Мои пальцы гладят шероховатые нитки, скользят вдоль, пока я не добираюсь до края. Я снимаю его с безжизненного лица и смотрю вниз.
Эдди Франклин.
Моё сердце падает. Он выпускник. Он был со мной на естествознании. Он был очень тихим, и однажды, в начале семестра нам нужно было обменяться ответами на тест.
Он ответил неправильно на каждый вопрос.
Я ответила на каждый правильно.
Я поймала его после урока и сказала, что мы можем заниматься вместе, если он захочет. Он назвал меня «любопытной сукой» и сказал мне, чтобы я занималась своими делами. Но через две недели после большого экзамена он пришёл ко мне и извинился.
И спросил, в силе ли моё предложение.
Мы занимались во время обеда, спрятавшись в его машине с включенным обогревателем. Он рассказал мне немного о своей жизни дома с алкоголиком отцом, как сильно он хотел съехать. Но если он провалит этот предмет, он не закончит учебу.
Я бы не сказала, что мы были друзьями, точно, он никогда не разговаривал со мной, кроме как за обедом, и наши занятия прекратились после того, как Бетани убили, но у нас было неопределённое уважение друг к другу.
Интересно, сдал ли он экзамены. Потом я поняла, что это не имеет значения.
Он был одиночкой, у него почти не было друзей. Может быть, поэтому никто не знает, что его убили.
Я зажимаю свою дрожащую челюсть и смотрю на его бледное тело. Левая сторона его лица — это масса синяков, как и его горло. Похоже, Эдди задушили.
Как и замышлялось с Джессом.
Но с Джессом, синяки располагались вокруг горла, и тело было отброшено в сторону, как только жизнь исчезла.
Маньяка не удовлетворило просто убийство Эдди. Его голова с одной стороны неправильной формы, и от этого вида мой желудок бунтует. Держу пари, его череп сломан. И руки, и ноги согнуты под отвратительными углами, и одна сторона его груди впадает. Мне нужно отвести взгляд, прежде чем меня стошнит.
Если бы только, если бы я могла что-то сделать.
Я отворачиваюсь, стремясь быть где угодно — даже в тошнотворном куполе — только не здесь. Я путаюсь в своих же ногах, когда я шатаясь выхожу из круга, который возвращает меня обратно на зеркальный пол, но мне всё равно. Я просто лежу там, желая, чтобы всё вокруг меня исчезло.
Потому что, хоть эта сцена в морге находится где-то в ближайшем будущем, но смерть Эдди — нет. Его больше нет, и способности Оракула бессильны против прошлого.
Я должна думать о чём-то хорошем, прежде чем я утону в отчаянии. Я закрываю глаза и воображаю Линдена, чтобы сосредоточиться. В течение нескольких долгих минут я позволяю себе сосредоточиться только на нём, пока не готова открыть глаза. Когда я это делаю, меня окружают видения Линдена. Он со мной, он один, с кем-то ещё, с родителями, с учителями, с друзьями, с другими девушками.
— Все возможное будущее, — шепчу я. Я мельком вижу себя гораздо выше моей головы справа от себя и фокусируюсь на этом. Я знаю, что делать на этот раз, и когда сцена приближается, я быстро поднимаюсь и вхожу в неё, нуждаясь в чём-то успокаивающем после морга.
Вот мы и сидим на диване, смеясь. Я иду вперёд, и когда я подхожу, он говорит то, что я не слышу, и сцена размывается, затем разбивается и предлагает мне два новых сценария.
Выбор? У меня не было выбора в морге.
Возможно, не было выбора. У Эдди не будет будущего.
Я смотрю на две сцены передо мной. В одной мы, очевидно, ругаемся, поэтому я вхожу в другую. В течение следующих нескольких минут я иду вперёд, на моих губах появляется улыбка, когда я блуждаю то в одну сцену, а затем другую, создавая притворное будущее для Линдена и меня. Иногда, когда появляются два кадра, просто для удовольствия, я не всегда выбираю лучший. Но если я вижу поцелуй впереди, я не очень сомневаюсь.
Я вижу бесчисленные сцены поцелуев и ласк или длинные разговоры по телефону. Знакомлю его с мамой, или впервые увидеть его квартиру в колледже. Я хочу заплакать от того, насколько это лучше, чем убийства.
Но эта мысль пробирается сквозь моё блаженное состояние, и я думаю о том, как весь мой купол заполнился Линденом, когда я сосредоточилась достаточно сильно.
