В сплошной стене вагонов все двери разъехались. Но никто не спрыгнул на перрон: не то что завалящийся американец, а даже простой соотечественник.

– Ну и ну! – изумился Моржов.

Электричка предупреждающе свистнула. И тут из дальнего вагона как-то неохотно спустилась на платформу одинокая девочка, огляделась и пошла к штабелю шпал. Электричка зашипела, хлопнула дверями и недовольно поволоклась прочь, как дырявый невод без улова.

– Здравствуйте, – сказала девочка. В руке она держала сумку, из которой торчали ракетки для бадминтона. – Я думаю, это нормально, что я приехала с ночёвкой, да?

Моржов девочку узнал. Девочка была из кружка Каравайского – призёрка и медалистка многих состязаний по настольному теннису.

– Конечно, – ответил Моржов. – Ты – Наташа Ландышева, верно? Я – Борис Данилович, а это – Софья Ивановна… А ведь ты, Наташа, не из наших кружков…

– Я ещё и на английский хожу к Милене Дмитриевне, – независимо пояснила Наташа. – Человек ведь должен заниматься не одним лишь настольным теннисом.

– Ну да… – несколько оторопело согласился Моржов и от уважения к Наташе даже слез со штабеля шпал.

– Ведите меня в лагерь, – распорядилась Наташа.

– А где американцы?

– В Америке, – не удержался Моржов.

На следующий день американцы опять не приехали. И на третий день – тоже. К вечеру третьего дня у Моржова назрело настоятельное желание определиться с ситуацией.

После ужина Серёжа Васенин и Наташа Ландышева играли в бадминтон. Упыри сидели возле спортплощадки на бревне и орали на проигрывающего Серёжу. Наташа Ландышева торжествовала беспощадно. Милена с книжкой в руке расположилась поблизости в шезлонге и мельком следила, чтобы упыри не отняли у Наташи ракетку, не побили Серёжу и не украли волан. Натянув до локтей длинные резиновые перчатки, Розка что-то мыла в раковине умывалки. Сонечка осталась на веранде вместе со Щёкиным, Моржовым и Костёрычем. Моржов подсел к ней, интимно приобнял её за талию и ласково прошептал на ушко:

– Сонечка, детка, сходи, пожалуйста, погуляй. Дяденькам надо поговорить.

– А куда сходить?… – беспомощно спросила Соня.

– Хоть вон Розке помоги.

Соня виновато улыбнулась, встала и послушно пошла к Розке.

– Ну, что, – негромко сказал Моржов Костёрычу и Щёкину. – Пришла пора держать совет. Что будем делать?

– А в чём проблема? – развалившись, величественно спросил Щёкин.

– Проблема в том, что в виде НЛО над Троельгой завис большой медный таз, – пояснил Моржов. – Американцы не приехали. И не приедут. Что-то там не то со всей этой затеей. Наших детей тоже, в общем, нет. В группе у Щёкина и Сонечки – четверо, а у вас с Миленой, Константин Егорыч, – всего двое. А должно быть по пятнадцать штук. Вот вам и проблема.

– Шестеро детей на шестерых педагогов… – задумчиво произнёс Костёрыч. – Так, наверное, и положено в человеческом обществе…

– Но не в МУДО, – жёстко отрезал Моржов. – В МУДО за такое – вылет с работы.

– Я уже придумал, чем буду заниматься без работы, – заявил Щёкин. – Я стану серийным детским писателем. В моей чернильнице уже цикл романов. Общая идея вкратце такова. В наше время некий следователь получает доступ к секретным архивам КГБ, в которых хранятся дела о подвигах и гибели пионеров-героев времён брежневского застоя. Первое дело – о том, как пионерский отряд ценой своей жизни разоблачил проктолога-вампира. Роман будет называться «Проктор энд Гэмбл и Армия людоедов». Гарри Поттер сам себя замочит в сортире.

– Впечатляет, – нейтрально согласился Моржов.

– Я думаю, что у нас нет другого выхода… – Костёрыч снял очки и потёр лоб. – Нужно известить администрацию, и пусть она решает, что делать.

– Нельзя, – жёстко ответил Моржов. – И я объясню почему. Потому что в этом случае лагерь закроют, а детей разгонят по домам. Но ведь дети не виноваты – за что же им портить каникулы? И мало того – дети… Вас, Щёкина, Сонечку и Милену уволят за служебное несоответствие и срыв лагерной программы.

