Хюбнер пишет об этом так:

"История науки предоставляет многочисленные примеры как ограниченности семантической интерсубъективности, так и того, что она может быть установлена лишь эмпирически".

В доиндустриальную эру, когда техника была примитивной и потому общедоступной, "научные" понятия могли совпадать с общедоступными. Однако с развитием науки намечается расхождение между бытовыми и учеными значениями одних и тех же слов.

В этой связи Хюбнер приводит пример "числа".

Он пишет:

"Сначала грекам казалось интерсубъективно ясным и отчетливым, что такое число. Когда же они открыли иррациональные числа, они заколебались и задались вопросом: а что же, собственно, понимается под числами?"

Развитие науки и техники приводит к изменению значения понятий.

Курт заключает:

"... в науке семантическая интерпретация всегда существует лишь в ограниченных рамках и в течение ограниченного времени. Она есть поэтому нечто историческое".

"Историческое", здесь, не в смысле величия, эпохальности, etc., а в смысле соотнесенности с орудийными возможностями людей в разные эпохи.

И далее Курт переходит к Мифу.

2. Миф

"Хотя семантическая интерпретация в науке вовсе не является столь однозначной, как обычно считают, тем не менее многие утверждают, что наука в целом все же, по крайней мере, нечто точное, а миф характеризуется расплывчатостью и потому в той или иной степени допускает произвольные интерпретации".

"Тем не менее это утверждение имеет столько же смысла, сколько его и в предложении "Париж находится справа", ибо в обоих случаях отсутствует система отсчета, без которой никакого смысла ни в чем не может быть".

Здесь мы вновь сталкиваемся с сопоставлением Мифа и научного знания.

Такое сравнение изначально бесплодно и может вести только к самообману. С таким же успехом можно сравнивать алтарный огонь и атомный реактор как устройства получения данных: одно - от Бога; другое - от Природы.

Хюбнер и сам говорит далее о неправомочности такого сравнения:

"Точно так же мы можем судить о точности мифических высказываний, не сравнивая их с научными, а проверяя их в объемлющей системе целей и жизненных связей, характеризующих мифический мир и, как было показано, достаточно отличающейся от науки. Точность является поэтому не абсолютным, а относительным понятием".

В этой "точности", однако, как раз и зарыта собака его лукавства. Уже к "семантическим интерпретациям в науке" понятие точность не приложимо. Слово ТОЧНОСТЬ адекватно только измерениям и подсчетам (т.═е. численным измерениям).

Еще более бессмысленно словосочетание "точность мифических высказываний".

Так же неприменимо требование точности к высказыванием Оракула.

В науке же точность есть именно требование и желаемое достижение, тогда как к оракулу никто никогда не выдвигал подобного нечестивого и глупого требования.

Почему?

Да потому что ученый сам творит эксперимент и прибор для него, и сам трактует результаты.

В то время как Оракул слышит и видит лишь то, что Бог соизволил приоткрыть ему. Применяя технические аналогии, можно заметить, что Оракул сам как бы является устройством связи бога с людьми.

Наверное, "устройство" может быть более или менее совершенным, и тогда результаты связи будут лучше. Беда только в том, что никто не знает, как усовершенствовать оракул.

И вообще разговор о "точности" или "расплывчатости" мифа представляется достаточно вульгарным, в силу очевидной неадекватности.

Суммируя сказанное, мы приходим к мнению, что Хюбнер намеренно профанирует заявленную тему, выбирая "точность" для сопоставления мифа и научных высказываний.

Оставаясь на этой вульгарной позиции, он от "точности" переходит к значению, или смыслу слов, обозначающих понятия:

"Почти все классические фундаментальные понятия физики выведены из общеупотребительных выражений. Я упомяну лишь некоторые: сила, работа, энергия, импульс, тяжесть, инерция, причина. Однако смысл, приобретенный ими в сфере науки, не имеет почти ничего общего с первоначальными".

Именно, что "классические". Он забывает добавить, однако, что первоначально все эти слова суть понятия МЕХАНИКИ, которая весьма близка к обычным трудовым операциям с использованием простейших орудий, и - соответственно, к рефлексивной физиологии мышечных усилий.

Высокотехнологичная квантовая механика, конечно, далеко ушла в смыслах названных слов от начальных. И это служит Хюбнеру для его аналогий.

Именно, он сопоставляет элитную группу ученых, которым доступно современное значение привычных слов и корпорацию священнослужителей, которым доступно понимание мифов.

Читаем:

"...обычное и привычное применение обычных слов в современном научном контексте сильно затрудняет понимание физических понятий",

... поскольку миф физики ускорителей далёк от обыденной жизни.

"При этом нельзя сказать, что миф и жизненный мир идентичны друг другу, поскольку первый относится к священной, а второй - к профанной реальности".

Откуда ясно, что он сопоставляет социальные группы принадлежащие к разным институтам по принципу отношения к тайному знанию. Что само по себе является вульгарным занятием.

Как известно, по отношению к "великим тайнам" идентифицировали себя франк-масоны. Они были ремесленниками, каменщиками, занятыми на строительстве ритуальных сооружений. Отсюда их склонность к сближению божественных тайн с секретами привилегированного ремесла.

Итак, Знание - вот высшая ценность "человека разумного". Весь дискурс Хюбнера отнесен к этой ценности. Ничего нового в этом нет.

И всё же Хюбнер претендует на какое-то новое слово. В чем же оно?

Новое слово Хюбнера состоит в том, что теперь миф не уступает науке, по отношению к ценности знания. Это такое же знание, - просто принадлежащее другому историческому времени.

Тем самым, - образно говоря - Курт хочет убедить нас в том, что мёд - это тоже говно; только говно пчёл!

Честно говоря, аппетита от этого как-то не прибавляется.

Справедливости ради следует заметить, что Курту всё-таки хватает благоразумия развести миф и науку.

Он пишет:

"Обратим еще раз внимание на то, что миф выражает собой мир представлений, не знающий нашего деления на субъект и объект; в нем оба слиты в "идеально-материальное единство" и все явления участвуют в сфере нуминозного. Способ уточнения, свойственный науке, был бы применительно к данной природе мифа и связанным с ним целям столь же абсурдным, как и подобное уточнение явлений жизненного мира сегодня. Благоговение и страх перед нуминозным событием к тому же запрещает его уподобление, скажем, лабораторному арсеналу. Такой подход, так сказать, убивает бога и делает его совершенно иным предметом. Это можно понять по аналогии с тем, как если бы общение с живым человеком, воздействие свойственной ему семантической сферы заменялось ознакомлением с анатомией его трупа и воздействием совершенно иной семантики".

И на том спасибо!

В итоге:

"Семантическую интерсубъективность понятий и высказываний о мифическом мы не можем, следовательно, сравнить с той, которая свойственна высказываниям о природных законах".

Так стоило ли огород городить...?