами, но добрым сердцем и открытой душой. Увиденное произвело на юношу неизгладимое впечатление. Он попытался подыскать не самое грязное место своему хозяину. Это оказалось нелегко. Повсюду валялись несчастные, у которых уже не было сил, а может быть, и желания передвигаться или реагировать на что-либо. Стояла страшная вонь от рвоты и испражнений, стены вызывали отвращение при одной лишь мысли о прикосновении.

Но Поль не жаловался. Ни единый мускул не выдал его страданий. Буль-де-Сон нашел наконец прямо над бойницей подходящий камень, на который вполне можно было присесть. Там, во всяком случае, они смогут отдохнуть и подышать свежим воздухом. Сначала Редон воспротивился, считая, что есть другие, кто слабее его. Но юноша не хотел ничего слушать.

— Послушайте, патрон, мне надо еще походить тут по сторонам, поэтому я должен знать, что вы здесь, чтобы я мог найти вас в любой момент. Будьте так любезны, сядьте на этот булыжник и ведите себя благоразумно, ожидая меня… Не бойтесь, я вас не брошу, но я хочу разведать, что происходит вокруг.

Редон, не любивший спорить, подчинился. Он уселся на камень и, будучи безразличным ко всему, что его окружало, вскоре погрузился в свои мысли.

Буль-де-Сон тем временем размышлял вслух:

— Для начала надо пошире открыть глаза и уши. Японцы не людоеды, стало быть, у них нет желания откормить нас как следует. Они оставили весь этот люд подыхать от голода либо от какой-нибудь эпидемии, которая вот-вот может вспыхнуть, и тогда будут освобождаться места для других. Все эти существа отупели и одичали, кроме нас с патроном. Мы двое пока не потеряли здравого рассудка, и надо им воспользоваться. Сначала обследуем место.

Юноша стал продвигаться, перешагивая через уставших людей. Большинство спали теперь крепким сном. Иногда он случайно задевал кого-нибудь, и тот невнятно ворчал. Некоторые лежали с открытыми глазами, но их безразличные взгляды равнодушно следили за ним.

Юноша попробовал поболтать с пленниками о том о сем, но ничего не получилось. Он обращался к ним, люди бормотали что-то в ответ, и на этом диалог заканчивался.

Буль-де-Сон дважды обошел зал. Конечно же это была тюрьма, вернее, некая разновидность монастыря ламы[28] — с нишами в стенах. Лица узников, искаженные гримасами, были, увы, далеки от буддийской невозмутимости…

Внезапно послышался металлический звон, засов отодвинулся, и в отворившуюся дверь ввалилась новая группа пленных.

— О! Не надо больше! — простонал юноша.

И вдруг ему в голову пришла безумная идея. Воспользовавшись слегка приоткрытой дверью, толстяк одним прыжком оказался снаружи. Тотчас раздались резкие выкрики, и солдаты с остервенением набросились на беглеца. Видимо, японцы обладали повышенным чувством ответственности и не могли допустить, чтобы кто-то из пленных бежал. Мгновенно скрутив юношу, они попытались водворить его обратно, но тот отчаянно сопротивлялся, крича во все горло:

— Ко мне! На помощь! Убивают!

Никто его не понимал, однако резкие крики разожгли ярость людей. Пятьдесят против одного… Буль-де-Сон кричал, что он француз, что его должны уважать, что он будет жаловаться послу… в Мукдене. Все оказалось напрасно. Увидев белого и приняв его за русского, толпа навалилась и наверняка задавила бы несчастного, как вдруг кто-то резко спросил:

— Nani ga desuka?[29]

Почти задохнувшийся Атанас Галюше с трудом различил японского офицера и сразу же узнал его по золотым галунам[30] на каскетке. Тот, бросившись в самую гущу дерущихся, оттолкнул нападавших. Он говорил, говорил без умолку, и солдаты наконец сгруппировались вокруг него. Толпа оказалась недовольна подобным вмешательством — как же, у них отняли добычу! Люди возмущались, кидались на солдат, которые тем временем образовали квадрат вокруг чужеземца.

Подошел другой офицер и заговорил с первым. Буль-де-Сон внимательно наблюдал за ними, не понимая ни слова. О чем, черт побери, они говорят? Похоже, офицеры, нет, не спорили, а скорее что-то живо обсуждали. Первый офицер носил галуны капитана, второй — лейтенанта, тем не менее лейтенант говорил гораздо громче и настойчивее капитана.

«Тьфу ты, черт! — подумал юноша. — Чем это все обернется?»

Однако у него не было времени на размышления, поскольку двое офицеров, похоже, пришли к согласию. Лейтенант громко и четко отдал приказ, который понравился толпе. Она встретила его слова радостными и одобрительными возгласами.

— Вот дьявол! — проворчал Буль-де-Сон, пародируя Кромвеля[31], сам не подозревая об этом. — Уж не поведут ли меня, случайно, на казнь?

Солдаты сомкнули ряды вокруг пленного. О бегстве нечего было и думать. Несчастному оставалось лишь смиренно дожидаться решения своей участи. Однако даже в таком окружении юноша думал лишь о том, как бы найти выход из создавшегося положения. Возможно, ему представится такой случай.