– А тебя с Розкой? – ревниво спросил Щёкин.

– Нас с Розкой – пока нет. Не мы же американцев должны были привезти. Нас уволят к осени.

– Почему? – тотчас заинтересовался Щёкин.

– Ты бухал и ни хрена не отразил, – с досадой сказал Моржов, – а я отразил, чего говорил Манжетов. Что ж, разъясняю популярно. Манжетов решил повысить своё благосостояние. Для этого он преобразует МУДО в Антикризисный центр. Вы при этом улетаете. Сам же Манжетов женится на Милене и ставит её директрисой Центра. Мафия. И все денежки текут через эту дружную семейку.

– Где река текла, там всегда мокро будет, – печально процитировал Костёрыч народную поговорку.

– Вот именно, – согласился Моржов. – А у вас будет сухо. Даже очень. Как в Каракумах. Сухо настолько, что Розка выйдет замуж за Сергача, а ты, Щекандер, знаешь, какой у Сергача бизнес на его студии. Про Сонечку я и не говорю. Скорее всего, осенью мы увидим её на рынке за прилавком с огурцами – под началом какого-нибудь кавказца. И огурцов у неё в жизни станет столько, что размер действительно не будет иметь значения. Ты, Щекандер, уйдёшь в запой. Вы, Константин Егорыч, повисните на шее у жены.

– Я и так на ней повис… – печально сказал Костёрыч.

– Я буду жаловаться! – возмутился Щёкин. – Я в Гаагском трибунале такую вонь разведу!… Шкиляиха не дала нам времени, чтобы набрать нужное количество детей! Пусть мировое сообщество осудит Шкиляиху!

– Дело не только в скороспелости Троельги. Всё продумано глубже, – терпеливо растолковывал Моржов. – Мы с вами – смертники. МУДО обречено. Оно никому, кроме нас, не нужно. Милена и Манжетов останутся при деле и при деньгах. Шкиляева в Антикризе станет руководителем отдела кружков. Кружки будут вести школьные учителя при своих классах. У Шкиляевой исчезнут проблемы с наполняемостью кружков, с помещениями, с коммуналкой и прочим ЖКХ. Сплошная синекура! А меня и Розку уволят, когда ликвидируют МУДО и учредят Антикриз. Нас сократят потому, что Центру методисты нашего профиля будут не нужны. Вот такая картинка.

Костёрыч и Щёкин молчали, обдумывая ситуацию.

Моржов смотрел, как Милена, покинув шезлонг, показывает Серёже Васенину движение руки при ударе ракеткой по волану. Милена была в брючках-бедровках, и её голый животик эротично округлялся, когда она нагибалась. Впрочем, дело было не в животике. Моржов без всяких животиков не знал картины красивей, чем женщина, нагибающаяся к ребёнку.

– И что же, выхода нет? – спросил Костёрыч.

– Есть, – не оборачиваясь, сказал Моржов. – Выход есть. На наше счастье, мы в Троельге. Нам помогли эти дурацкие американцы, взявшиеся ниоткуда.

– Может, это всё-таки инопланетяне? – буркнул Щёкин.

– Может, – кивнул Моржов. – Но это не важно. Они спутали Манжетову и Шкиляевой все карты. Манжетов и Шкиляева планировали, что педагогов МУДО осенью тихо переведут в школы, а зарплату начислят по количеству сертификатов. Поскольку детей в ваших кружках мало, вам будут платить по две-три копейки, и вы сами уволитесь. Таким образом, МУДО без скандала оптимизируется – то есть прекратит своё досадное существование и освободит место для Антикризисного центра. Но в этот план вклинились американцы. Шкиляева не могла отказать им, даже если реклама МУДО была вывешена в Интернете по ошибке. Потому что у Шкиляевой священный трепет перед начальством, а иностранцы – всегда начальство. Так и образовалась наша Троельга. Пришлось Шкиляевой упечь нас сюда.

– И как Троельга нас спасёт?

– Троельга далеко от Ковязина.

– Две остановки на электричке – это не далеко…

– Для Шкиляевой – далеко. Своей персоной Шкиляева сюда не поедет и не будет контролировать всё лично. Она ведь даже за теннисными столами Каравайского машину два года послать не могла… Так что для неё Троельга – далеко. И о наших здешних трудовых подвигах она сможет судить только по бумажкам, которые мы привезём. То есть по сертификатам тех детей, которые здесь якобы находятся.