Взять живым.
– Живым? – Вольф дочитал листок до конца. – Но тут написано, что я вооружен, очень опасен, окажу сопротивление при аресте и так далее. Это немного охладит пыл гончих.
– Можно спросить?
– Не стоит, Кормак. Не хочу тебя втягивать. Интересно, с чего они взяли, что я совершил предательство? Я после войны практически не бывал в Федерации.
– Мне глубоко начхать, что они там считают, – ответил Кормак. – Кто это сказал: «Если б я должен был предать родину или друга, то, надеюсь, не сдрейфил бы и продал родину со всеми ее потрохами»? [1]
– Не помню, но, кажется, он выразился немного иначе.
– Вообще-то, – произнес Кормак, – когда ты появился, я подумал: тебе понадобится другой камуфляж. Не док, а доктор.
Вольф улыбнулся, вынул руку из-за пазухи, взял бокал, отхлебнул.
– Не думаю, чтоб меня настолько приперло. – Он поставил бокал. – Это ведь Циско подписал ордер.
– Скотина, – сказал Кормак. – Надо было его прибить. Еще тогда. Помнишь, он стал учить меня, как управлять прихваткой, а на нас пер триллион эльяров?
– Помню. По-моему, тогда я первый и последний раз слышал, как ты повышаешь голос.
– Я слегка разозлился, – честно сказал Кормак. – Его общество будит во мне худшие качества. Плевать. И забудь о плате за камуфляж.
Вольф возразил было, но Кормак не дал ему говорить.
– Все, вопрос закрыт. Бабки тебе еще понадобятся – когда выпишут открытый ордер. Рано или поздно Циско прикажет взять тебя живым или мертвым. Это как пить дать. И тогда тебе действительно придется туго. Циско болван, но он опасен. Особенно когда за ним – вся Федерация.
Вольфу показалось, что самые стены дрожат от музыки. У круглой стойки толклись посетители, музыканты в центре зала наяривали, не жалея сил.
Кормак наклонился к Вольфу:
– Ну?
Ему приходилось почти кричать.
– Что ну? – спросил Вольф.
– Ну, прошло две недели. Отошел немножко? Вольф пожал плечами:
– Отойду, когда «Грааль» будет готов к взлету. В последнее время я становлюсь дерганым, когда за спиной нет запасного выхода.
– Ребята вкалывают как проклятые. Почти все уже на месте. Кстати, я свистнул отличную маскэлектронику. С противолодочного корабля, который мне подкинули в прошлом году. Сам сегодня и поставлю.
Кто-то поздоровался с ними. Вольф обернулся. Рядом стояла женщина лет двадцати в модном платье типа «скафандр» из черного бархата с прозрачными иллюминаторами. Ее рыжие волосы были коротко и задорно подстрижены. Вольф тоже поздоровался. Женщина, продолжая улыбаться, подняла руку, медленно провела пальцем по губам и растворилась в толпе.
– Я, значит, пашу, а ты тут победы одерживаешь? – скривился Кормак.
– Ничего подобного. Впервые ее вижу. Вы знакомы?
– Нет. Просто встречал как-то раз. Даже не знаю, на работе она или просто решила снять мужика. – Кормак пожал плечами. – Есть будешь?
Вольф кивнул. Они отыскали столик в нише. Вольф опустил звуконепроницаемый экран и скривился от внезапной тишины.
– Чем плохо стареть – музыка становится все громче и громче.
– А все остальное – глуше и глуше, – согласился Кормак. – Значит, фокус в том, чтобы не стареть.
Перед ними ожило электронное меню. Вольф прочел, тронул сенсоры возле салата с улитками и шашлыка из лангустов с карри.
– Вина?
– Нет, – сказал Кормак. – Мне по старинке пива.
Вольф заказал полбутылки белого – судя по описанию, что-то вроде эльзасского рислинга – и откинулся на спинку дивана. Кормак тоже коснулся сенсора, в центре стола открылся маленький люк и появилась кружка с пивом.
– Джошуа, – осторожно сказал Кормак. – Иногда меня подмывает спросить…
– Валяй.
– Болтают, будто ты вырос среди эльяров. Это правда?
– Не совсем, – отвечал Джошуа. – Мои родители были дипломатами. Мы три года прожили на Сауросе. Потом началась война, и эльяры загнали нас в лагерь. – Он внимательно изучил винное меню, выбрал бренди, как утверждалось, земное.
Появился бокал, Вольф отхлебнул и состроил гримасу.
