Петля обратной связи в самом общем понимании – это циклическая (кольцевая) система причинно связанных элементов, так что каждый элемент воздействует на последующий. В итоге последний элемент, активность которого в конце концов испытывает воздействие первого, через последовательность опосредований возвращает первому элементу начальное воздействие, но в модифицированном виде. Таким образом, первое звено кольцевой системы подвергается воздействию последнего звена, и информация о результате воздействия возвращается к его источнику. В результате телеологически организованная система получает возможность саморегулироваться и самокорректироваться (именно так действуют уже простейшие механизмы обратной связи, скажем, в известном из школьного курса физики регуляторе Уатта, контролирующем работу паровой машины, или, еще проще, в сливном бачке унитаза).
В традиционной эпистемологии разум, сознание, мышление и даже бессознательное приписываются некоторой индивидуализированной в своем существовании «вещи» – «человеку» – настолько однозначно, что говорить о разуме вне индивида можно только фигурально. Точно так же, невозможно предполагать наличие разума и у сознательно действующего объединения людей (дух классической научности квалифицирует трансцендентальный субъект, гегелевский абсолютный дух и общественное сознание исторического материализма как всего лишь удобные конвенциальные метафоры, за которыми не стоит никакой устойчивой и твердой реальности). Сетевая парадигма отказывается от такого ограниченного подхода к понятию разума вне отдельного человека.
Прежде всего, с позиций новой модели системности подвергается критике прежнее, не знающие эффектов обратной связи представления о сложности, и, соответственно, теистические представления о трансцендентном божестве. Бейтсон пишет: «Я утверждаю, что сегодня мы знаем достаточно, чтобы ожидать, что эта улучшенная позиция будет унитарной и что концептуальное разделение между «разумом» и «материей» будет рассматриваться как побочный продукт недостаточного холизма («философия целостности»). Когда мы слишком пристально смотрим на часть, мы теряем возможность увидеть необходимые черты целого, и тогда у нас возникает соблазн приписать явление, возникающее благодаря целостности, какому-то сверхъестественному явлению»[6]. Нетрудно догадаться, что под этим «сверхъестественным явлением» подразумевается, между прочим, и имманентно-трансцендентный личностный Бог теизма.
У Бейтсона, как и в классических онтологии и эпистемологии, исходной моделью всего сущего является сложная, полностью имманентная коммуникативная система, в которой происходят метаболические процессы (процессы обмена). При этом обмен является не только вещественным, когда один элемент системы физически замещает собой другой, но и символическим. В этом последнем случае происходит выражение смысла одного элемента через смысл другого элемента (а таким «смыслом» может быть и экономическая стоимость, так что элементарный товарообмен – это всего лишь разновидность как вещественного, так и символического метаболизма[7]). В результате развертывания процессов обмена в системе появляется «центр», т. е. некоторый выделенный элемент, а отношения элементов между собой подавляются и заменяются единственно возможными отношениями каждого элемента к «центру».
Такой «центризм» по-разному выглядит в зависимости от характера системы и, естественно, самого «центра» – капитализм в экономике, логоцентризм в мышлении, трансцендентализм в эпистемологии, фоноцентризм в письменности, фаллоцентризм в сфере половых отношений и т. д. Во всех случаях «центр» является трансцендентальным означаемым, от которого зависят все прочие элементы, но который, как считается, по самой своей сути не может зависеть и не зависит ни от одного из них. Действительно, уже К. Маркс в разделе «Капитала», посвященном развитию формы стоимости, показал, что на определенном этапе структурных изменений «центр» выталкивается за пределы системы и, тем самым, становясь трансцендентным системе, как бы перестает участвовать в метаболизме.
