— Плохие пироги, Иван Максимыч, горькие, — мрачно сказал Звягинцев.

— Сладких еще не напекли. Не успели.

— Честно говоря, в голове не укладывается, что немец вот сюда, к заводу, прорваться может!

— Что ж, прорвется — драться будем. А ты что, боя боишься, что ли? Раньше за тобой этого не водилось.

— И сейчас не водится, — с обидой ответил Звягинцев. — Немцев я не боялся и не боюсь. Времени остается мало — вот что тревожит. Мне же надо разобраться, что к чему тут у вас, разработать задание, расставить людей…

— Ах, во-он оно что! — иронически протянул Королев. — Значит, ты, Алеша, полагаешь, что люди тут до тебя сложа руки сидели?

— Что вы, Иван Максимович! У меня и в мыслях… — начал было Звягинцев, но Королев не дал ему договорить:

— Знаю, есть у вас, кадровых, ну, у некоторых, скажем, такое убеждение, будто только вы к войне готовились. А мы, если хочешь знать, тоже ушами не хлопали! Еще в начале войны сколько щелей, убежищ на случай бомбежек приготовили, поглядишь — увидишь, на армейских КП таких, как у нас, блиндажей нет! А сейчас доты построили, орудия установили, дивизию вооружили за неделю, на фронт отправили. И учились. Зажигалки тушить учились. Металл электрон знаешь, нет? Вот видишь, не знаешь, а еще командир! Это сплав такой — алюминий и магний. Зажжешь стружку — пламя до двух с половиной тысяч градусов. На такой стружке учились. Артиллерийский тир есть, полигон. Вот как мы готовились!

Он махнул рукой и сказал уже спокойно:

— Ладно. Поживешь с нами — увидишь. Кировский — это, брат, вроде Кронштадта…

— Куда мы сейчас? — спросил Звягинцев.

— В партком зайдем. Что Козин наказывал, слышал? Ну вот. А потом я в твоем, майор, полном распоряжении. Тебе что осматривать-то в первую очередь надо?

— Расположение дотов, их секторы обстрела, противотанковые препятствия, — перечислял Звягинцев.

Они подошли к заводоуправлению. На крыше здания виднелась зенитная установка. У подъезда стояла выкрашенная в серо-зеленый с разводами цвет «эмка». Шофер, парень лет двадцати пяти, сидел в машине, курил.

— Прохоров, — сказал ему Королев, — поступаешь в мое распоряжение. Указание Козина. Ясно?

— Ясно, — ответил Прохоров. — Если в город ехать, то хорошо бы поскорее, пока тихо.

— В город не поедем. Здесь, по территории, покрутимся. Жди, сейчас вернемся.

Они поднялись по лестнице. Иван Максимович открыл дверь, на которой висела узкая табличка: «Партком». В накуренной комнате у стола сидела девушка в красной косынке, вокруг нее толпились люди. В углу стоял пулемет «максим».

Королев прошел к следующей двери, обитой коричневым дерматином, Звягинцев — следом за ним.

И в этой комнате плавали клубы табачного дыма. В простенке между окнами за столом сидел человек средних лет в спецовке. На столе рядом с телефонами лежал автомат.

— Ну, что там стряслось, Максимыч, зачем тебя вызывали? — настороженно спросил он.

— Дело есть, Петр Васильевич. Вот майору наши огневые точки и позиции надо показать. А тебя Козин просил срочно проверить по цехам боеготовность. Люсю сажай на телефон, пусть тоже обзванивает.

— Ребята говорили, Васнецов приезжал: машину его видели, — снижая голос, сказал Петр Васильевич.

— Я его не застал.

— Темнишь?

— Этого еще не хватало, — резко ответил Королев. — Сказано тебе: проверь готовность, пошли ребят проверить посты. Те, что… на крайний случай. Понял?

— Понял.

— Ну, я пошел, — сказал Королев.

— Постой, Максимыч, тут тебе из проходной звонили минут двадцать назад. Ждет там тебя кто-то.

Королев недоуменно пожал плечами, снял трубку одного из телефонов:

— Главную проходную!.. Королев из парткома говорит. Кто там меня вызывал?..

Неожиданно лицо Королева изменилось, глубокие морщины расправились, брови чуть приподнялись.

— Верка, ты?! — удивленно проговорил он.

Звягинцев вздрогнул и напрягся, услышав это имя.

