— Мои уши открыты на всю их ширину, Луций Корнелий, — протяжно произнес Филипп.

Очень немногие люди могли заткнуть Филиппа одной-двумя хорошо подобранными фразами; Луций Корнелий Сулла сделал это одним взглядом. Как только раздалось хихиканье, его бледные глаза пробежали по рядам, отыскивая виновников. Ожидание перебранки было задавлено в зародыше, смех резко оборвался, и все сочли разумным податься вперед с видом огромной заинтересованности.

— Никто из нас не может сказать, что ему неизвестно, сколь затруднительно положение финансовых дел в Риме — как общественных, так и частных. Городские квесторы сообщили мне, что казна пуста, и казначейский трибун дал мне цифры, показывающие долг Рима различным предприятиям и отдельным лицам в Италийской Галлии. Сумма эта достигает трех тысяч серебряных талантов и возрастает с каждым днем по двум причинам: во-первых, потому что Рим вынужден постоянно делать закупки у этих лиц и предприятий; во-вторых, потому что основные суммы остаются неуплаченными, и мы не всегда в состоянии выплатить проценты. Те, кто дают деньги частным лицам в долг, не могут собрать даже долги по процентам или долги по процентам на неуплаченные проценты. А те, кто заняли деньги, находятся в еще худшем состоянии.

Глаза Суллы задумчиво остановились на Помпее Страбоне, сидевшем справа в переднем ряду поблизости от Гая Мария; казалось, он рассеянно глядит на кончик своего носа. Взгляд Суллы как бы говорил всей палате: «Вот человек, который мог бы отвлечься на некоторое время от своей военной деятельности и сделать кое-что для выхода из финансового кризиса, поразившего Рим, — особенно после того, как умер городской претор».

— Поэтому я предлагаю, чтобы палата послала senatus consultum во всенародное собрание, в его трибы, патрицианские и плебейские, прося применить lex Cornelia со следующей целью: чтобы все должники — являются они римскими гражданами или нет — обязывались платить только простые проценты, то есть проценты на основной капитал, и в размере, установленном обеими сторонами в момент, когда был сделан заем. Взимание сложных процентов запрещается. Запрещается также взимание простых процентов в большем размере, чем оговорено первоначально.

Тут уже послышался ропот, особенно среди тех, кто давал деньги в рост, но невидимая угроза, которую излучал Сулла, не позволила ропоту перерасти в шум. Луций Корнелий Сулла, несомненно, был римлянином, из самых древних римлян, из тех, какими их помнила история Рима с самого его начала. Его воля по крепости могла быть сопоставимой с волей Гая Мария. Но Сулла обладал также влиянием Марка Эмилия Скавра. И один из присутствующих — не кто иной, как Луций Кассий — подумал в тот момент: «А не поступить ли с Луцием Корнелием Суллой точно так же, как с Авлом Семпронием Азелионом?» Но Сулла уже не принадлежал к тому роду личностей, об убийстве которых могли вот так запросто размышлять другие люди.

— В гражданской войне не бывает победителей, — ровным голосом продолжал Сулла. — А война, которую мы сейчас ведем, — это гражданская война. Я лично придерживаюсь мнения, что италики никогда не могут стать римлянами. Но я в достаточной степени римлянин, чтобы уважать те законы, которые недавно провозгласили превращение италиков в римлян. Здесь не будет ни трофеев, ни компенсации, которой достало бы для того, чтобы покрыть серебром пустой пол храма Сатурна хотя бы в один слой.

— Edepol! И он думает, что это красноречие? — вопросил Филипп, обращаясь ко всем, кто мог его услышать.

— Тихо! — проворчал Марий.

— Казна италиков так же пуста, как и наша, — продолжал Сулла, не обращая внимания на этот обмен репликами. — Новые граждане, которые появятся в наших списках, так же отягощены долгами и так же обеднели, как и коренные римляне. В такое время нужно с чего-то начинать. Объявлять всеобщее освобождение от долгов немыслимо. Но нельзя и выдавливать деньги из должников до тех пор, пока они не испустят дух. Другими словами, более правильно и справедливо было бы уравнять стороны в отношении к займу. Именно такую попытку я намерен предпринять со своим lex Cornelia.

