Глава первая

НАЧАЛО ПУТИ

Позади тяжелый первый год войны, проведенный на Северо-Западном фронте. В августе сорок второго я получил назначение на должность помощника начальника оперативного отдела штаба 11-го гвардейского стрелкового корпуса.

— Освоитесь. Помогут. Многие с нуля начинали, — напутствовал кадровик. — Гордитесь: в штаб назначили, а это работа особая, штаб — мозг армии.

Командный пункт корпуса размещался в станице Вознесенской. Там и состоялось знакомство с начальником штаба подполковником М. В. Глонти. Он неторопливо прочитал все бумаги, подшитые в моем тощем личном деле, бодро заверил:

— Работать научим, капитан. Не боги горшки обжигают.

Строг и требователен был Михаил Варламович. Терпеливо выслушивал собеседника. За хорошее не упускал случая похвалить. Исполнителя, допустившего непростительную оплошность, сердито отчитывал, при этом его глаза-угли становились суровыми. Но быстро отходил, глаза добрели. Они словно успокаивали: «Знаем твои способности, верим, что можешь работать лучше. Больше не подводи».

М. В. Глонти познакомил меня с системой обороны, представил в штабах бригад.

Оборонительный рубеж корпуса вытянулся на многие километры вдоль Терека. Уже обозначились на нем редко расположенные опорные пункты, оборудованные и одиночными окопами, и траншеями.

К этому времени в состав корпуса входили: 8, 9, 10-я гвардейские и 62-я отдельная морская стрелковые бригады.

С наблюдательного пункта 10-й гвардейской стрелковой бригады, размещенного на высоте недалеко от станицы Терской, отчетливо виднелся извилистый и бурный Терек. По ту сторону реки — фашисты. С колокольни, что возвышалась в Моздоке, они просматривали нашу оборону. На участке бригады было спокойно, лишь иногда вспыхивала на короткое время перестрелка, гремели взрывы снарядов.

По пути в штаб Глонти поинтересовался моим мнением относительно оборонительных позиций. Я отметил, что сделано много, однако нет предела для их совершенствования. Сколько бы ни перекопали земли, какие бы сложные сооружения ни возвели, всегда предстояло сделать еще больше — такова особенность обороны. Мой ответ, кажется, понравился ему.

В штабе уже ждала работа — требовалось писать боевое донесение. Начальник штаба вменил мне в обязанность разрабатывать отчетные документы, а днем быть на НП вместе с командиром. Самые первые донесения и оперативные сводки писал почти под диктовку. Очень неприятное занятие: сидишь и будто пережевываешь чужие мысли.

Чтобы быстрее освоить технику составления документов, вчитывался в старые, а некоторые из них даже переписывал. Я понимал, что не всегда можно рассчитывать на помощь — ведь у каждого были свои срочные дела. Памятен один такой случай.

— Пиши, потом я посмотрю, — сказал заместитель начальника оперативного отдела майор Т. И. Дроздов.

Я долго сидел над составлением короткого боевого документа. Не хотелось повторять то, что писалось раньше, а новое никак не давалось. Перед глазами лежали донесения штабов бригад. Казалось, чего же проще: выбрать из них данные, сложить вместе и подготовить новый документ. Однако это не получалось — слишком разными были данные. Один штаб сообщал о вновь отрытых траншеях, второй — о количестве подготовленных одиночных окопов, третий указывал, сколько отрыто метров траншей и ходов сообщения… А как отделить мелкое и второстепенное от большого и важного? Для бригады, может быть, звучало солидно: «уничтожен наблюдатель и подбита машина», а для корпуса эти данные мне казались слишком мелкими фактами. В итоге придирчивого процеживания донесений бригад исчезли многие данные, документ получился коротким, сухим, нежизненным. Время истекло. Молча положил донесение на стол.

Майор Дроздов был невысок ростом, подвижен. На лице его выделялся высокий лоб, который едва прикрывали редкие волосы. По возрасту он оказался лишь на три года старше меня, но по опыту работы в штабе нас разделяла большая дистанция.

