Рейстлин говорит, что…

— Кто это такой — Рейстлин? — требовательно спросил Дункан.

Тассельхоф строго поглядел на короля.

— Ты меня совсем не слушаешь, — заявил он. — Рейстлин — это маг, которого вы убили… то есть не убили. Тот, которого вы думали, что убили, но который…

Его зовут не Рейстлин, — фыркнул Дункан. — Его имя — Фистандантилус.

И король мрачно опустился на трон, с которого незаметно для себя поднялся несколько минут назад.

—  — Итак, — резюмировал он, глядя на кендера из-под кустистых бровей. — Ты собираешься взять этого вылеченного жрицей колдуна, хотя никаких жрецов на Кринне не осталось, и предводителя, которого ты называешь своим лучшим другом, и отправить обоих в то место, которого, по твоим же собственным словам, еще не существует в природе, для того, чтобы они встретились там с нашим заклятым врагом, который, оказывается, еще не родился, и все это при помощи устройства, которое сделано руками гнома-механика и которое работает

— Правильно! — в восторге вскричал Тассельхоф. — В самую точку! Вот видишь, сколько всего можно узнать, если только слушать внимательно!

И Гнимш, стоявший рядом с ним, с энтузиазмом затряс головой.

— Стража! Убрать обоих! — распорядился Дункан, откидываясь на спинку трона. Повернувшись к Харасу, король посмотрел на героя холодным, внимательным взглядом.

— Ты дал мне слово, — напомнил он. — Жду тебя в зале Военного Совета через десять минут!

— Но тан! Если он действительно знает предводителя Карамона так хорошо!..

— Достаточно! — Дункан был в ярости. — Грядет война, Харас! Твоя честь, все твои игры в благородство и разговоры о братоубийстве не могут остановить бойни. Выбирай, либо ты выйдешь на битву вместе с нами, либо окажешься в тюрьме вместе с предателями деварами, дабы мы больше не видели твоего лица. Ты позоришь себя и нас, советник! Так что же ты выбираешь?

— Конечно, я буду служить тебе, тан. — Харас поклонился с непроницаемым выражением лица. — Я поклялся тебе своей жизнью.

— Смотри не забывай об этом, — отрезал король. — А чтобы ты снова не начал сомневаться, я приказываю тебе находиться в своем жилище и отлучаться из него только по государственным надобностям. Что касается этих двоих, — Дункан указал на Тассельхофа и Гнимша, — их нужно посадить под замок и держать их местопребывание в секрете до конца войны. Всякого, кто осмелится нарушить этот приказ, ждет смерть.

Таны переглянулись между собой и одобрительно закивали головами, хотя кто-то из них все же проворчал в бороду, что теперь, пожалуй, слишком поздно.

Стражники схватили пленников и поволокли прочь, хотя кендер еще пытался протестовать.

— Я сказал правду! — выкрикивал он. — Вы должны мне поверить! Я знаю, мои слова кажутся смешными, но я просто… просто не привык. Я не привык говорить правду! Дайте мне немного времени и увидите — у меня получится!

Если бы Тассельхофу сказали, что можно забраться так далеко под землю, он ни за что бы не поверил, однако сейчас он сам спускался куда-то глубоко-глубоко вниз, ведомый свирепого вида гномами. В памяти его сама собой всплыла старая легенда, которую он слышал еще от Флинта: якобы великий Реоркс жил под землей и выковывал мир своим огромным молотом.

— Должно быть, замечательной личностью был этот Реоркс, жизнерадостной и веселой, — пробормотал кендер, ежась от пронизывающей сырости и холода. Зубы его стучали. — Я-то думал, раз Реоркс ковал этот мир, значит, внизу должно быть по меньшей мере тепло…

— Вот-и-полагайся-после-этого-на-гномов, — проворчал Гнимш, в очередной раз зацепившись за фартук.

— Что? — переспросил кендер, которому уже начинало казаться, что половину своей жизни он разговаривает с гно-мом-механиком и начинает каждое предложение с вопроса «что?».

— Я сказал, на гномов нельзя полагаться, — громко объяснил Гнимш. — Вместо того чтобы строить свои дома возле действующих вулканов, которые, несмотря на некоторую нестабильность, обеспечивают достаточное количество тепла, они зарываются все глубже в холодные недра старых, мертвых гор. — Он сокрушенно покачал головой. — Трудно поверить, что мы с ними дальние родственники.