— А как насчет долга Рима Италийской Галлии? — спросил Марий. — Покрывает ли lex Cornelia и его также?

— Разумеется, Гай Марий, — любезно ответил Сулла. — Мы все знаем, что Италийская Галлия очень богата. Война на полуострове не коснулась ее, и она сделала большие деньги на этой войне. Поэтому деловые люди этого региона могут позволить себе отказаться от таких мер, как взимание сложных процентов. Благодаря Гнею Помпею Страбону вся Италийская Галлия к югу от Пада теперь полностью римская, и основные города к северу от реки наделены латинскими правами. Я думаю, что справедливо будет рассматривать жителей Италийской Галлии как любую другую группу римлян и латинян.

— Они не будут столь счастливы называть себя клиентами Помпея Страбона, когда услышат там, в Италийской Галлии, об этом lex Cornelia, — с усмешкой шепнул Сульпиций Антистию.

Однако палата одобрила закон взрывом голосов «за».

— Ты проводишь хороший закон, Луций Корнелий, — неожиданно сказал Марк Юний Брут, — но он заходит недостаточно далеко. Как быть в тех случаях, когда дело доводится до суда, но при этом ни одна из тяжущихся сторон не имеет достаточно денег, чтобы внести залог городскому претору? Хотя банкротские суды и закрыты, существует много случаев, когда городской претор уполномочен решать дело без залога. В настоящее время, согласно закону, если сумма, о которой идет речь, не внесена, у претора связаны руки и он не может ни слушать дело, ни выносить решение. Могу ли я предложить второй lex Cornelia, позволяющий не вносить залог в делах, касающихся долгов?

Сулла рассмеялся, всплеснув руками:

— Вот вопрос, который я хотел услышать, уважаемый городской претор! Разумное решение досадных проблем! Непременно проведем закон, отменяющий залог по усмотрению городского претора!

— Хорошо. Если уж ты собираешься добиваться этого, то почему бы не открыть снова банкротские суды? — спросил Филипп, который очень боялся любых законов, связанных со сбором долгов; он непрерывно ходил в долгах и считался одним из худших плательщиков Рима.

— По двум соображениям, Луций Марций, — ответил ему Сулла так, словно реплика Филиппа была серьезной, а не иронической. — Во-первых, потому что у нас нет достаточного числа магистратов, чтобы включить их в состав судов, и Сенат настолько поредел, что трудно будет найти специальных судей. Во-вторых, потому что дела о банкротстве являются гражданскими и так называемые банкротские суды полностью комплектуются специальными судьями, назначаемыми по усмотрению городского претора. А это возвращает нас к первому соображению, не так ли? Если мы не можем укомплектовать уголовные суды, то как нам набрать судей для более гибкого и широкого ведения гражданских дел?

— Так сжато изложено! Благодарю тебя, Луций Корнелий! — сказал Филипп.

— Не стоит благодарности, Луций Марций. Ты понял?

Разумеется, обсуждение продолжалось. Сулла и не ждал, что его рекомендации будут приняты сразу и без возражений. Но даже среди оппозиции, состоявшей из сенаторов-ростовщиков, нашлись колеблющиеся, поскольку каждому было понятно, что собрать какие-то деньги лучше, чем не собрать вовсе ничего. К тому же Сулла ведь не пытался полностью отменить проценты.

— Объявляю голосование, — сказал Сулла, когда счел, что они достаточно поговорили и дальнейшая трата времени ему надоела.

Подавляющим большинством палата приняла senatus consultum, передающий оба новых закона в народное собрание, которому консул должен был представить свой вопрос сам, хотя и был патрицием.

Претор Луций Лициний Мурена, человек более известный тем, что разводил пресноводных угрей для праздничного стола, нежели своей политической деятельностью, внес такое предложение: пусть палата решит вопрос о возвращении сосланных комиссией Вария.

— Мы предоставляем гражданство половине Италии, в то время как люди, осужденные за поддержку этой меры, все еще лишены гражданства! — выкрикнул Мурена с воодушевлением. — Пора им вернуться домой. Они — как раз те римляне, которые нам нужны!