— Наверное, мне просто не хотелось, чтобы ты разозлилась.

Ее прищуренные глаза заблестели.

— А я думаю, что тебе как раз хочется этого или хотелось. Мне кажется, что тебе нравится бередить душу. Ну а если ты делаешь это сейчас ради того, чтобы отвлечь мои мысли от небольшой неприятности, которая со мной случилась, я имею в виду то, что меня чуть было не изнасиловали, то можешь не беспокоиться.

— Я считаю, — сказал Рид, подходя к ней и прикладывая мешочек со льдом к ее покрасневшей щеке, — ты достаточно благоразумна, чтобы понять, чем продиктованы мои поступки, и адекватно реагировать на них.

Угрюмо сверля глазами пуговицу его маскировочной рубашки, Камми вздохнула:

— Я так устала быть благоразумной.

В охватившем его оцепенении Рид ощущал, как по жилам медленно струится кровь.

— И все-таки скажи мне, — осторожно спросил он, — ты довольна своей победой?

Камми перевела взгляд на его лицо, и Рид заметил, как потемнели разноцветные глаза колдуньи. Ее губы, такие нежные и изысканные, бесконечно зовущие, приоткрылись для бесшумного вдоха. Ее грудь с отчетливо вырисовывавшимися, постепенно напрягавшимися сосками приподняла тонкую ткань обтекавшей ее рубашки. Каждое сухожилие сжалось, отвечая на призыв ее тела, и Рид невероятным усилием заставил себя окаменеть, наглухо закрыв все выходы мучительному желанию.

Неожиданно Камми забрала у него мешочек со льдом и, продолжая прижимать его к щеке, резко повернулась и пошла в другой конец комнаты. Она села на диван и обхватила себя свободной рукой за плечо, закрыв грудь.

Это совершенно очевидно доказывало, что она вполне понимала Рида. Теперь он в этом убедился, и было бы глупо закрывать глаза и думать о другом. Он чувствовал, что нужен какой-нибудь предлог, чтобы заняться с ней любовью, любой предлог. Это было не просто желание, если желания вообще бывают простыми, была потребность утешить ее, облегчить ее страдание. Однако Рид прекрасно сознавал: в высшей степени самонадеянно полагать, что его мужская сущность обладает целительной силой.

После недолгого молчания Камми сказала натянуто:

— О какой победе может идти речь? Помощница юриста, которая нашла документы о разводе, уехала из города. А вместе с ней исчезли и все доказательства того, что фабрика принадлежит мне. Так что в данный момент на коне оказался ты.

— Я слышал об этом. Мне звонили из «Лейн, Эндикотт и Лейн». Ты считаешь, что я имею какое-то отношение к исчезновению этой девушки?

— Кому же еще это может быть так выгодно, как не тебе?

— Если разобраться, то, и кроме меня, найдутся заинтересованные в этом.

— Кит ничего о ней не знал, иначе зачем ему надо было являться сюда и набрасываться на меня.

— Как посмотреть, — ответил Рид, не сводя с Камми проницательного взгляда. — Он вполне мог так действовать не из-за денег, а из каких-то других соображений.

— Я в этом очень сомневаюсь.

— Поверь мне, — сказал он, — это не исключено.

Ее глаза, смотревшие прямо ему в лицо, слегка расширились, и в следующее мгновение Камми отвела взгляд.

— Похоже, тебя нисколько не волнует, что люди подумают, будто это ты избавился от Джанет Бейлор.

— Люди или ты?

— И люди, и я. — Камми отказывалась придавать разговору личный характер.

Мысли Рида уже повернули в другом направлении, и он рассеянно произнес:

— А почему, собственно говоря, меня это должно волновать?

— А почему бы и нет? — сурово заметила Камми.

Он встретился с ней взглядом.

— У меня столько же упрямой гордости, сколько у любого другого мужчины, если не больше. Так что вряд ли кто-то или что-то может заставить меня чувствовать себя виноватым, равно как и вызвать желание доказывать свою невиновность.

— Ты считаешь, что вполне достаточно лишь твоей самооценки? Большинство потребует от тебя кое-чего еще.

— Неужели я так безнадежно глуп, что похитил эту женщину ради того, чтобы получить право собственности на фабрику?

Камми так долго не отвечала, что у Рида защемило в груди. Наконец она проговорила:

— Нет, я так не думаю, хотя и не знаю почему.

Рид не сдержал улыбку.

— Ты веришь мне?

