Курт здесь, видимо, намерен утолить эту тоску по мифу путем втаскивания античной культуры в современную ментальность через дырочку научно-технического интереса к понятию времени.

3. Следы мифических представлений о времени у Платона и Аристотеля

Разыскивать следы несуществующих "мифических представлений о времени" у Платона - всё равно, что искать блох в броне линкора.

Хюбнер пишет:

"В рассказе Платона о творении мира можно ясно распознать мифические элементы...".

Можно..., только кому это "на хрен" нужно? Само словосочетание "мифические элементы" - уже диагноз.

Значение Платона принадлежит публичной жизни. И новое в ней то, что это уже не жизнь отдельного полиса, но - всей эллинистической ойкумены. В лице Платона мы видим зарождение цивилизации как мировой империи. Отсюда и его концепция Мировой Души. Отнюдь не случайно ученик Платона Аристотель становится наставником первого в истории Императора - Александра Македонского.

Платон создает мировоззрение, способное лечь в основание политической идеологии вселенского города. И мировоззрение это, конечно же, религиозное. Оно опережает развитие религии как таковой. Оно служит вселенскому миру, внутри которого окажется возможным создание вселенской Церкви.

Вот, в чем сила Платона и Аристотеля, а не в каких-то следах суеверий в его разумном учении.

В век засилья науки и техники философию тоже стали величать "наукой", думая повысить этим её общественный статус.

И Хюбнер тоже захвачен этой тенденцией, потому он и выискивает "следы мифического мышления" в почти что "научной" космологии Платона, представляя их в качестве эволюционных несовершенств, присущих историческому развитию мысли:

"... хотя Логос философов во многом глубоко преобразовал идею мифической эпифании бога, так, например, из богов возникли платоновские идеи, но следы мифа все еще ясно различимы повсюду".

На деле, античные философы были так же далеки от науки, как и их "тупые" сограждане. Они принадлежали публичной жизни, нуждавшейся в идеологии. Философские школы античности выполняли в эллинистическом, и затем римском обществе, роль современных университетов. Ведь наши Академии взяли свое имя от философской школы Платона, собиравшего учеников в роще Академа.

Философы явились новой альтернативой жрецам, служителям древних культов.

Не будем забывать, что наш Господь Христос Иисус по своему общественному положению в римско-иудейском мире был УЧИТЕЛЕМ МУДРОСТИ, а не жрецом культа Яхве. Именно Он стал основателем Вселенской (= Кафолической) Церкви.

И это не было бы возможно без Платона.

Что касается учения Аристотеля, то Курт сам говорит, что для него конечной причиной всякого движения является Любовь к Богу. А "боги и соответствующие им движения находятся у Аристотеля вне времени, как и все вечное вообще".

Таким образом, если нами будет двигать не какая-либо промежуточная, но -конечная причина, Любовь к Богу, то мы будем вечны, как вечен наш Учитель Христос Иисус, которым движет Любовь к Богу Отцу, и для нас не будет никакого времени.

Хюбнер сам пишет, что, согласно учению Аристотеля,...

"...время не существовало бы, не будь души, которая в состоянии измерить временные отрезки. И, следовательно, временность, которую мы наблюдаем в небесном движении, является только выражением нашей смертной, измеряющей время души...".

Откуда мы заключаем, что без Аристотеля не было бы и главной заповеди христианства: "Любите друг друга, как Аз люблю вас, и как любит меня Отец мой Небесный".

Спрашивается, как можно, опуская такую историко-культурную и духовную перспективу, говорить о "времени", которого - как известно современной науке - вообще не существует!

Несмотря на свою сосредоточенность на понятии "времени", Хюбнер, - как мы уже знаем, - отнюдь не чужд политике. Это хорошо видно из следующей либеральной "агитки", которой он заканчивает этот пункт:

"Греческая философия унаследовала свои основные проблемы от мифической эпохи. Ее Логос не упал с неба, а образовался в споре с мифом, который он преобразовал, но отнюдь не снял радикально".

Не правда ли, до боли знакомо...? Наука, спорящая с религией, и т. д.

Следующий пункт главы Курт посвящает обзору современной литературы о "времени" в сознании эллинов, чем демонстрирует свою принадлежность к определенному тренду западноевропейской мысли.

4. К литературе о мифических представлениях о времени

Первым он предоставляет слово Гронбеху:

"Люди, - пишет Гронбех, - были современниками большого прасобытия, эта одновременность изначально придает смысл сперва маленькому слову "proton", а затем и чему-то более подробному, "ex arches". Афина была той, кто впервые показал оливковое дерево".

Характерная проекция, которой обязательно предшествует гипотеза о безначальном бесконечном времени, соотнесенном с какими-то процессами, измерением которого упорядочивается быт, а с ним - память и сознание.

С таким же успехом можно тулить горбатого к стенке и судить о нем по пятну, которое горб его оставит на побелке.

Характерна также кабинетная позиция: придавать себе значение тем, что был не участником, но - современником коронации Елизаветы, или атаки Японии на Пирл Харбор.

Даже сохраняя проекцию на космическое время, можно было сделать людей хотя бы участниками, а не просто современниками Начала возделывания Оливы.

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять - слова Первый (proton) и Начальный (ex arches) указывают не на точку на шкале времени, а на отнесенность со-бытия к Первопредкам, пращурам, и культу их почитания.

Эти предки достойны почитания также и потому, что общались с богиней, которая научила их земледелию. Соответственно значению этой науки для жизни людей, со-бытие обучения в школе Афины поставлено преданием (= Мифом) на первое место, и рассматривается, прежде всего, в качестве Начала (= Архэ), определяющего быт; и лишь затем как исходное событие истории рода-племени, - как ответ на вопрос "откуда всё пошло?".

Ровно так Евангелие от Иоанна трактует Слово Божие, как Начало, которым всё живо, и без которого "ничто не начало быть, что начало быть".

Эта преамбула, напоминающая о вечном Начале, приглашает к узнаванию Вечности в жизни Иисуса из Назарета, родившегося, жившего и умершего в Римской Иудее в правление иудейского царя Ирода.

Невзирая на почти точную датировку событий жизни Христа Иисуса, Евангелие не дает никакого описания времени. И "Начало, которым было Слово" не является началом отрезка времени. Оно открывает нам Лик Христа Иисуса: дает понять, кто Он есть в порядке отношений человека и Бога.

Важно помнить, при этом, что "слово" здесь - не предмет синтаксического анализа, не часть предложения, но - Речь, обращенная к.... В том смысле, в каком говорится: Он держал слово к экклесии....

Нелепо было бы рассматривать Иисуса Назарянина как "современника" Первого события, ставшего Началом времени, ибо Начало отсылает здесь не к точке отсчета времени, а служит оправданием почитанию Бога в лице Иисуса сына Марии.

Гронбех сам свидетельствует далее, что...

"...миф /.../ никогда не переходит в хронологическое или генеалогическое повествование, то есть в историческое сообщение в нашем смысле".

"... Как установил Френкель, у Гомера "нет никакого интереса к хронологии, ни к относительной, ни к абсолютной"".