Могу ли я сделать то же самое с убийцей?
Я задумчиво смотрю на следующий выбор, который у меня есть с Линденом. Однако, если я правильно всё сделаю, мне не понадобятся краденые моменты в сверхъестественной области — у меня будет настоящий Линден. Я поворачиваюсь и сосредотачиваюсь на куполообразной комнате, и круге, который проведёт меня туда, и он появляется мгновенно.
Когда я добираюсь до стеклянного пола, я снова сосредотачиваюсь и думаю об убийце. У меня нет ничего конкретного, чтобы сфокусироваться, но я фокусируюсь на том, что у меня есть. Страшные лица и искалеченные тела его жертв, фигуру, которую мы со Смитом заметили в моём видении Николь.
И этот крик. Этот ужасный, ужасный крик.
Я чувствую, когда мне это удается. Меня окружает почти осязаемое зло. Чистая болезнь. Скорчившись, я открываю глаза.
Вокруг темнота. Купол покрыт рядами тёмных лиц. Иногда они бегут, иногда протирают тканью нож, иногда просто стоят и смотрят. Но каждая сцена тёмная.
Слишком темная, чтобы рассмотреть.
Я фокусируюсь на более яркой сцене и двигаю её ближе, затем вступаю в нее, прежде чем теряю терпение.
Здесь я в безопасности, я напоминаю себе, но это не мешает моему телу дрожать. Он сидит в углу, смотрит телевизор. Но его лицо в полной тени, и как бы я ни двигалась вокруг его стула, я не могу разобрать его черты. Через несколько минут я сдаюсь и возвращаюсь в яркий круг и пробую другую сцену. На этот раз он идёт, и независимо от того, как быстро я бегу, как сильно я толкаю себя, я не могу догнать. И даже если бы могла…. На нем маска.
Я возвращаюсь к яркому кругу и повторяю попытку. И опять. Но каждый раз, или он слишком быстр, или тени не двигаются с его лица, или он в маске, или видение просто затуманивается и заканчивается. Ни одна из сцен не предлагает мне выбора так, как они это делали с Линденом. Будто что-то меня блокирует.
Это правило Оракула, о котором я не знаю? Или просто, что знание того, кто он, изменит будущее так сильно, что я не смогу сделать это во сне? Я смотрю на все изображения чудовища, желая, чтобы я смогла что-то сделать. Но даже здесь, в сверхъестественном месте, его личность остаётся загадкой.
Я чувствую почти незаметную рябь, проходящую через мир купола, и отдаленно понимаю, что начинаю просыпаться. Полагаю, я готова. Я узнала об Эдди. И я предполагаю, что я «тренировалась» в сценах с Линденом, Смит сказал, что всё сработает. Но я не могу не чувствовать, что я что-то упускаю. Я могла бы как-то помочь, если бы знала, что делать. Я снова сосредотачиваюсь на моментах с Линденом, поэтому, по крайней мере, я не просыпаюсь от присутствия убийцы, когда вспышка цвета бросается в глаза. Он мгновенно вспыхивает и исчезает, но потом возвращается. Это дверь. Дверь в стене купола.
Чем дольше я смотрю на неё, тем быстрее она растёт, пока не занимает почти весь купол. Она далеко, и я начинаю идти в этом направлении. Как и я, дверь, кажется, отдаляется. Я догоняю, но не так быстро, как нужно. Я в двадцати футах отсюда, и после быстрой ходьбы около пятидесяти футов я прошла всего десять. Я почти там, когда снова возникает странная пульсация. Несколько секунд спустя мои глаза открываются, и я возвращаюсь в свою спальню.
Часы говорят мне, что я спала всего лишь час, но это казалось намного дольше. Смит был прав: я не чувствую усталости.
Я думаю о двери, к которой я не смогла дотянуться, и странном предчувствии, растущем во мне. Может быть, я смогу добраться до него сегодня, теперь, когда я знаю, что там находится.
Но сначала я должна отправить сообщение. Я включаю свой телефон и нажимаю номер Линдена. Я посылаю ему одну строчку текста.
Это Эдди Франклин.
Я сую телефон в карман и задаюсь вопросом, как долго моя мама позволит мне сидеть в комнате. Вероятно, я должна хотя бы открыть дверь, чтобы она посмотрела на меня через щель, чтобы она не беспокоилась обо мне. Еще сильнее.