Плотий, конечно, был еще довольно молод, но уже успел принять участие в кампании против кимбров в Италийской Галлии. В качестве младшего трибуна он был прикомандирован к Катулу Цезарю, но, как и все, хорошо знал, кому принадлежит главная заслуга в той победе. И, слушая Мария, молодой офицер был чрезвычайно счастлив: ему выпала удача, и он оказался в колонне Мария, а не Лупа. Покидая Карсиолы, он в шутку выразил сочувствие своему коллеге, легату Лупа, Марку Валерию Мессале, который тоже хотел бы идти с Марием.
На двенадцатый день июня Гай Марий наконец добрался до своего моста, проделав мучительно долгий путь по бездорожью. Ночи стояли безлунные. В здешних диких лесах имелись извилистые тропки, но Марий предпочитал не идти по ним. Он тщательно выверял свои места расположения, каждый раз убеждаясь, что никто не наблюдает за ним с высот на противоположной стороне, — и в результате обошел италиков.
Два его легиона были бодры и готовы выполнить все, что потребует от них Марий. Эти солдаты были такими же людьми, как и те, что пошли с Перперной, ворча на холод и чувствуя себя несчастными; они были из тех же городов и из тех же местностей. Но солдаты Мария ощущали уверенность, готовность ко всему, включая битву. Переправляясь через маленький мост, они в точности выполняли все приказы своих командиров. «Это потому, — думал Авл Плотий, — что они — солдаты Гая Мария, даже если это означает неизбежность превратиться в Мариевых мулов». «Мулы»! Как всегда, Марий шел без обоза, и люди тащили всю поклажу на себе; Луп же, напротив, настоял на транспорте для груза.
Плотий прошелся вдоль реки к югу от моста, чтобы найти точку, с которой он мог бы полюбоваться на этих прекрасных людей, под чьими шагами дрожали и звенели бревна моста. Река поднялась и шумела. Плотий подобрался к небольшому мыску и благодаря этому заметил небольшой заливчик, заполненный какими-то предметами, — их загнало туда быстрым течением. Сначала Плотий глядел на эти предметы рассеянно, не понимая, что это такое. А затем он ощутил ужас, и этот ужас начал расти. Тела солдат — вот что это было такое! Две или три дюжины трупов! И, судя по перьям на их шлемах, римляне!
Легат сразу же побежал к Марию, которому достаточно было одного взгляда, чтобы понять все.
— Луп! — бросил он безжалостно. — Его вынудили принять бой на той стороне реки. Пойди сюда, помоги мне.
Плотий спустился вниз к берегу вслед за Марием и помог ему вытащить одно из тел. Марий перевернул труп и посмотрел в белое, как мел, искаженное ужасом лицо.
— Это произошло вчера, — молвил он, опустив тело. — Мне следовало бы сделать остановку и прибрать этих бедных ребят, но на это нет времени, Авл Плотий. Собери трупы на той стороне по пути следования войск. Когда закончишь, я обращусь к легионерам с речью. Думаю, италики не знают, что мы здесь. Поэтому у нас есть шанс молниеносно с ними расправиться.
Публий Веттий Скатон во главе двух легионов марсов покинул окрестности Эзернии месяц назад. Он пошел к Альбе Фуценции, рассчитывая застать там Квинта Поппедия Силона, осаждающего этот город, хорошо укрепленный и полный решимости выдержать осаду. Сам же Силон решил держаться в пределах марсийских территорий. Разведка давно уже сообщила ему, что римляне собирают и обучают войска в Карсиолах и Варий.
— Пойди и посмотри, — велел он Скатону.
Встретившись с Презентеем и его пелигнами возле Антия, он получил полную информацию о разгроме Перперны. Презентей как раз возвращался назад, на восток, чтобы передать свою добычу на нужды экипировки и снабжения новобранцев. Скатон же направился на запад и сделал в точности то, что, по предположению Мария, и должен был сделать хитрый италик: посадил зорких людей на вершине гребня на восточном берегу Велина. В то время как он разбил свой лагерь на полпути между мостами на восточном берегу и уже подумывал перебраться поближе к Карсиолам, прибежал вестник и сообщил, что римляне продвигаются южнее обоих мостов.