Отложив в сторону свою работу, принялся читать донесение. Для начала зачеркнул первый пункт и стал быстро писать его заново своим ровным, убористым и красивым почерком. Включал он в текст данные не столько из донесений бригад, сколько из своей памяти. Знал в деталях состояние обороны на всей полосе корпуса, иногда, не глядя на карту, уверенно вел разговор по телефону, безошибочно называя высоты, населенные пункты, рощи, перекрестки дорог. К донесениям бригад Дроздов относился не одинаково: одно внимательно прочитывал, выписывая нужные сведения, другое пробегал взглядом, будто убеждаясь, что данные не расходятся с теми, что ему известны, из третьего выбирал лишь некоторые цифры.

Из преподанного мне урока майор сделал вывод: прежде чем приступать к составлению донесения, надо самому видеть и знать оборону, отчетливо представлять, в каком состоянии она была позавчера, вчера, что изменилось в ней за предшествующую ночь и минувший день, как она будет выглядеть завтра и послезавтра. Тогда можно уверенно черпать сведения из донесений штабов. Но даже большой ворох собранных данных — пока еще сырье, которое нужно переработать, оценить, обобщить, а затем уложить в строгую форму документа.

Я почувствовал, что на эту работу, которая являлась завершающей и наиболее трудной, у меня нет способностей. Зачем же тогда заставлять начальников переделывать написанные мною документы? Лучше сразу по-честному признаться, что не гожусь для этой должности.

Только теперь я в полной мере осознал, что совершил необдуманный шаг, согласившись работать в штабе, но проявив в кадрах необходимой настойчивости, чтобы остаться на строевой должности, хотя бы командиром стрелковой роты. Видимо, кадровики выделили в одной из характеристик фразу: «но уровню образования (я окончил техникум) и деловым качествам целесообразно использовать на штабной работе», и она определила мою дальнейшую судьбу.

Дроздов по-своему написал первый пункт, наполовину изменил второй, в третий внес поправки.

Вскоре я положил донесение перед Глонти.

— Направьте меня в строй. Не могу работать в штабе.

— Что-о? Дезертировать? Испугались с первого шага? — Он строго посмотрел на меня и, не ожидая ответа, осуждающе покачал головой. — Не годится так. Будете работать в штабе. Не знаете — спрашивайте. Учитесь. Донесение еще раз перепишите. Плохо отредактирован четвертый пункт… Почему опаздываете? Сроки — закон в нашей работе. Голову выше. С плохим настроением нельзя написать хорошего документа. Сроки… — Он костяшками пальцев постучал по столу. — Быстро переделайте и — на подпись.

Только через 90 минут я отнес донесение для отправки в штаб армии. Глонти взглянул на часы. Я его понял: «На первый случай — прощаю, при повторении — накажу». Дроздов по-дружески обхватил за плечи, успокоил тем, что все, мол, так начинали свой путь в штабе.

— Не огорчайся, — сказал он. — Опыт дело наживное. Второй блин будет лучше. Пока затишье на фронте — освоишься.

Но затишье оборвалось совсем быстро. Перед рассветом 2 сентября грохот орудий вспорол тишину. Так всегда было на войне: ждали — «вот-вот начнется», а когда обрушивался этот самый удар, то казалось, что все произошло неожиданно.

Судя по силе огня, враг нацеливал главный удар на участке 8-й бригады, но и штабы 9-й и 10-й бригад докладывали о сильных огневых налетах по их боевым порядкам.

Фашисты, понеся большие потери, форсировали Терек и захватили плацдарм. Мужественно бились подразделения 8-й и 9-й бригад, но отбросить врага за реку им не удалось. Противник наращивал силы на южном берегу. Здесь, на моздокском направлении, действовала 1-я немецкая танковая армия, стремившаяся прорваться через долину Алхан-Чурт к Грозному.