Лейтенант Найтеринг между тем организовывал преследование чёртова эверца.

— На брасы! Капитан сказал — лево руля! Вынести на носу шкоты на ветер! Живее! Грот на гитовы! Ставим ундер-лисели, — надеюсь, наш такелаж их выдержит!

Сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, под круто обрасопленными передними парусами, наполненными ветром, стремительный хищный красавец «Эндемион» увалился под ветер, который дул теперь по левому траверзу. Через несколько минут фрегат вышел на фордевинд, а ещё через минуту лег на курс бакштаг с ветром в три румба по правой раковине. Всюду был слышен непрестанный топот множества ног. Боцман Уайт и его помощники ревели и свистели словно бешеные, но вышколенный экипаж «Эндемиона» управился с парусами выше всяких похвал, и очень скоро лейтенант Перси смог проорать, преодолевая гул ветра в снастях:

— Прямой грот! Марса-лисели! Мистер Уайт, установите цепные борги и легванты! Впрочем, вижу, мне не нужно говорить вам, что делать.

— Есть, сэр, — ответил боцман, уже карабкавшийся наверх, позвякивая цепями, которые должны были не дать реям упасть во время боя.

С клипера их тоже заметили. В течение полутора часов эверский корабль уходил от погони, но расстояние между «Эндимионом» и контрабандистом неуклонно сокращалось. На клипере, наконец, поставили запасную рею, но это не помогло: фрегат делал почти четырнадцать узлов, в то время как клипер едва мог выжать двенадцать.

— Смотрите-ка сэр, они облегчают корабль! — прокричал лейтенант, увидев через подзорную трубу у самого борта эверца характерные всплески. С клипера скидывали провиант, сливали питьевую воду, сбрасывали бочки и какие-то ящики. Затем лейтенант увидел особенно большой всплеск.

— Похоже, они скинули погонные орудия, сэр! — поражённо воскликнул он, оборачиваясь к капитану.

— Это называется «идти ва-банк», мистер Найтеринг, — пояснил сэр Томас, принимая у лейтенанта подзорную трубу. — Они не рассчитывают победить нас в бою — так зачем им тогда артиллерия? Всю ставку капитан этой посудины всегда делал на скорость, и, признаться, до сих пор им удавалось сбежать… до тех пор, пока они не встретили нас! Правда, ребята? — обратился кэптен к артиллеристам, стоявшим у погонного орудия.

— Так точно, сэр! — радостно отвечали матросы.

— Лишь бы нам успеть перехватить их до заката, а там уж мы сделаем своё дело, сэр! — подтвердил констапель. — Чёртова немчура!

— Оставьте, Кандолл! Это русские — уверено ответил ему капитан. — Княжество Эвер давно уже принадлежит царю со всеми потрохами!

* * *

Преследование продолжалось. Тянулись томительные часы ожидания. Кэптен Уильямс мерил шагами палубу фрегата, слушая, как в туго натянутых наветренных снастях звенело ровное пение ветра, дувшего в двух румбах позади траверза.

Несмотря на повреждённый такелаж, русский клипер оказался добрым ходоком. Пробили десятую склянку, и солнце уже склонялось к горизонту, когда расстояние между спасающимся и преследующим наконец-то сократилось до артиллерийского выстрела, а значит, пора было дать слово погонным пушкам «Эндимиона».

— Ну что же, мистер Хендерсон, пора вам приступать к делу, сэр! — заявил капитан Уильямс, любивший отдавать приказы в такой неявной форме пожелания-просьбы. — Сбейте-ка им мачту… а лучше — все!

Констапель Хендерсон немедленно бросился исполнять. Канонир первого орудийного расчёта давно ждал этого приказа, нервно облизывая губы. Их орудие,длинноствольная девятифунтовая бронзовая пушка, ещё не успевшая покрыться голубой патиной, пока ещё было закреплено по-походному, то есть тесно прижато к порту и принайтовлено; но ядра и заряды уже громоздились на палубе рядом, готовые пойти в дело.

— Освободить орудие! — приказал констапель.

Матросы тут же развязали лопари талей, которые прижимали пушку к борту и перерезали шкимушгар, которым пушечные тали обтягивали с брюком. Пронзительный скрип лафетных колёс подтвердил, что орудие освобождено. Теперь матросы держали обе пушечные тали, чтобы во время качки пушка не откатилась от порта, прежде чем была бы подана следующая команда.