С нескрываемым удовольствием наблюдал Скатон, как Луп переправлял своих солдат с одного берега реки на другой, делая при этом все возможные ошибки. Прежде чем легионеры приблизились к мосту, консул позволил им нарушить строй. Римские солдаты оставались беспорядочной толпой и после того, как перешли на другую сторону. Всю свою энергию Луп направил на обоз; полководец стоял на мосту в одной тунике, когда Скатон со своими марсами напал на его армию. Восемь тысяч римских легионеров погибли в этом бою, включая самого Публия Рутилия Лупа и его легата Марка Валерия Мессалу. Примерно двум тысячам удалось бежать в Карсиолы. Они сбросили с моста обозные телеги, запряженные быками, скинули кольчуги, избавились от шлемов и мечей. Это случилось на одиннадцатый день июня.
Битва — если можно подобное назвать битвой — произошла под вечер. Скатон решил остаться на месте вместо того, чтобы отправить своих людей на ночь в лагерь. На рассвете следующего дня им предстояло собрать оружие, сжечь трупы, перевезти брошенные телеги и повозки на восточный берег. В римском обозе наверняка имелись пшеница и другие съестные припасы. Кроме того, на тех же телегах можно было увезти захваченные доспехи и оружие. Замечательная добыча! Побить римлян, думал Скатон, оказалось так же легко, как справиться с ребенком. Они даже не знали, как защитить себя, находясь на вражеской территории! Очень странно. Как же эти римляне сумели завоевать полмира, а остальную его часть держать в постоянном смятении?
Он был близок к раскрытию этой тайны, потому что Марий уже подошел вплотную и Скатон со своими людьми в свою очередь подвергся атаке.
Марий сначала овладел марсийским лагерем, совершенно пустынным. Он забрал все, что там было: вещи, продовольствие, деньги — причем в больших количествах. Но действовал Гай Марий отнюдь не беспорядочно. Большинство своих нестроевиков он оставил позади, чтобы они собрали и рассортировали добычу, а сам поспешил вперед со своими легионами. Около полудня Марий достиг места вчерашней битвы и увидел, что марсийские войска собираются обдирать доспехи с трупов.
— О, прекрасно! — прорычал он Авлу Плотию. — Мои люди получат боевое крещение наилучшим способом — разгромив врага! Это придаст им уверенности во всех ситуациях. Да они уже ветераны, хотя сами еще этого не знают!
Это воистину был разгром. Скатон бежал в холмы, оставив убитыми две тысячи марсов — почти всех, кто у него были. «Но честь победы, — мрачно думал Марий, — все-таки осталась за италиками. Если считать по количеству убитых, они, несомненно, обошли нас. Все эти месяцы набора и подготовки пошли насмарку. Восемь тысяч хороших людей погибли потому, что их вел дурак».
Они отыскали тела Лупа и Мессалы возле моста.
— Мне жаль Марка Валерия. Я надеялся, что он выберется живым, — сказал Марий Плотию. — Но я до глубины души рад, что Фортуна наконец отвернулась от Лупа! Если бы он остался в живых, наши потери впоследствии были бы еще больше.
На это нечего было ответить, и Плотий промолчал.
Марий отослал тела консула и его легата в Рим под охраной своего личного конного эскадрона, доставившего также письмо с объяснениями. Настало время, думал Марий не без раздражения, чтобы Рим как следует испугался. В противном случае никто из живущих там не поверит, что в Италии действительно идет война. Никто не поверит, что италики — на самом деле грозный противник.
Принцепс Сената Скавр прислал два ответа: один — от имени Сената, а другой — от своего собственного:
Я искренне сожалею о том, что ты пишешь в официальном донесении, Гай Марий. Случившееся — не моих рук дело, уверяю тебя. Вся неприятность в том, что я совсем не располагаю запасом энергии, необходимым для того, чтобы изменить устоявшееся мнение трехсот человек. Более двадцати лет назад, во время войны с Югуртой, я сделал это — но минувшие с тех пор двадцать лет заставляют с собой считаться. И кроме того, в те дни в Сенате не было трех сотен человек, самое большее — сотня. Все сенаторы моложе тридцати пяти лет несут какую-либо военную службу, а вместе с ними — и несколько стариков, включая человека по имени Гай Марий.
