— Прости меня, богиня. Я не должна была говорить без позволения.

Лина отвела наконец взгляд от сверкающей листвы. Эвридика склонила голову, как будто ожидала какого-то наказания.

— Ты и не говорила без позволения. Ты просто высказала свою мысль. Мне бы хотелось, чтобы ты держалась со мной проще. Если честно, я уже так скучаю по своей... — Лина замялась. Она чуть не брякнула «по своей жизни», или «по своей хлебопекарне», или «по своему миру?».., — матери, — выкрутилась наконец она. — И мне очень приятно будет просто поговорить, чтобы отвлечься.

— Я тоже скучаю по своей маме, — прошептала Эвридика.

— Мне очень жаль. Я не хотела напоминать тебе... — Лина снова замолчала, не зная, что сказать.

— Ну, не все так ужасно, богиня, — поспешила ответить Эвридика. — Я умерла совсем недавно, но уже начинаю кое-что понимать.

Девушка замолчала, и Лина подбодрила ее, желая услышать больше:

— Продолжай, мне хочется знать, что именно ты понимаешь.

— Все страдания мира живых остались позади. Ну да, я скучаю по маме и по... по другим тоже, но я теперь понимаю, что со временем опять встречусь с ними. Я ведь, в конце концов, осталась самой собой. — Эвридика подняла руки, и свет огненного шарика Лины легко просочился сквозь них. — Мое тело изменилось, но ум и сердце остались прежними. Я теперь вижу: страх смерти куда хуже, чем сама смерть, — закончил призрак юной девы.

Лина улыбнулась Эвридике.

— Ты очень мудра.

— Ох, нет! — возразила Эвридика, мотнув головой; волосы взметнулись прозрачной дымкой. — Если бы я действительно была мудрой, я бы не совершила столько ошибок.

Прежде чем Лина успела задать следующий вопрос, они вышли из рощи белых деревьев и очутились перед гигантскими воротами из слоновой кости. За воротами Лина увидела гладкую черную дорогу, убегавшую в первобытную тьму.

— Мы должны войти и дальше двигаться по дороге, — сказала Эвридика. — Она приведет нас к Харону.

Лине не пришлось искать ответа в знаниях Персефоны; она и так сразу вспомнила имя перевозчика Подземного мира. Лина кивнула Эвридике и протянула руку, чтобы толкнуть ворота, — но тут преграда из слоновой кости резко сдвинулась, уходя от прикосновения. Раздался громкий гул, тьма раскололась — из ворот хлынул поток тумана, охватив Лину холодом. От тумана исходили волны страха. Послышались странные звуки, какие бывают только в ночных кошмарах; она сразу вспомнила все дурные сны, какие только видела в своей жизни. Первым ее желанием было зажать покрепче уши и с визгом броситься бежать — но спокойствие богини, таившееся в ней, удержало Лину на месте и в ее испуганном сознании зазвучал тихий голос:

«Это всего лишь ложные видения, безвредный туман воспоминаний о былых ночных кошмарах. Ты богиня; тебе они не страшны. Прикажи им удалиться — и они повинуются».

Лина заставила себя выпрямиться во весь рост и встряхнулась, как кошка, выскочившая из ненавистной воды.

— Убирайтесь, дурные сны! — приказала она и облегченно вздохнула: туман растаял, не оставив ни малейшего следа.

— Ты заставила их уйти! О, спасибо тебе, богиня!

Эвридика придвинулась поближе к Лине, почти касаясь мнимой Персефоны. Лина увидела нескрываемый страх в светлых глазах девушки.

— Они и не могли причинить тебе зла, Эвридика. Это был просто туман воспоминаний о ночных кошмарах, — постаралась успокоить девушку Лина. — Неприятно, согласна, но никакой опасности.

— Всегда терпеть не могла кошмары, — сказала Эвридика, испуганно оглядываясь по сторонам.

— Милая, никто их не любит. Потому-то их и называют дурными снами. Просто забудь о них, они уже в прошлом. — Ворота оставались открытыми, и Лина показала на темную дорогу. — Ты вроде бы сказала, что мы должны идти по ней?

— Да, богиня.

— Ну что ж, идем.

Лина шагнула через ворота на дорогу, а Эвридика пошла за ней, по-прежнему держась как можно ближе. Сквозь мягкие подошвы кожаных сандалий, что украшали изящные ножки Персефоны, дорога казалась холодной и твердой. Лина наклонилась и потрогала ее.

