Осветив узким лучом стены, посмотрел, как сделана обшивка, затем исследовал потолок и поддерживающие его стояки, прикидывая, выдержит ли крепление, если бомба разорвется в непосредственной близости.

С удовлетворением отметив про себя, что убежище сделано добротно, он выключил свет и протянул фонарик Лаптеву.

— Ну, давай, товарищ Лаптев, двигать дальше, — сказал он.

— Придется переждать, товарищ майор, — ответил Лаптев. — Трусом казаться перед военным человеком не хочу, но и зазря голову подставлять мне не к чему. Да и вам тоже.

— За мою голову не беспокойся, — недовольно проговорил Звягинцев. — Я к вам направлен не для того, чтобы в убежище сидеть.

— Само собой, — согласился Лаптев. — Только во время обстрела ходить по территории не положено. Ни майору, ни рядовому. Да это и не убежище вовсе, — сказал он, явно стараясь затянуть разговор. — Так, щель, можно сказать.

— И много у вас таких щелей? — спросил Звягинцев, начиная понимать, что спорить с упрямым Лаптевым бесполезно.

— По всей заводской территории отрыты. Для рабочих — на случай бомбежки.

— Почему же сейчас здесь пусто?

— Так ведь только один самолет пока прорвался. И обстрела настоящего нет. В первые дни, когда обстрелы в новинку были, многие сразу в щели бежали. А сейчас попривыкли. Несподручно взад-вперед бегать… Случается, обстрел по два часа длится. Потом перерыв минут на двадцать, и снова… Сами посудите, ног не хватит из цеха в щель и обратно бегать, да и работать тогда будет некогда.

— А если по цеху ударит?

— Ну, смотря какой обстрел. Если в район цеха долбают, тут уж не приходится ждать, пока стукнет. У нас и в самих цехах убежища устроены — в подвалах, в подсобках. А щели — это уж когда большая бомбежка с воздуха. Вот тогда без них не обойтись.

— Может быть, все-таки пойдем, товарищ Лаптев? — проговорил, теряя терпение, Звягинцев и, не дожидаясь ответа, решительно направился к выходу.

Он выбрался по ступенькам наружу, слыша, как за ним поспешно поднимается Лаптев.

В темноте — пожар, видимо, потушили — урчал танковый мотор, слышалась далекая пулеметная стрельба. По небу пронеслась очередь цветных трассирующих пуль. Неистово стучал метроном.

— Налево, налево, товарищ майор, — торопил Лаптев, увлекая Звягинцева куда-то в сторону. — Бегом теперь надо…

Бежать Звягинцеву было трудно: болела нога. «А еще на передовую рвался, инвалид несчастный!» — с отчаянием и злостью думал он.

Звягинцев готов был крикнуть Лаптеву, чтобы тот бежал помедленней, но вдруг где-то совсем неподалеку разорвался снаряд.

— Ложись! — по привычке крикнул Звягинцев и, падая, увидел, что Лаптев, как опытный боец, уже распластался на земле.

В темноте они не видели, что снаряд взметнул к небу огромный столб земли, разворотил несколько ящиков с демонтированными станками, приготовленными к отправке через Ладогу. Лишь услышали, как куски покореженного металла с визгом ударили в стену ближнего цеха. И снова стало тихо.

— Пошли! — крикнул Лаптев, вскакивая на ноги.

Звягинцев подхватил чемоданчик и шинель, которые, падая, он выпустил из рук.

Из невидимых репродукторов прозвучал громкий голос:

— Район пятого цеха подвергается артиллерийскому обстрелу! Рабочим цеха немедленно укрыться! Движение по территории завода прекратить!

— Давай сюда, майор! — решительно сказал Лаптев и быстрым шагом направился к едва различимой в темноте насыпи.

Приблизившись, Звягинцев увидел низкую дверь. Лаптев рванул ее на себя.

— Вниз, товарищ майор, вниз!

В полной уверенности, что Лаптев снова привел его в какое-то бомбоубежище, Звягинцев, проклиная в душе слишком уж осторожного провожатого, стал медленно спускаться вниз.

Но Лаптев открыл еще одну дверь, и Звягинцев застыл от удивления.

В ярко освещенной комнате стояли маленькие столики с телефонами, на укрепленных перпендикулярно к столикам панелях мигали разноцветные лампочки, у аппаратов сидели девушки в спецовках и косынках.

— Что это, узел связи? — недоуменно спросил Звягинцев.