— Только в какой-то степени, — поспешно отозвалась она.

Этого на данный момент было достаточно. Или он ошибался?

Наблюдая за Камми, Рид чувствовал, как в нем растет страстное желание, сокрушительные волны которого одна за другой обрушивались на него. Они снова встретились взглядами, и Риду вдруг показалось, что по лицу Камми скользнула мрачная тень. Тень печали и одиночества — невольная вспышка острой тоски, отражавшая томившиеся в душе чувства. Однажды он дал им выход и с тех пор попал в плен к ним. Он знал, что не сумел достичь — впрочем, как и никто другой, — скрытых глубин этих чувств. Вполне возможно, что эта затея вообще безнадежна. И все же, словно навязчивая идея, его преследовало желание еще раз попытать удачу. Желание, которое, казалось, будет мучить его до самой смерти и даже после нее.

Вероятно, эти размышления не оставили лицо Рида бесстрастным — в глазах Камми промелькнула тревога, и она тотчас отвела их. Потом поднялась с дивана и направилась к дверям, ведущим в спальню.

Он было рванулся вслед, но заставил себя остановиться. Слова, которые он произнес как можно мягче, раскрыли его чувства гораздо больше, чем ему хотелось.

— Не бойся. Для этого нет никакой причины.

Камми повернула голову, и в ее волосах, скользнувших по спине, запутались радужные блики света.

— Ты постоянно бродишь вокруг моего дома. Мало того, что вторгаешься в него, когда пожелаешь, ты испытываешь мое терпение. Ты хочешь уничтожить все, чем я дорожу. Ты избиваешь людей, появляешься неизвестно откуда среди ночи. Не бояться? Да я должна бежать сейчас по берегу и что есть мочи звать на помощь. Бог знает, почему я этого не делаю.

— Потому что ты смелая, — улыбнулся он, — и гордая.

— И совсем не поэтому, — сказала Камми, мотнув головой.

— Тогда почему же?

В уголках ее губ заиграла лукавая полуулыбка.

— Из-за любопытства. Не за этот ли грех Ева была изгнана из рая?

Рид вдруг почувствовал, как застывает его лицо, словно покрывается коркой льда, но сделать ничего не мог. Он повернулся к ней спиной и снова принялся выдвигать ящики буфета. Обнаружив наконец то, что искал, он достал два стакана, наполнил их двенадцатилетним шотландским виски и одним глотком отпил из одного чуть ли не половину содержимого. Потом подошел к Камми и подал ей второй стакан. И только после этого спросил:

— Ты удовлетворена? Я хотел сказать, ты удовлетворила свое любопытство?

Она ответила не сразу. Рид был уверен, что Камми молчит вовсе не потому, что не знает ответа — пытается понять, какой смысл он вложил в свои слова. Этого и следовало ожидать. Ведь он действительно, наперекор всем нормам приличия и здравого смысла, пытался выяснить, насколько широка разделявшая их пограничная полоса.

Камми сделала глоток, и огонь виски обжег горло, по телу пробежала быстрая, колючая дрожь.

— Есть еще несколько белых пятен, — неожиданно сказала она.

— И одно из них — это вопрос, что же мне от тебя нужно?

Рид поворачивал в руках стакан, взбалтывая янтарную жидкость. В душе было смятение.

— Наверное, с этого и следовало бы начать.

— Может быть, меня привлекает твое красивое тело?

Она негромко рассмеялась.

— Вряд ли это так.

— Я рад, — сказал Рид, опрокинул в себя остатки виски и поставил стакан на ближайший столик. — В таком случае ты не станешь считать, что я требую награды за… — не закончив фразу, он подошел к ней.

Наблюдая, как он приближается, Камми застыла, словно изваяние, и только зрачки глаз расширились, а губы приоткрылись. С медлительной осторожностью Рид наклонил голову и заглянул ей в глаза, боясь испугать и боясь, что она оттолкнет его.

Ее теплый чувственный рот, к которому он прижал свои губы, одурманил пьянящей сладостью виски, смешанной со свежим запахом зубной пасты. Рид обнял ее и почувствовал, как тело Камми ответило на это прикосновение, но в следующий же миг Камми снова замерла. Ее губы, согретые нежным поцелуем, начинали оживать. Рид ощутил, как постепенно проходило ее напряжение, и еще ближе притянул Камми к себе. И вот уже каждый изгиб ее тела приник к нему, влился в него, как вливается в форму теплая, податливая глина.