– Кому-то не мешало бы побывать на исторической родине, уточнить рецепт. Так вот, родители мои умерли, я сбежал. Федерация сочла меня ценным кадром. А война продолжалась.
– Что, по-твоему, случилось с эльярами?
– Они исчезли.
– Брось заливать. Миллионы, миллиарды, триллионы эльяров – чик, и нету? Я ведь тоже там был, помнишь? Куда, по-твоему, они делись?
– Не знаю.
– Они вернутся?
– Н-не думаю.
– Значит, мы положили десять лет и черт-те сколько народу, чтобы они спокойненько исчезли?.. За каким лешим они вообще затеяли эту долбаную войну?
Джошуа ответил не сразу:
– Они хотели того же, что и мы. Всю Галактику и еще два ярда. Думаю, двум свиньям в одном космосе не ужиться.
– Очень патриотично, – кивнул Кормак. – Извини. Мне показалось, тебе неприятно об этом говорить.
– Да нет, – сказал Вольф. – Просто я вообще не люблю говорить о войне.
– Так о чем бы ты хотел говорить?
Вольф задумался, потом улыбнулся:
– Ну, например, про ту рыженькую – не привиделась ли она мне?
Люк открылся, появилась еда. Некоторое время оба молча работали челюстями. Потом Кормак поднял глаза.
– Вот она снова. Может быть, сам спросишь?
– Может. Когда доем.
– Похоже, ей самой хочется что-то спросить.
Женщина подошла к кабинке и постучала. Вольф коснулся сенсорной клавиши, и в нишу ворвалась музыка:
Женщина улыбнулась и открыла рот. Вольф наклонился к ней.
– Джошуа! – Кормак навалился на стол, оттолкнул товарища. Луч бластера прошил кабинку и выжег дыру в дальней стене.
Вольф оказался зажат между столом и стеной. Кормак откатился, Вольф вылез. Женщина сунула руку в разрез платья и вытащила миниатюрный пистолет.
Джошуа отбросил стол, ухватил ее за запястье. Женщина вскрикнула, выронила пистолет и отступила назад. В то же мгновение первый из нападавших выстрелил снова.
Луч угодил женщине в спину. Она осела набок. Вольф с пистолетом в руке выскочил из кабинки.
Нападавший был в другом конце зала. Он бежал к лестнице, ведущей на верхнюю палубу.
Вольф упал на колено: свободная рука придерживает рукоятку, локоть едва упирается в ногу.
«Дыши… дыши… незыблемая твердь…»
Палец коснулся курка, пистолет выстрелил. Разряд ударил бегущего в бок, тот вскрикнул, ухватился за рану, потом обмяк и сполз по ступеням.
Все кричали и бегали. Кормак встал рядом с Вольфом. В руке его тоже был пистолет.
Вольф взглянул на женщину, увидел мертвый, удивленный взгляд. Прошел через зал, словно не замечая столпотворения, и пинком перевернул труп.
Нападавший был совсем юн, не старше женщины, которую по ошибке убил, худощавый, с пробивающейся бородкой. Не обращая внимания на хлещущую из раны кровь, Вольф быстро и привычно осмотрел тело.
Он не нашел никакого удостоверения личности, только во внутреннем кармане обнаружился затертый на сгибах листок. Вольф развернул и прочел:
Разыскивается Джошуа Вольф…
Он передал бумагу Кормаку, тот быстро скользнул по ней глазами.
– Кто-то не дочитал до слов «живым, живехоньким», – пропел владелец ремонтного дока. – Похоже, я плохо потер тот файл. Или новость, что ты здесь, как-то просочилась за пределы астероида.
В зале стояла мертвая тишина.
Вольф не чувствовал угрозы. Он спрятал пистолет. Через мгновение кто-то из женщин истерически рассмеялся, загудели голоса.
– Пошли ко мне, – сказал Кормак. – Со службой безопасности я улажу потом.
Вольф кивнул. Они быстро подошли к выходу. Вольф открыл дверь. Кормак шагнул в коридор и прижался к стене. В коридоре никого не было.
Вольф вышел за Кормаком.
– Сдается мне, – сказал он, – что нам и впрямь стоит поговорить о… дальнейшей маскировке.
1
Фраза принадлежит английскому писателю Эдварду М. Фостеру (1879—1970) и на самом деле звучит так:«Если бы я оказался перед выбором, предать родину или предать друга, надеюсь, мне хватило бы духа предать родину».