- Ваш сын ведь сказал, что там нет никаких признаков врага? - уточнил преподобный Старбак, не в состоянии объяснить, почему волосы на его затылке вдруг встали дыбом.

- Совершенно никаких! - ответил капеллан, всматриваясь в лес. - Полагаю, вы скажете, что мы вытянули короткую соломинку. Наш вклад в великую победу ограничивается лишь наблюдением со стороны. А может, и нет.

Последние три слова были вызваны появлением группы зуавов у опушки леса на левом фланге полка. Очевидно это и были застрельщики, возвращавшиеся в свой полк, и они были взволнованы.

- Мятежники! - прокричал один из зуавов. - Мятежники!

- У страха глаза велики!! - презрительно бросил священник.

Все больше зуавов хваталось за свои винтовки. Капитан, взобравшийся на нервную вороную лошадь, во весь опор проскакал мимо обоих пасторов, почтительно коснувшись края шляпы.

- Полагаю, они там что-то навыдумывали, капеллан! - добродушно крикнул капитан, а потом схватился за горло, издавая клекочущие звуки, словно не мог вздохнуть. Кровь начала сочиться сквозь его пальцы, и пока преподобный Старбак пытался осмыслить увиденное, его оглушили звуки пальбы. Прошло несколько мгновений прежде, чем звуки отпечатались в его пораженном сознании. Пораженном, потому что вершину холма смело огненным смерчем, свистяще-щелкающим хаосом пуль, пущенных из леса, где, о ужас, полк за полком выстраивались мятежники. За мгновение до этого на прогретом солнцем холме царила летняя тишина, пчелы пили мед на распустившихся цветах клевера, а чрез секунду он был охвачен смертью, воплями и кровью, перемена оказалась слишком резкой для восприятия священника.

Умирающий капитан завалился в седле, зацепившись ногой за стремя, и его тащило по земле. Он жалобно закричал, но внезапно хлынувшая кровь заставила его умолкнуть навсегда. Капеллан принялся ободрять пораженных зуавов, которые отступали от волн винтовочных залпов. Лошадь преподобного Старбака рванулась от непрерывного треска винтовок с флангов обоих нью-йоркских полков. Лошадь помчалась на север, убегая от атаки, и лишь у самого края холма священнику удалось остановить перепуганное животное и развернуться, как раз в то самое мгновение, когда из леса показались мятежники. Это была армия Ли, выступившая через день после Каменной стены Джексона, которая теперь вышла из долин и лесов, где скрытно простояла всю ночь. Бросившись в атаку, мятежники издавали дьявольский улюлюкающий вопль, и кровь застыла в жилах священника, когда ужасный звук пронесся по вершине холма.

Преподобный Старбак вытащил револьвер из седельной кобуры, но даже не попытался произвести выстрел. Перед ним развернулся настоящий кошмар. Он наблюдал за гибелью двух полков.

Ньюйоркцы пытались оказать сопротивление. Выстроившись в шеренгу, они открыли по мятежникам ответный огонь, но серая шеренга перестроилась в два ряда и смела ряды зуавов ураганом винтовочного огня. Солдаты в ярких мундирах подались назад, напрасно сержанты и капралы пытались заделать бреши в рядах, они возникали быстрее, чем их можно было прикрыть. Люди, не слушая приказов, удирали на север и восток. Преподобный Старбак призывал беглецов не сдавать позиций, но они не обращали внимание на бесновавшегося священника, продолжая бежать вниз по холму по направлению к ручью. Полк мебельщика теперь уменьшился до размеров трех групп солдат, пытавшихся сдержать сокрушительную атаку, но даже превосходящие их в три раза силы не смогли бы сдержать натиска мятежников.

Ньюйоркцы умирали. Раздался всплеск последних выстрелов, затем знамена покачнулись, когда атака захлестнула последних непокорных защитников. Внезапно весь холм закишел серыми мундирами, и священник вышел из состояния оцепенения, ткнув лошадь каблуком и помчавшись вниз по холму, обходя рассеявшихся во все стороны беглецов. Передовые отряды мятежников уже открыли огонь по беглецам, и преподобный Старбак слышал, как вокруг него жужжали пули, но лошадь священника не замедляла бега. Она проскочила ручей, добравшись до спасительного леса. Вопли мерзкого улюлюканья мятежников еще звучали в ушах у священника, когда он придержал взмыленную лошадь. Ему чудилось, что всё вокруг наполнилось этим жутким воплем, криками выступившего в поход дьявола, и он скорее почувствовал, чем понял, что очередную армию северян с позором разбили. Слезы сбегали по его щекам, он тщетно пытался осознать, что неисповедимы пути Господни.