— Мрамор, — пробормотала она. — Выглядит так, словно вытесано из цельной глыбы. — Она улыбнулась Эвридике. — Это, конечно, не дорога из желтого кирпича, но идти по ней легко.

— Богиня? — недоуменно произнесла Эвридика.

— О, это просто... ну, просто так говорят. Это означает, что нам не сбиться с пути. — Лина пошла дальше, Эвридика шагала рядом, а шарик яркого света плыл в воздухе между ними. — И мне было бы куда приятнее, если бы ты называла меня просто по имени.

— Но ты богиня, — возразила Эвридика, потрясенная предложением Лины.

— Да, и у меня есть имя. В любом случае «богиня» звучит слишком сухо и официально. В конце концов, я же богиня весны, а весна отвергает все сухое и формальное. — Лина, говоря, прислушивалась к себе, и ей показалось, что эхо Персефоны было довольно сказанным.

Неожиданно Лина задумалась о девушке, чье тело заняла. Какая она? Лина окинула себя взглядом. В том, что Персефона прекрасна, сомневаться не приходилось. Но была ли она высокомерной и самовлюбленной? Или она была доброжелательной богиней, хорошо относившейся к другим?

— Но для меня это большая честь — называть тебя Персефоной.

Голос Эвридики прервал размышления Лины, но она ободряюще улыбнулась девушке.

— Все отлично!

По крайней мере, это было начало. Дальше они шагали в дружеском молчании, и Лина внимательно рассматривала окрестности. Она уже начала различать оттенки в окружающей черноте. На первый взгляд казалось, что все вокруг погружено в глубокую тьму беззвездной ночи, но когда глаза Лины немного попривыкли, она увидела какие-то тени. Пространство по обе стороны дороги напомнило Лине темные торфяники, она даже вроде бы разглядела перистые очертания серых папоротников и пучки густой травы, качавшиеся в неподвижном воздухе.

Потом во тьме возник чей-то силуэт... Лина сосредоточилась, вглядываясь. Это оказался согбенный старик. Он, сильно хромая, делал шаг вперед, к дороге, но следующий его шаг был назад... потом опять вперед... Его слезящиеся глаза уставились на Лину невидящим взглядом. Лина едва успела подумать, не может ли она чем-то помочь ему, как из тьмы возникла другая тень. На этот раз женская. Женщина выглядела примерно на возраст Лины, она сидела на корточках в темной траве, съежившись от ужаса, как будто на нее кто-то нападал. Первым порывом Лины было подойти к женщине и помочь ей, но тут зазвучало эхо Персефоны:

«Ты не можешь им помочь. Это воплощенные Старость и Страх. Оглянись вокруг. Здесь все собрались — Горе, Тревога, Голод, Болезнь и Агония».

И Лина действительно увидела призрачные фигуры, проявившиеся рядом с двумя первыми. Все они были несчастными и ужасающими. От их вида в животе у Лины все сжалось.

«Они — естественная часть существования смертных. Им невозможно помочь. Их можно только преодолеть. Не задерживайся здесь».

Лина только теперь заметила, что почти остановилась, а Эвридика со страхом оглядывается по сторонам.

— Думаю, нам надо поспешить. У тебя свидание с вечностью, а я ненавижу всякие опоздания. Думаю, опаздывать невежливо, — беспечным тоном произнесла Лина и прибавила шагу так, что Эвридике пришлось чуть ли не бежать трусцой, чтобы не отстать.

Лина слышала, как Горе стенало позади них, и вздрогнула, но решила не оглядываться. Она сосредоточилась на нескольких едва заметно светившихся фигурах, что маячили в воздухе над дорогой впереди. Хотя Лина и не могла видеть их отчетливо, она не ощущала никакой опасности или враждебности, да и внутренний голос молчал, что Лина расценила как добрый знак.

— Интересно, кто это там? — спросила Лина, стараясь вовлечь в разговор молчаливую девушку, идущую рядом.

— Думаю, они такие же, как я, — ответила Эвридика, медленно выговаривая слова.

Лина постаралась подавить трепет беспокойства, охвативший ее. В конце концов, она ведь была в мире умерших. Неужели она надеялась, что не встретится здесь с мертвыми людьми? С тем же успехом можно предположить, что в хлебопекарне не найдется дрожжей, строго напомнила себе Лина.