Литературной деятельности Станюкович не прекращает и в ссылке. В «Сибирской газете» регулярно появляются его фельетоны и очерки, составившие целый цикл «Сибирские картинки». Здесь же он печатает сатирические стихи и роман «Не столь отдаленные места». Здесь же, в глухой Сибири, вспыхивает с новой силой и, не затухая уже, разгорается любовь к морю. И конечно же, только к влюбленному в морские просторы, в бороздящие их клипера и шхуны, могли прийти такие сочные краски, такие живописные картины, какие появляются в его повести 1886 года «Василий Иванович».
В 1888 году в Петербурге выходят в свет «Морские рассказы» Станюковича, к писателю приходит настоящий успех, хотя и до этого он не был безвестным автором. «За морские рассказы общие похвалы, печатные и личные», — сообщает он жене с радостью и гордостью. Он пишет рассказы «Штормуем!», «В шторм», «Между своими». Рождаются новые замыслы: «У меня будет целый ряд маленьких рассказов, которые составят потом новую книжку». В 1891 году выходит сборник «Моряки», появляются повести «Маленькие моряки», «В море», «Беспокойный адмирал», рассказы «Вдали от берегов», «Пропавший матрос», «Куцый», «Нянька»…
Станюковича считают, и по праву, создателем своего рода энциклопедии жизни и службы на военных кораблях. Из его морских рассказов и повестей мы узнаем, каким бывает океан в шторм и после шторма, как выглядят корабли после схватки с разъяренной стихией, какие маневры совершают при встречном и попутном ветре, при входе на рейд и снимаясь с якоря. Станюкович знакомит читателя с распорядком морской службы, с «производственными» заботами и уставными обязанностями офицеров и моряков; он вводит его и в кают-компанию, и в каюту адмирала, и на капитанский мостик, и в матросский кубрик.
Доподлинное, незаемное знание службы и быта моряков писатель органически сплавляет с реалистическим изображением человеческих характеров — включая и характеры своих маленьких героев, которых жизнь сталкивает по тем или иным причинам с моряками. Повседневный быт, столь тягостный, когда корабль месяцами в открытом море, самые будничные заботы морской службы, нелегкой, а для бесправного матроса и принудительной, — все это составляет ту атмосферу, ту среду, в которой живут и действуют люди с такими же радостями и горестями, надеждами и сомнениями, какие переживаются и на суше. Психология этих людей, и сильных и не чуждых человеческих слабостей, составляет теперь для Станюковича главный предмет художественного исследования. А потому, каким бы развернутым ни было описание шторма или эпизода из будничной жизни, в эпицентре этого описания — внутреннее, душевное состояние его героев. Станюкович передает и страх всего экипажа перед смертельной угрозой, и бурную радость после того, как осталась позади опасность разбиться о рифы, и грусть расставания с родными и близкими перед уходом в кругосветное путешествие, и томительные волнения перед встречей с ними после возвращения. Дом манит этих «странников» и тем, что «там» не будет ни мокрых ночных вахт, ни штормов, наводящих трепет, ни отчаянных разносов капитана, ни внезапных окриков боцмана: «Пошел! Все наверх! Рифы брать!»
У Станюковича, автора морских рассказов, были в русской литературе предшественники. Но, как справедливо отмечал Леонид Соболев, в повестях Марлинского персонажи моряков слишком уж книжны, описания излишне красивы, романтически приподняты («Вид был восхитительный! Упавшие паруса образовали словно плавучую стену с огромными башнями… фрегат — идеал легкости, красоты и силы. Он так гордо бросал в облака свои стрелы… Ядра низались кругом красивыми бусами. Копья, топоры и все абордажные оружия развешаны были, как галантерейные вещи» — «Фрегат „Надежда“»), а из академически спокойного труда Гончарова «Фрегат „Паллада“», продолжает Соболев, «очень мало можно было узнать о матросах и офицерах». Описания Станюковича точны и строги, а главное — он видит и показывает в моряке любого ранга человека. Его первооткрывательство «состоит в том, что он во всей жизненной правде показал то особое и удивительное человеческое существо, которое именуется русским моряком — будь это матрос или адмирал».
Встречаются в произведениях Станюковича офицеры, которых влечет на капитанский мостик тщеславие, жажда власти («Блестящий капитан»). Есть среди них и карьеристы, искатели выгод. Но всех их заслоняет главный герой Станюковича, любимый и романтизируемый писателем. Для юных моряков, еще только приобщающихся к морской службе, вырабатывающих «морской» характер, да и для читателей он предстает положительным, достойным подражания героем. Это «рыцарь долга», это человек, беззаветно преданный морю и морской службе, стойкий в опасности, верный в дружбе, честный, добрый и справедливый.
У одних, как, например, у капитана Матвея Ивановича, эти качества на виду. У других благородные свойства характера, составляя его сокровенную суть, сочетаются с куда менее привлекательной «видимостью», с чертами подчас отталкивающими. В изображении реалиста характеры моряков предстают во всей своей сложности и противоречивости, что и делает их живыми, достоверными. Вот капитан Вершинин, ленивый, беспечный, гурман и жуир, то и дело перекладывающий заботы о корабле на своего помощника. Но корабль попадает в «трепку», и в течение двух смертельно опасных суток на мостике — хладнокровный, решительный, мужественный и находчивый человек.
Особенно показателен и колоритен в своей выразительности «беспокойный адмирал», герой одноименной повести 1894 года. Прототипом этого образа, встречавшегося уже в рассказах «Непонятный сигнал» и «Ужасный день», был адмирал А. А. Попов. Страстно влюбленный в парусный флот, он возглавил строительство броненосного флота, проявив при этом свойственную ему энергию и талант. «Беспокойный адмирал» властен, крайне вспыльчив, необуздан и неукротим в своем гневе. В то же время он честен, добр, справедлив. Он проявляет неслыханное по тем временам мужество, когда просит извинения у мичмана, ответившего ему оскорблением на оскорбление. Он почти заискивает перед капитаном, которого обозвал «бабой», когда тот, во время шторма, показывает себя настоящим капитаном. Он ободряет мичмана, удрученного тем, что по его вине шквал порвал паруса. Требовательный и властный, он заботится не об одной только морской выучке. Преданный флоту, делу, он «осмыслил службу», внес в нее «дух жизни», и при нем Тихоокеанская эскадра «оживилась, как оживляется добрый конь, почуявший опытного и смелого всадника».
Под стать «беспокойному адмиралу» в своей первостепенной сущности и старший офицер Василий Иванович, хотя, казалось бы, его, скромного, тихого, невзрачного, нельзя и рядом поставить с адмиралом. Тем более что он никогда никуда не просился и всегда старался быть «подалее от начальства, словно боясь, как бы его не заметили» («Василий Иванович»). Но именно этому незаметному, неброскому герою автор и доверяет сформулировать дорогой для него кодекс чести, столь же морской, сколь и общечеловеческий. Он так наставляет младшего офицера, совершившего неблаговидный поступок: «Имейте-с правила в жизни!.. Твердые правила, согласные с совестью… Без них можно, пожалуй, иметь успех-c… выиграть по службе, что ли, но нельзя жить в душевном мире с собой!., будьте правдивы и с собой и с людьми… Любите людей бескорыстно, если хотите, чтоб и вас любили!..»
С особой пристальностью всматривается Станюкович в характеры матросов.
Воспитанный на передовых идеях шестидесятых годов, идеях народности и гуманности, он с негодованием восстает против системы телесных наказаний. Унизительные для человеческого достоинства, они, показывает писатель, развращают и самих командиров, старших и младших. Эта система — та благоприятная почва, на которой произрастает жестокость. Жизнь матросов и без того невыносимо тяжела и полна опасностей. Но ни суровый распорядок военно-морской службы, ни каждодневная муштра, ни телесные наказания за малейшую провинность, ни постоянные зуботычины, иногда просто «для порядку», — ничто не в состоянии убить в них духа справедливости, сочувствия к чужому горю, любви к родине и чувства воинского долга. Стоило заболеть матросу Ивану Артемьеву («Между своими»), как его окружают трогательной заботой. Даже в грубом, сиплом голосе ругателя- боцмана слышится непривычная нежность, а увлекательный рассказчик Рябкин, стараясь облегчить последние дни больного, присочиняет ко всем историям счастливые развязки. В простом матросе Федосе Чижике («Нянька»), некрасивом, рябоватом, таится столько душевной щедрости, такой педагогический талант, что Шурка привязывается к нему на всю свою жизнь. Старый матрос, никогда не знавший ласки, платит своему доброму воспитаннику горячей, самоотверженной любовью, и это покоряет даже придирчивую, капризную «барыню». Не меньше любви и привязанности к спасенному негритенку, проявляет матрос Лучкин («Максимка»). Эти по сути отцовские заботы о мальчике облагораживают Лучкина, прекрасного марсового, но отчаянного пьяницу.