Он пересек главную дорогу, возвращаясь к месту, где так долго ждал начала преследования разбитых мятежников, но не заметил никаких признаков людей Гэллоуэя, хотя, благодарение Господу, и мятежников тоже. Священник стер слезы с лица, дав лошади передышку. Справа от него, где на небе темным пятном выделялся дым от горящей станции, находились лишь лесные заросли и холмистые долины, и как он подозревал, именно по этой пересеченной местности прошли мятежники. Слева от него за обширными полями лежал лес, где на железнодорожные пути одна за другой накатывались атаки северян, но ни одна не принесла успеха, что, несомненно, значило, что мятежники по-прежнему прятались в лесу. Позади него армия этих демонов только что перебила зуавов Уинслоу на виргинском холме, оставив священнику лишь одну единственную дорогу.

Он поскакал на северо-восток, его отчаяние переросло в гнев, способный смести небеса. Что за идиоты руководили армиями северян! Какие же напыщенные болваны и индюки. Священник почувствовал, как перед ним открылась новая цель, новая миссия - раскрыть северянам глаза на малодушных трусов, которые вели их сыновей от одного поражения к другому. Он отправится на ферму Гэллоуэя, заберет свой багаж, и там один из слуг майора укажет ему спасительный путь на север через Булл-Ран. Настало время вернуться в здравомыслящий Бостон, где он начнет свою кампанию, которая раскроет глаза всей нации на ее грехи.

На холмах гремели пушки, гул отдавался в небе беспорядочным эхом. Трещали винтовки, тонкие струйки дыма поднимались над деревьями и ручьями. Роберт Ли привел двадцать пять тысяч человек, расположив их справа от осажденной линии Джексона, и ни один янки не догадывался о существовании там мятежников, пока не появились звездные знамена над серыми шеренгами. Фланговая атака мятежников хлопнула по славе Джона Поупа, подобно закрывающимся дверям. А преподобный Старбак уносил домой свой праведный гнев.

Солнце медленно опускалось к западным холмам. В лесу на востоке не шевелился ни один листок. Шум сражения гремел, как далекий гром, но что значил этот шум, и где сейчас янки, никто не знал. Патруль из восьмой роты Траслоу первым пересек выжженную снарядами полосу земли перед лесом, но не обнаружил там никаких янки. Снайперы ушли, и лес был пуст, за исключением мусора в покинутом северянами лагере.

Прибыли боеприпасы, их раздали измученным солдатам. Некоторые заснули, усталых людей было не отличить от окружавших их покойников. Старбак пытался составить список погибших, но работа продвигалась медленно.

За час до заката полковник Свинерд направил свою лошадь к железной дороге. В поводу он вел другую лошадь.

- Она принадлежала майору Медликотту, - сказал он Старбаку. - Я слышал, он умер.

- Слышал, его янки пристрелили, - с каменным выражением лица ответил Старбак.

Рот Свинерда растянулся в некое подобие улыбки.

- Нам приказали выступать, и я подумал, что, возможно, вам понадобится лошадь.

Первым порывом Старбака было отказаться, потому что он гордился тем, что шагал рядом с солдатами, но затем он вспомнил про дом с побеленными каменными столбами ворот у въезда в аллею и поблагодарил Свинерда за то, что тот привел ему коня. Он вскочил в седло. Легион пробуждался от сна. Усталые солдаты ворчали, что их побеспокоили, но вскинули свои винтовки и вскарабкались по склонам канавы. Раненые, доктора, денщики и сержантский караул остались в тылу, а остальная часть Легиона построилась в колонну вокруг знаменосцев, где лейтенант Коффмэн нес новый флаг полка на сделанном из молодого деревца древке. Старбак на лошади Медликотта занял свое место впереди Легиона.