Когда посланная тобой маленькая похоронная процессия появилась в Риме, поднялся переполох. Весь город высыпал навстречу, плача и вырывая у себя волосы. Неожиданно война стала реальностью. Никто больше не мог уже считать ее частным делом. Моральный дух упал — сразу же, с молниеносной быстротой. Пока тело консула не очутилось на Форуме, думаю, все и каждый в Риме — включая сенаторов и всадников! — считали марсийскую войну синекурой. Но вот здесь лежит Луп — мертвый! Убитый италиком на поле боя всего лишь в немногих милях от самого Рима! Ужасен был тот момент, когда мы выбежали из Гостилиевой курии и стояли, глядя на Лупа и Мессалу, — ты ведь приказал эскорту раскрыть их тела еще до того, как они достигнут Форума? Держу пари, это было твое распоряжение!
Во всяком случае, все в Риме впали в траур, повсюду темные, мрачные одежды. Все мужчины, оставшиеся в Сенате, носят сагум вместо тоги и всадническую узкую полоску на тунике вместо широкой сенаторской. Курульные магистраты сняли знаки своей должности. Они даже сидят на простых деревянных скамьях в курии и в своих трибуналах. При виде богатых одежд и украшений сразу начинаются намеки на закон о роскоши. От полной беззаботности Рим метнулся в противоположную крайность. Куда бы я ни пошел, везде громко выясняют, действительно ли мы стоим на пороге поражения.
Как ты увидишь, официальный ответ касается двух отдельных вопросов. О первом решении я лично сожалею, но меня задушили криком во имя крайней необходимости для нации. А именно: в будущем все и всяческие жертвы войны от последнего рядового до командующего будут погребаться по возможности с соблюдением обряда на поле боя. Ни один из них не должен быть возвращен в Рим из опасения, что это может дурно повлиять на моральный дух. Ерунда, ерунда, ерунда! Но они захотели, чтобы было так.
Второе, дело гораздо хуже, Гай Марий. Зная тебя, я хотел бы, чтобы ты прочел мое приватное послание раньше, чем официальный текст. Лучше уж я расскажу тебе без лишнего шума, что палата отказалась передать тебе верховное командование. Они не смогли полностью обойти тебя вниманием — им не хватило бы на это храбрости. Вместо этого передали командование совместно тебе и Цепиону. Более ослиного, идиотского, более бесполезного решения они не могли бы принять. Даже назначить Цепиона твоим начальником — и то было бы остроумнее. Но, полагаю, ты будешь управляться с ним в своем неповторимом стиле.
О, как я был зол! Но беда в том, что оставшиеся в палате в большинстве своем не более чем куски высохшего помета, прилипшие к овечьему заду. Вся хорошая чистая шерсть — на поле боя. Да, есть еще такие, как я. Здесь нас — малая горстка в сравнении с количеством дерьма. В данный момент я чувствую себя почти ненужным. Филипп баллотируется на мое место. Можешь такое вообразить? Было достаточно скверно иметь с ним дело как с консулом в те ужасные дни, которые привели к убийству Марка Ливия, но теперь он стал еще хуже. И всадники в комиции кормятся из сальных рук! Я писал Луцию Юлию, чтобы он вернулся в Рим и принял должность консула-суффекта, заменив Лупа, но он ответил, что слишком занят, чтобы покинуть Кампанию хотя бы на один день, а нам пожелал разобраться на месте без него. Я делаю все, что могу, но, говорю тебе. Гай Марий, я становлюсь слишком старым.
Разумеется, Цепион станет нетерпим, когда услышит эти новости. Я попытаюсь распорядиться курьерами так, чтобы ты узнал обо всем раньше его. Даю тебе время решить, как обойтись с ним, когда он распустит перед тобой свой павлиний хвост. Могу только дать тебе один совет: поступи с ним в своей манере.