Тас не ответил, потому что в данное время его куда больше занимали иные вопросы. Например, его весьма интересовало, как им выбраться из этой новой темницы, куда идти, если они выберутся, и когда будет обед. Не найдя никакого приемлемого ответа на эти три животрепещущих вопроса, Тассельхоф погрузился в невеселое молчание.

Правда, в их долгом путешествии был один интересный момент, когда пленники и стража спускались вниз по узкому вертикальному тоннелю, прорубленному прямо в твердой скале. Механизм, при помощи которого осуществлялся спуск, у гномов-механиков назывался «подъемником», как сообщил приятелю Гнимш.

(«Довольно неудачное слово, раз мы не поднимаемся, а опускаемся, не так ли?» — заметил Тас, но его товарищ не обратил на это внимания.) Поскольку никакого удовлетворительного ответа на его вопросы так и не нашлось, Тассельхоф решил не тратить зря времени и сил и вовсю наслаждался путешествием на «подъемнике». Правда, непрочная деревянная клеть, опускаемая несколькими мускулистыми гномами, тянувшими за веревку, несколько раз ударялась о каменную стену шахты, и тогда все, кто в ней находился, падали друг на друга, получая синяки и царапины, но эти мелкие неудобства не могли испортить кендеру настроения. Особенно ему нравилось, как после каждого толчка сопровождавшие их стражники свирепо бранились на гномьем языке и показывали кулаки гномам наверху.

Что касается Гнимша, то его долгий спуск вверг в совершенный восторг, близкий к помешательству. Вытащив из кармана кусок угля и позаимствовав у кендера один из его белоснежных носовых платков, он расстелил его на полу и принялся азартно чертить на нем устройство «нового усовершенствованного подъемника».

— Канаты-тяги-и-пар, — бормотал он, рисуя нечто, напомнившее Тассельхофу ловушку для раков на колесах.

— Вверх-вниз-вверх-вниз…какой-этаж? Здесь-ступенька…

Грузоподъемность: тридцать-два.Застрял?

Предусмотреть-сигнальный-звонок-или-свисток. А-это-аварийный-тормоз…

Когда они наконец достигли самого низа, Тассельхоф снова начал оглядываться по сторонам и запоминать, куда их ведут, прикидывая варианты для побега. (Чтобы можно было бежать даже без карты.) Гнимш, однако, буквально повис на Тассельхофе и, размахивая своим наброском, принялся подробно объяснять ему устройство изобретенного им приспособления.

— Да, — кивал кендер, вполуха слушая восторженного изобретателя. — Действительно замечательно. Что ты говоришь? Посадить в углу флейтиста? Зачем?

А-а, успокаивать музыкой тех, кто боится? Это ты здорово придумал, Гнимш.

Между тем настроение его падало все ниже и ниже, и несколько раз Тассельхоф тяжело вздыхал. Подземелье, в котором они очутились, не только выглядело гораздо ужаснее Бездны, оно и пахло во много раз хуже. Повсюду вдоль стен виднелись низкие двери, ведущие в сырые и тесные тюремные камеры, а в свете факелов, которые едва горели, но зато чадили и воняли за троих, кендер увидел, что они переполнены гномами, что называется, под завязку.

По мере того как конвой вместе с пленниками углублялся в узкие коридоры, смятение в душе Тассельхофа нарастало. Гномы, которые сидели в камерах, были не похожи на преступников. Здесь были не только мужчины, но и старики, и даже женщины с детьми. Скорчившись на грязных одеялах, ссутулившись на шатких табуретах, они с тоской смотрели из камер сквозь зарешеченные оконца на дверях.

— Эй! — позвал Тассельхоф, потянув одного из стражников за рукав куртки и указывая рукой на камеры. Он немного говорил на языке гномов, набравшись этой премудрости от Флинта, поэтому рискнул спросить:

— Что это? Почему все они здесь?

Он надеялся, что сказал именно то, что хотел, ибо язык гномов был довольно сложен. Стоило перепутать падеж и пару предлогов, и получилось бы, будто он спрашивает дорогу к ближайшей таверне. Но Тас не ошибся. Стражник мрачно сверкнул на него глазами и ответил одно только слово: