Жорж-Мишель устало опустился на кровать, ощущая себя мерзавцем, глупцом и чудовищем. С силой потер лицо. Да откуда ему знать, какие привычки внушили его котенку в этой кошмарной Испании?! И разве в столь нежном возрасте Аньес способна догадаться, к чему приводят внушенные ей привычки? Необычная обстановка, незнакомые лица, чужой язык — неудивительно, что бедняжка потеряла голову, укорял себя граф. И ничьей вины, кроме его собственной, в этом нет. Вольно же ему было без подготовки, без каких-либо объяснений тащить жену ко французскому королевскому двору!
«Супруг и господин…» — с насмешкой над собой повторил шевалье. В том то и дело, что господин, и как господин обязан быть рядом, а не сидеть полночи за картами, выигрывая Богом забытые деревни и полуразрушенные замки. Должен ограждать и защищать жену от любой опасности, в том числе и от ее собственных необдуманных поступков. А теперь получается, что о каких-то неизвестных мальчишках он заботится больше, чем о любимой женщине. Шевалье с раскаянием посмотрел на рыдавшую жену, встал и с нежностью обнял.
— Ну, маленькая моя… котеночек… Ну, простите вы меня, дурака…
Жорж-Мишель ласково вытирал слезы жены, шептал ей на ухо сотни милых глупостей, от которых слезы на глазах женщин обычно высыхают — напрасно. Аньес плакала, не в силах остановиться.
И тогда шевалье испугался, вообразив, что с женой происходит что-то страшное, чего он, в силу ограниченности мужского ума, не в состоянии понять. Жорж-Мишель в панике созвал находящихся на дежурстве фрейлин и потребовал — нет, взмолился немедленно что-то сделать, чтобы успокоить ее высочество.
Девицы ошарашено уставились на плачущую госпожу и, наконец, объявили, что не знают, как быть. Если бы речь шла о ком-нибудь другом, возможно, фрейлины и вспомнили бы о существовании нюхательных солей, о каких-нибудь успокаивающих каплях, да в конце концов о благотворном воздействии молодого вина, теплой постели и грелки под одеялом. Но бедняжки только недавно попали в свиту ее высочества и никогда не видели принцессу Релинген в слезах, так что теперь, став свидетелями столь жуткого зрелища, совершенно потеряли головы.
Лишившись надежды на помощь бестолковых девиц, Жорж-Мишель махнул на них рукой и принялся утешать жену на свой лад. Однако в самый разгар его неловких хлопот, чья-то решительная и довольно бесцеремонная рука отодвинула графа от рыдавшей жены, быстро вытерла батистовым платком заплаканное лицо Аньес, высморкала ей нос, словно это была не владетельная принцесса, а маленький ребенок, и, наконец, протянула бедняжке заполненный до краев кубок.
Пока зубы Аньес выбивали дробь о край серебряного кубка, шевалье Жорж-Мишель с некоторым изумлением обнаружил, что держащая его рука принадлежит Карлу, что фрейлин в комнате уже нет и дверь за ними плотно закрыта. Когда же через несколько минут, убедившись, что всхлипывания принцессы стихают, а кубок почти пуст, Карл прислонился к резному столбу кровати и скрестил на груди руки, у графа де Лош появилось крайне неприятное ощущение, что кто-то в спальне хочет его убить.
Если бы Жорж-Мишель знал мысли верного дворянина своей жены, он огорчился бы еще больше. К счастью для графа Карл полагал, что в отличие от австрийского мерзавца французский болван никуда от него не денется. К тому же за недолгие месяцы супружества фройлен Карл успел понять, что при всем своем легкомыслии принц Георг ни разу не обидел фройлен… сознательно. Но главная причина редкой снисходительности Карла заключалась не в этом, и даже не в том, что фройлен не раз и не два твердила о своей любви к третьему мужу, и не в том, что именно этот недалекий молодой человек был отцом ее будущего ребенка. Фройлен молчала, и именно это останавливало руку скорого на расправу Карла. Фройлен молчала и верный телохранитель не решался взять инициативу на себя, опасаясь вторично расстроить маленькую госпожу.