Будучи механизмом саморегуляции и самокоррекции, «центр» влияет на все прочие элементы системы, а они утрачивают возможность контролируемым образом влиять на него, хотя неконтролируемым образом «центр» целиком и полностью зависит от них и определяется ими. Поэтому «центризм», описанию и разрушению которого уделяется так много внимания в современном философско-теологическом дискурсе, – это система с существенно редуцированной обратной связью. В итоге внимание в «центрированных» системах действительно сосредоточивается именно на части системы («центре»), который представляет собой не что иное, как такое сгущение сети (ее фетиш), которое делает все связи односторонними.
«Центр» системы представляет собой «автоматически действующий субъект» (Маркс), осуществляя ее как бы разумную саморегуляцию и самокоррекцию. Очевидно, однако, что «центризм» вовсе не является единственной возможностью самоорганизации. Тем не менее, именно эта частная модель редуцированной обратной связи в качестве незыблемого универсального образца лежит в основе культуры модерна, воспроизводясь и в эпистемологии, и в теологии, и в философии религии.
Поскольку в сетевой парадигме на первое место ставятся не вещи, а отношения, то сами вещи и их свойства считаются результатом сложных взаимодействий внутри системы, т. е. системными эффектами (или эффектами системности). Тогда и сам познающий субъект утрачивает свою субстанциальность и становится узлом, сгущением, пересечением, наслоением друг на друга взаимосвязей некоторой сети. Иными словами, в эпистемологии субстанциалистская (и механистическая) парадигма также заменяется сетевой (и холистической). Это кардинально изменяет все принципы эпистемологии и, прежде всего, потому, что разум больше не считается свойством «вещи», под названием «человек». Более того, термин «разум» приобретает более широкий смысл и может быть «приписан» не только человеку, но и любым достаточно сложно организованным структурам.
Разум становится характеристикой некоторых типов сложности, независимо от их происхождения и природы, но это вовсе не простое переосмысление понятия. Действительно, обратная связь – основа обучающегося поведения, поскольку петля обратной связи, передавая информацию о результате действия его источнику, заставляют этот источник изменять свое поведение с целью достижения желаемого результата. Фактически, это хорошо известный метод проб и ошибок, используемый практически всеми живыми существами для саморегуляции и самокоррекции. Но именно такое поведение всегда называлось разумным, хотя, вообще говоря, оно далеко не всегда предполагает наличия сознания. Главное новшество сетевой парадигмы – отождествление разума со способностью к самообучению. Разумеется, такое понимание требует детализации и обоснования, равно как и демонстрации плодотворности нетрадиционного подхода в целом.
Этот подход станет понятнее, если обучение, вслед за Бейтсоном, определить именно как изменение поведения, т. е. как то, что организм или, более общо, система делает в ответ на некоторое воздействие, как специфический отклик на него. Это изменение и этот отклик суть определенные виды поведения, вполне доступные внешнему наблюдению. То воздействие, которое вызывает изменение поведения, есть знание или информация. Обладание знанием или информацией означает эффективное действие в той области, в которой от системы ожидается отклик.
Указанная область, в свою очередь, есть контекст, так что одно и то же поведение может быть эффективным в одном контексте и совершенно неэффективным в другом. Не менее важно и то, что контекст квалифицирует знание или информацию и, тем самым, изменяет их. Бейтсон пишет, что коммуникация «…может быть магически модифицирована посредством сопроводительной коммуникации»[8]. Более конкретно это утверждение сводится к следующему: «Обучение всегда происходит в некотором контексте, имеющем формальные характеристики… Этот структурированный контекст также размещается внутри более широкого контекста (если хотите, метаконтекста) и эта последовательность контекстов образует открытую и, по-видимому, бесконечную серию… Происходящее в более узком контексте будет подвергаться воздействию более широкого контекста, внутри которого обретает свое существование меньший. Между контекстом и метаконтекстом может возникать неконгруэнтность (конфликт)… Тогда организм сталкивается с дилеммой: либо быть неправым в первичном контексте, либо быть правым по неправильным причинам или неправильным образом. Это и есть так называемое „двойное послание“»[9].