— Навести орудие!

Банящий номер засунул свой гандшпуг под казну пушки и быстрым движением приподнял ее, в то время как комендор загнал подъёмный деревянный клин больше чем наполовину, придав стволу горизонтальное положение — значит, стрелять они будут «на рикошетах».

— Вынуть дульную пробку!

Сначала матросы откатили орудие, так что дуло оказалось где-то в футе от борта. Брасовый вытащил из канала резную раскрашенную дульную пробку — жертву матросской межвахтенной скуки.

— Пушку к борту!

Схватившись за пушечные тали, команда первого орудия проворно выбрала их, подкатив лафет в упор к борту, после чего лопари свернули в красивые небольшие бухточки.

— Зарядить запал!

Взяв протравник, комендор вогнал его в запальное отверстие и проткнул фланелевый картуз, лежащий в канале орудия. Затем насыпал тонкозернистого запального пороха из своего рога в запальное отверстие, сделал им пороховую дорожку на полке и старательно растолок её носиком рога. Банящий номер накрыл порох ладонью, чтобы его не сдуло, закрыл полку и взвёл замок, а пожарный надел рог себе за спину.

— Целься, — приказал Хендерсон, и канонир приник к стволу орудия. Два орудийных номера теперь держали пушечные тали. Банящий номер закрепил на стволе специальный кремниевый замок, снаряжённый для выстрела. Юнга стоял с правой стороны сразу за орудием, держа в руках следующий картуз в кокоре. Комендор склонился над орудием, прицеливаясь вдоль ствола.

— Пли!

Комендор спустил курок кремневого замка. Долю секунды было слышно шипение, затем вспышка, и орудие извергло ядро, радуя грохотом хорошо прибитого прибойником заряда пороха, взорвавшегося в ограниченном пространстве. Вспышка пламени в дыму, летящие по ветру куски дымящегося пыжа, орудие катится футов на десять назад, под наклонившемся комендором и между номерами орудийного расчёта, глубокое «памм» взявшего на себя отдачу брюка*** — все это произошло почти мгновенно, и тут же раздалась новая команда.

— Закрыть запальное отверстие! — скомандовал констапель Хендерсон, наблюдая за полетом ядра, по мере того, как сопровождающий его белый дым сносило под ветер. Комендор вставил запальную затычку в запальное отверстие, а ядро взметнуло ввысь столб брызг в неспокойном море в четырехстах ярдах по ветру, затем, отрикошетировав, дало ещё один всплеск в трёхстах ярдах далее, затем еще один и пропало где-то за корпусом преследуемого клипера. Расчёт в это время крепко держал откатные тали, удерживая орудие от хаотичных перекатов, обычных при качке.

— Кажется, перелёт — определил Хендерсон. — Пробанить пушку!

Первый номер засунул банник из овечьей шкуры в пожарное ведро и, повернувшись к небольшому пространству между дулом и бортом, высунул рукоятку банника далеко в порт, и вогнал его в канал орудия. Несколько раз добросовестно провернув его, он вытащил черный банник с небольшим дымящимся лоскутком на нём.

— Зарядить картуз!

Юнга уже держал наготове тугой тканевый мешок. Банящий номер вставил его в канал и хорошенько загнал прибойником вглубь. Комендор, засунув протравник в запальное отверстие, чтобы определить, когда картуз окажется вставлен должным образом, воскликнул:

— На месте!

— Зарядить ядро!

Ядро уже доставали из обоймы, а пыж из сетки, и констапель скомандовал:

— Пушку к борту! Зарядить замок! Навести орудие! Пли! Держим интервал в две минуты, парни! Давайте, навались, как черти!

Несмотря на свежий, пронизывающий ветер, расчеты орудий разделись до пояса, повязав на головы шейные платки для защиты от искр и грохота. Поплёвывая себе на ладони, расчёты стали посылать в клипер ядро за ядром.

— Тишина. Освободить орудие! Навести орудие! Вынуть пробку! Пушку к борту…. До заката надо сбить ему такелаж!

Все на «Эндимионе», начиная от капитана и заканчивая последним юнгой, знали, что ночью клипер может уйти, незаметно сменив курс. Поэтому так надо было принудить его к сдаче именно сейчас!