Догадавшись, что Карл не уйдет из его спальни, даже если с просьбой об этом к нему обратиться Аньес, Жорж-Мишель тяжко вздохнул и с тоской представил длинную череду ночей, в которые им с котеночком придется терпеть присутствие неуступчивого телохранителя. Неожиданно граф вспомнил о главной причине всеобщего смятения и оглянулся на постель. Маленький паж сидел на кровати и явно старался забраться с головой под одеяло, будто одеяло способно было защитить его от всех громов и молний, обрушившихся на злосчастную спальню Лошей. Мысленно помянув Нечистого, шевалье Жорж-Мишель подхватил пажа под мышки и постарался вытащить из постели. По крайней мере этого нежеланного свидетеля своего супружества шевалье мог выставить за дверь.
— Значит так, малый, — утомленно промолвил граф де Лош, — сейчас ты пойдешь спать в прихожую, а завтра отправишься к своему королю… или куда тебе еще надо…
— Не-е-ет, — жалобно протянула Аньес и вновь всхлипнула. — Ему нельзя-а-а-а… он мо-о-о-о-ой…
Услышав столь странное заявление, Жорж-Мишель в растерянности выпустил пажа из рук и мальчишка повалился обратно на кровать. Потрясенный шевалье этого не заметил.
«Болван! Идиот!! Осел!!!» — неистово ругал себя граф де Лош, испытывая страстное желание надавать самому себе пощечин. Жоржу-Мишелю не раз приходилось слышать о странных, почти безумных прихотях, одолевающих беременных женщин, и теперь шевалье с испугом понял, что его котеночек, его ангел помешался.
— Аньес, маленькая моя, котенок, — ласково прошептал Жорж-Мишель, возвращаясь к жене. — Это не ваш мальчик… Ваш мальчик еще не родился… А этот мальчик — паж короля… он на службе…
Аньес молчала и смотрела на мужа так жалобно, что шевалье почувствовал, что у него самого начинают дрожать губы.
— Ну хотите, он будет спать здесь? — в отчаянии предложил граф. — У вас в ногах? А утром… когда вы отдохнете… он пойдет на службу.
— Ему нельзя-а-а-а-а-а, — повторила Аньес. — Его обижа-а-а-а-а-ают…
Жорж-Мишель с облегчением перевел дух, сообразив, что Аньес более не утверждает, что этот мальчик ее сын. Самое страшное миновало и теперь надо было лишь успокоить жену.
— Все мальчишки дерутся, — мягко произнес он. — Я тоже в детстве дрался. Это не страшно, котенок. Дети разберутся…
— Это… — у Аньес перехватило горло. — Это…
— Это были не дети, — произнес Карл.
Жорж-Мишель в удивление оглянулся. Вид разговорчивого Карла хоть кого мог повергнуть в изумление, но оправившись от первого потрясения, Жорж-Мишель, наконец то осознал, что именно сказал офицер.
Шевалье поочередно посмотрел на жену и ее верного телохранителя. Аньес ткнулась носом в грудь мужа и всхлипнула.
— Их было десять, — прошептала она. — Восемь мужчин и две женщины.
Не выпуская жену из объятий, Жорж-Мишель плавно опустился на кровать.
— Смерть Христова… Он же совсем малыш… — пробормотал граф.
Рассказ Карла был деловит и полон подробностей, и лишь осознав, что разговор ведется по-немецки, Жорж-Мишель понял, что и Карл способен испытывать волнение. Шевалье крепче прижал к себе всхлипывающую жену, бессознательно полуобнял мальчика. Аньес шмыгнула носом и обняла пажа с другой стороны.
— Убить мерзавцев! — с чувством проговорил Жорж-Мишель, когда Карл наконец замолчал.
— Слушаю, ваше высочество, — немедленно отозвался офицер и вышел.
Стук закрывшейся двери заставил пажа вздрогнуть. С трудом приподняв тяжелую голову, мальчик заметил, что его обнимают уже с двух сторон и в ужасе шарахнулся прочь. Впрочем, маленький паж переоценил свои силы. К величайшему его сожалению хмель уже не имел власти над его чувствами, и мальчику было далеко не безразлично, что с ним будет, однако тело было по прежнему сковано силой вина. Всхлипывая от напряжения, мальчик рванулся из держащих его рук и свалился с кровати.
Жорж-Мишель осторожно раздел притихшую жену, уложил в постель, бережно укутал одеялом.
— Тихо-тихо, котенок, — прошептал он, когда Аньес попыталась что-то сказать. — Спите. Все будет хорошо.
Через несколько мгновений Агнеса Релинген сомкнула веки и лишь пару раз всхлипнула во сне.
