При всей любви к Карен я не могу постичь содеянного. Похищение ребенка нельзя оправдать, и я навряд ли захочу вернуться к ней. Прежде чем принимать решение, я должна узнать о случившемся все возможное. Понятно, что правильнее было бы немедленно вызвать полицию, но иногда правильный поступок не самое лучшее.

– Пожалуй, нам не стоит останавливаться у моего отца, – заявляет Холдер. – Перекантуемся в гостинице и решим, что делать завтра. Летом мы с ним расстались не совсем по-дружески, и у нас хватает своих проблем.

Я киваю, продолжая лежать у него на коленях:

– Как скажешь. Знаю только, что мне нужна постель, я очень устала. Не понимаю, как ты умудряешься не заснуть.

Я сажусь и потягиваюсь, а Холдер въезжает на стоянку гостиницы.

Зарегистрировавшись, он дает мне ключ и уходит за вещами. Я вставляю в дверь карточку и открываю, затем вхожу в номер. Там только одна кровать. Наверное, он так попросил. Мы уже несколько раз спали в одной постели, и попроси он отдельные, нам было бы неловко.

Через несколько минут он приходит с сумками. Я роюсь в своей. К сожалению, я не взяла пижаму, поэтому достаю длинную футболку и трусы.

– Мне надо в душ.

Взяв туалетные принадлежности, я иду в ванную и очень долго стою под душем. Закончив, пытаюсь высушить волосы феном, но я слишком устала. Поэтому завязываю их в конский хвост и чищу зубы. Выйдя из ванной, я вижу, что Холдер распаковывает наши сумки и вешает одежду в шкаф. Он кидает на меня взгляд и, заметив на мне лишь футболку с трусами, невольно смотрит еще раз, но лишь секунду, после чего смущенно отворачивается. Учитывая, какой у меня был день, он деликатничает. Мне не хочется, чтобы он считал меня слабой. В любой другой день он бы уже отпускал шуточки в адрес наряда и дал бы шлепка. На этот раз он поворачивается спиной и вынимает из своей сумки оставшиеся вещи.

– Я тоже сгоняю в душ, – сообщает он. – Я набил ведерко льдом и достал питье. Я не знал, чего ты захочешь. Взял газировку и воду.

Он берет боксеры и, стараясь не смотреть на меня, идет в ванную. Когда проходит мимо меня, я хватаю его за руку. Он останавливается и поворачивается, внимательно глядя мне в глаза.

– Можешь сделать мне одолжение?

– Конечно, детка, – с готовностью отвечает он.

Я подношу его руку к губам и целую в ладонь, затем прижимаю к щеке.

– Знаю, ты беспокоишься за меня. Но если из-за моих злоключений стыдишься влечения и даже не можешь смотреть на меня полуодетую, то мне вообще крышка. Ты единственный, кто у меня остался. Пожалуйста, не изменяй своего отношения.

Он понимающе смотрит на меня и отводит руку от моей щеки. Потом опускает взгляд на мои губы, и в уголках его рта появляется еле заметная усмешка.

– Ты даешь мне «добро» и разрешаешь желать тебя, даже если твоя жизнь превратилась в кошмар?

Он, с улыбкой обняв за талию и придерживая за голову, крепко целует меня. Его поцелуй – самое то в такую минуту. Это единственное, что радует в мире, полном всякого зла.

– Мне правда нужно в душ, – напоминает он между поцелуями. – Но теперь, когда я получил «добро» на прежнее отношение… – Он хватает меня за зад и притягивает к себе. – Смотри не засни, пока я в душе, а потом я постараюсь доказать тебе, какая ты классная.

– Хорошо, – шепчу я.

Отпустив меня, он идет в ванную. Я ложусь на кровать и слышу плеск воды.

Пытаюсь смотреть телевизор, поскольку обычно не имею такой возможности, но не могу сосредоточиться. Миновали эти ужасные двадцать четыре часа, уже взошло солнце, а мы еще не ложились. Я опускаю жалюзи, задергиваю шторы и, нырнув в постель, кладу на лицо подушку. Едва я начинаю засыпать, как чувствую Холдера, который пристраивается сзади. Одну руку он сует под мою подушку, другую кладет мне на бок. Я чувствую, как он прижимается к моей спине теплой грудью и обнимает меня сильными руками. Потом соединяет свои руки с моими и чмокает меня в макушку.

– Я люблю тебя, – шепчу я ему.

Он вновь целует меня в темя и дышит мне в волосы:

– Пожалуй, я тебя больше не люблю. Я почти уверен, что отошел от этого, но пока не готов сказать. Я произнесу это слово в какой-нибудь другой день. Не хочу, чтобы твои воспоминания были связаны с этим днем.