— Наш штаб МПВО, товарищ майор, — ответил Лаптев. — Проходите.

Он провел Звягинцева в следующую комнату, где за столом сидел человек в гимнастерке и что-то писал в большой, напоминающей конторскую книге.

— Товарищ Дашкевич! — доложил Лаптев. — Вот товарища майора из штаба фронта к нашему начальству сопровождаю, только сейчас не очень-то пройдешь, снаряды кладет, сволочь! Пришлось к вам зайти.

— Знаю, что обстрел, — угрюмо ответил Дашкевич и, дописав строчку, посмотрел на Звягинцева: — Здравствуйте, товарищ майор. Начальник штаба МПВО завода Дашкевич. Присаживайтесь.

— Товарищ Дашкевич, — решительно сказал Звягинцев, — я имею срочное задание штаба фронта и должен немедленно увидеться с руководством завода. Ждать просто не имею права. Поэтому прошу вас…

— Минуточку! — прервал его Дашкевич и снял трубку одного из телефонов:

— Ты это, Николай Матвеевич? Это я… Обстановка, значит, такая: бьет по четвертому километру, по Котляковскому парку и по Международному проспекту. У нас сейчас еще два снаряда положил, один у турбинного, другой недалеко от центральной лаборатории. Жертв нет. Очаги пожаров ликвидируются. Пока все. Постой! — спохватился Дашкевич. — Здесь у меня майор из штаба фронта находится. Его Лаптев к нам сопровождал, да вот на полпути под обстрел попали. Так… Ясно, Николай Матвеевич.

Он повесил трубку и сказал Звягинцеву:

— Приказано, пока не кончится обстрел, обождать здесь, майор. Посидите…

Кадровый командир, Звягинцев привык неукоснительно подчиняться приказам. Однако, хорошо понимая, что назначение на Кировский завод является заданием военным со всеми вытекающими отсюда последствиями, он все же не мог побороть в себе ощущения, что находится среди гражданских людей, в тылу, хоть и вблизи передовой. Поэтому резко ответил Дашкевичу:

— Кем это «приказано»? Я ведь не с улицы, а из штаба фронта!

— Ну так тем более, товарищ майор, — подчеркнуто спокойно откликнулся Дашкевич. — Осколком по дороге шарахнет — задания штаба не выполните.

— Разве у вас люди все время под землей сидят? — иронически спросил Звягинцев.

— Не сидят, — согласился Дашкевич, — и рабочие и начальство находятся там, где им положено. Но и под бомбы не лезут… Слушай, подежурь наверху, — обратился он к Лаптеву, — как стихнет, доведешь майора до поликлиники…

Звягинцев хотел было спросить, при чем тут поликлиника, но в это время в комнату вошла одна из девушек-телефонисток и доложила:

— В городе объявлена воздушная тревога. Налет на Автово.

— Ясно, — нахмурился Дашкевич, взял ручку и вписал несколько строчек в свою конторскую книгу. Потом поднял голову и, спохватившись, сказал: — Так чего вы стоите, товарищ майор? Садитесь. Вижу, нога-то у тебя больная, — добавил он, дружески переходя на «ты».

Звягинцев молча сел.

Вошла другая связистка.

— Обстрел железнодорожной ветки в Автово, — доложила она. — С восьмой вышки видно, что на Лифляндской улице пожар.

Дашкевич кивнул, опустил ручку в чернильницу и снова что-то вписал в свою книгу. Потом придвинул к себе микрофон, включил его и четко объявил:

— Говорит штаб МПВО Кировского завода. Артиллерийский обстрел района продолжается. Всем вышкам и наземным постам вести наблюдение. Движение по территории завода не разрешается.

Щелкнул выключателем, отодвинул микрофон.

— Товарищ Дашкевич, — сказал Звягинцев, — может быть, вы разъясните некоторые порядки у вас?..

Звягинцев хотел, чтобы Дашкевич ввел его в курс дела, но тот решил, что майор снова рвется наверх.

— Так ведь у фашистов, сволочей, подлая тактика, — сказал он. — Мы-то ее уже знаем. Парой снарядов по заводу ударит и затихает, начинает по соседним районам бить. Мы успокоимся, люди из убежищ выйдут, а он давай беглым огнем в это время!.. Раз уж война, и нам учиться приходится…

Звягинцев почувствовал, как чуть дрогнул под ногами пол, точно где-то произошел подземный толчок. «Похоже, бомба», — мелькнуло в его сознании.