А Королев ворчливо-ласково сказал в трубку:

— Выпороть тебя за это надо! Ладно, жди, сейчас буду. — Он повесил трубку, повернулся к Звягинцеву: — Верка там, в проходной… видишь, какое дело… Ты знаешь, что она вернулась? Партизаны вывели.

— Я знаю, — ответил Звягинцев. — Мне Павел Максимович рассказал.

— Давай-ка, майор, подъедем к проходной вместе. Сейчас… — он посмотрел на часы, — сорок пятого. Несколько минут потратим, не больше, — сказал Королев, точно извиняясь.

— Я… может быть, я подожду вас здесь? — нерешительно предложил Звягинцев.

— А чего ждать? Все равно по территории поедем, посмотришь и то, что тебе нужно. И для нее радость будет тебя встретить. Поехали…

Звягинцев увидел Веру в открытую дверь проходной. Она была в расстегнутом ватнике, надетом поверх гимнастерки, в короткой юбке и сапогах.

Может быть, потому, что проходная освещалась мертвенным светом двух покрытых синей краской лампочек, лицо Веры показалось Звягинцеву очень бледным, исхудавшим.

Ему хотелось броситься к ней, опережая Королева… Но он безвольно остановился у дверей проходной, чувствуя, что не в состоянии сделать больше ни шага.

— Ты зачем здесь? Кто тебе разрешил? — громко говорил Королев дочери. Но в голосе его, несмотря на строгие интонации, звучала радость.

— К нам вчера раненых привезли с передовой, прошел слух, что вблизи завода уже бои идут, — тихо сказала Вера.

— Глупости они говорят, твои раненые, панику разводят! — рассердился Королев. — Никаких немцев тут и в помине нет!

Он притянул Веру к себе, обнял.

— Как же ты, дочка?.. — пробормотал он дрогнувшим от волнения голосом. — Как же ты до завода-то добралась?

— А у меня пропуск есть на хождение в ночное время по всему городу. Нам ведь и на спасательные работы выезжать приходится, — торопливо говорила Вера. — На попутной полуторке добралась, мне на полсуток отпуск в госпитале дали… Ну, чтобы отдохнуть… Третью ночь не спим, раненые все поступают, поступают…

Только тут Вера заметила неподвижно стоявшего на пороге Звягинцева.

— Алеша! — вскрикнула она, и в голосе ее слились удивление и радость.

Королев оглянулся и сказал с добродушной улыбкой:

— Вот и еще сюрприз, Алексей собственной персоной. Заводским стал, на подмогу прислали.

Вера подбежала к Звягинцеву, притянула его к себе, поцеловала.

Алексей растерялся, мысли его смешались, он порывисто обнял Веру, но тут же смущенно опустил руки. Они были не одни. Две женщины-охранницы с любопытством наблюдали за этой сценой, отец стоял рядом.

— Здравствуй, Вера, — проговорил Алексей сдавленным голосом. — Ну… как ты?

Но Вера точно не слышала его вопроса.

— Алеша, милый, — радостно говорила она, — значит, и ты в Ленинграде? Да? Почему же не позвонил, не разыскал меня?

— Ранен он был, твой Алеша, — пробурчал Королев, — только вчера в город прибыл — и сразу к нам.

— Так я это знаю, помню, тогда, в лесу, — закивала головой Вера. — Ну а сейчас-то здоров?

— Да, здоров, совсем здоров, — как-то механически отвечал Звягинцев, не отрывая от нее глаз.

— А я в госпитале сейчас работаю, там и живу, на Выборгской, я сейчас тебе адрес запишу, будешь в городе — зайдешь, непременно зайди, Алеша! У тебя есть на чем записать? — торопливо говорила Вера.

Непослушными пальцами Звягинцев расстегнул нагрудный карман гимнастерки, вытащил блокнот и карандаш. Она черкнула несколько строк, сама вложила блокнот ему обратно в карман, застегнула пуговку и нежно пригладила топорщащийся клапан кармана.

В проходную с улицы вошли несколько рабочих, на ходу вынимая из спецовок и ватников пропуска.

— Вышли бы вы на улицу, не мешали бы людям проходить! — почему-то ворчливо проговорил Королев.

Звягинцев нерешительно посмотрел на Веру.

— Давайте, давайте, проходная маленькая, людям дорогу загораживаете, нечего тут толкаться! — настаивал Королев, хотя они никому не мешали.

Вера первой вышла на улицу, Звягинцев — за ней.