Я подношу его руку к губам и нежно целую:

– Я тоже.

И в новом мире душевной боли и лжи этот безнадежный мальчик каким-то образом вновь умудряется вызвать у меня улыбку.

Воскресенье, 28 октября 2012 года

17 часов 15 минут

Мы просыпаем завтрак и обед. Ранним вечером Холдер входит с едой, и я ощущаю волчий аппетит. Больше суток не ела. Он придвигает к столу два стула и вынимает из пакетов еду и напитки. Он купил то, что я заказывала вчера после выставки, но до еды тогда так и не дошло. Я снимаю крышку со стакана с шоколадным коктейлем и вволю пью, потом разворачиваю гамбургер. Из пакета выпадает листок бумаги. Я поднимаю и читаю:

Не хочу потакать твоему эго только потому, что у тебя больше нет телефона и твоя жизнь полна драм. В футболке и трусиках ты выглядишь совсем по-домашнему. Очень надеюсь, что сегодня ты купишь пижаму с носками, чтобы мне не пришлось всю ночь глазеть на твои девичьи ноги.

Когда я кладу записку и смотрю на него, Холдер ухмыляется. Ямочки на щеках так милы, что я наклоняюсь и лижу одну.

– Что это было? – со смехом спрашивает он.

Я откусываю от гамбургера и пожимаю плечами:

– Хотелось с первой встречи.

Он с самодовольной улыбкой откидывается на стуле:

– Тебе захотелось лизнуть меня в лицо с самой первой встречи? Так ты и делаешь, когда тебя влечет к парню?

– Не в лицо, а в ямочку, – уточняю я. – И вообще, ты единственный, кого мне жутко захотелось лизнуть.

– Отлично, – ухмыляется он. – Потому что ты единственная, кого мне захотелось любить.

Боже правый! Он не сказал прямо, что любит меня, но это слово в его устах заставляет мое сердце трепетать. Скрывая улыбку, я откусываю от гамбургера и молчу. Я еще не готова ответить.

Мы доедаем в тишине. Я встаю и убираю со стола, потом подхожу к кровати и обуваюсь.

– Куда ты собралась?

Он наблюдает, как я завязываю шнурки. Я отвечаю не сразу, потому что сама не знаю. Мне просто хочется выйти из номера. Покончив с делом, я встаю, подхожу к нему и обвиваю руками.

– Хочу прогуляться. И хочу, чтобы ты пошел со мной. Я готова задавать вопросы.

Он целует меня в лоб, берет со стола ключ:

– Тогда пошли.

Он сплетает наши пальцы.

Рядом с гостиницей нет ни парка, ни прогулочных дорожек, и мы идем во внутренний двор. Вдоль бассейна стоят кабинки для переодевания, все пустые. Он ведет меня к одной из них. Мы садимся, и я, глядя на бассейн, кладу голову ему на плечо. Сейчас октябрь, но погода довольно теплая. Я засовываю руки в рукава футболки и обхватываю себя, прижимаясь к нему.

– Хочешь, расскажу, что помню? – спрашивает Холдер. – Или спросишь сама?

– То и другое. Но сначала послушаю.

Он обнимает меня, поглаживая пальцами плечо и целуя в висок. Неважно, сколько раз поцелует, – мне все как впервые.

– Все это кажется нереальным, Скай. Поверь. Последние тринадцать лет я ежедневно гадал, что с тобой случилось. Подумать только – семь из них я жил в двух милях от тебя. До сих пор в голове не укладывается. А теперь, когда ты здесь и я рассказываю тебе обо всем, что произошло… – Холдер вздыхает, и я чувствую, что он уперся головой в дерево. Немного помолчав, он продолжает: – Как только машина скрылась, я пошел в дом и сказал Лесс, что ты с кем-то уехала. Она все спрашивала с кем, но я не знал. Мама была на кухне, и я пошел туда и повторил. Она не обратила на меня никакого внимания – готовила ужин, а мы были всего лишь детьми. Она научилась не замечать нас. Кроме того, я не знал, случилось ли что-то вообще, и в моем голосе не было страха. Мать велела идти на улицу играть с Лесс. Ее невозмутимость уверила меня, что все в порядке. В свои шесть лет я не сомневался, что взрослые знают все, и заткнулся. Мы с Лесс вышли играть. Прошло еще часа два, когда появился твой отец и стал звать тебя. Я сразу оцепенел. Остановился посреди двора и смотрел, как он стоит на пороге и зовет. В тот момент я сообразил, что он понятия ни о чем не имел. Я знал, что поступил плохо.