— Может, сам угомонишься немного, а, Уго? Иначе как бы мне не пришлось учить тебя хорошим манерам! Ясно?

Полицейский козырнул Роналду.

— Простите, его, синьор. Все это от глупости, а вообще парень-то он безобидный.

Едва веря такому счастью, агент М1-5, даже не поблагодарив своего спасителя, поспешил удрать как можно быстрее, но так, чтобы не возбуждать подозрений.

Субрэй пришел в себя около пяти часов вечера, в своей квартире на виа Васцелли. Он никак не мог понять ни каким образом попал домой, ни почему у изголовья постели сидит Паоло Чиафино. Бармен наклонился над ним.

— Ну, вам полегчало?

— Что со мной стряслось, Паоло? И какого черта я валяюсь в кровати?

— Отсыпаетесь от фантастического перепоя, синьор! Когда я вез вас сюда на такси, вы были не лучше покойника… — Немного подумав, Паоло мечтательно заявил: — Не то чтоб я хотел вам польстить, синьор, но это одна из самых потрясающих пьянок в моей жизни, а уж Мадонна знает, чего я только ни повидал! Клянусь, вы прямо чемпион в своем роде! А потому, зная ваш адрес, я счел своим долгом отвезти вас сюда и поглядеть, как дело пойдет дальше… Уже добрых три часа вы проспали…

— Три часа?

И Паоло рассказал изумленному Жаку о сцене, разыгранной им вместе с забавным рыжим человечком, который так замечательно исполнял свою роль. От заключительных комплиментов бармена Субрэй стал бледно-зеленого цвета.

— До чего ж мы смеялись, когда вы нас убеждали, будто вы шпион и таскаете в кейсе сверхсекретные документы, за которыми якобы охотится тот рыжий! Стоит вам выпить, синьор, и вы становитесь непревзойденным шутником!

— А этот рыжий… он все-таки забрал кейс? — придушенным голосом спросил француз.

— Еще чего! Между нами говоря, не знаю, вправду ли этот парень один из ваших друзей, но, по-моему, ему не Бог весть как понравилась шутка… Но, как бы то ни было, никто и не собирался отдавать ему кейс. Мы вовсе не хотели, чтобы вы лишились своих контрактов…

— Контрактов?..

— Для смеху Арнальдо заглянул в ваш чемоданчик, уж чего скрывать! Но потом все положил на место — я сам следил за этим!

— А где мой кейс?

— Под тумбочкой.

Убедившись, что бумаги на месте, Субрэй облегченно вздохнул. Прежде чем расстаться с приятелем, Паоло приготовил крепчайший кофе, влил в Жака пол-литра этого освежающего напитка, помог добраться до ванны и принять холодный душ. Когда Паоло наконец ушел, облаченный в халат Жак развалился в кресле и, закурив, стал медленно возвращаться к действительности.

Будучи все еще в некотором отупении, он включил радио и почти тотчас же наткнулся на городскую хронику. Репортер с воодушевлением рассказывал о венчании в церкви Сан-Петринио, соединившем священными узами Тоску Матуцци, дочь графа Матуцци, одного из благодетелей Болоньи, и Санто Фальеро, молодого ученого, племянника знаменитейшего профессора Фальеро, благодаря которому Италии завидует весь мир. Журналист ни словом не упомянул о двойном скандале, разразившемся в мэрии и в церкви, зато сообщил, что, прежде чем отправиться в свадебное путешествие, молодые сегодня будут принимать друзей в особняке Матуцци начиная с двадцати часов.

Опьянение притупило отчаяние Жака, но теперь ему снова стало невыносимо больно. Молодой человек задумался о Тоске. Убедившись, что девушка его любит, — разве не крикнула она об этом мэру? — Субрэй не мог смириться с потерей. И как она решилась соединить жизнь с другим? Досье Фальеро снова отступило на задний план. Какое ему дело до ловли чужих шпионов для Джорджо Луппо, если у него отнимают Тоску? Как и утром, к Жаку пришло воинственное настроение, и он поклялся, что Фальеро и Матуцци с ним еще не покончили. Для начала Субрэй задумал явиться на прием графа Матуцци, хотя его никто туда не приглашал. Уж как-нибудь Эмиль Лауб поможет ему проникнуть в крепость на виа Сан-Витале!

В четверть десятого Субрэй, облаченный в смокинг, но по-прежнему сжимая в руке драгоценный кейс, смешался с группой опоздавших с твердым намерением войти в особняк Матуцци. Эмиль, возвещавший о прибытии каждого нового гостя с порога гостиной, сделал Жаку знак идти в маленький салон и сам не замедлил присоединиться к нему.

— Мы полагаем, месье не удивится, узнав, что мы получили категорическое приказание преградить вам вход в этот дом, если у месье хватит наглости — мы, конечно, повторяем собственные слова господина графа — явиться сюда? Поэтому мы надеемся, месье соблаговолит уйти, не доставляя нам лишних неприятностей…

— И это вы, Эмиль, гоните меня вон?

— С тем чтобы месье вернулся, как только мы повернемся спиной… дабы не обмануть доверия господина графа… Добавим, что в комнате мадемуазель Тоски… простите, мадам Фальеро устроена дамская раздевалка, и если, как мы догадываемся, месье надеется в последний раз увидеть мадемуазель Тоску — пардон, мадам Фальеро, — то лучшего места не найти…

— Эмиль, вы потрясающий тип!

— Мы тоже имеем слабость так думать, месье.

— Вот только Тоска не захочет со мной увидеться… она не посмеет!

— Мы могли бы шепнуть мадемуазель Тоске… которую никак не привыкнем называть мадам Фальеро… что видели месье и знаем о его твердой решимости наложить на себя руки и присовокупить собственное бездыханное тело к числу свадебных даров. Может, это и диковато, но девушки Болоньи весьма романтичны… Так почему бы этим не воспользоваться?

Те, кого обычно принято именовать блестящим собранием, толпились в большой гостиной графского особняка. Лудовико Матуцци встречал гостей с любезностью дипломата, но на губах его играла усталая улыбка человека, привыкшего выслушивать одни банальности. Супруга графа, как всегда величественная и прекрасная, никак не могла отойти от легкой меланхолии, которая, впрочем, ей весьма шла. Синьор Фальеро забился в уголок и, по-видимому, смертельно скучал, зато Лидия сияла, наслаждаясь величайшим триумфом своего существования. Санто, гораздо чаще привыкший обращаться с пробирками, чувствовал себя среди элегантных туалетов и светской болтовни довольно неуютно. Тем не менее большинство гостей испытывали к нему симпатию. Везению, конечно, завидовали, но беззлобно. Что до Тоски, то, несмотря на все старания, ей никак не удавалось казаться счастливой. Девушка не могла забыть отчаяния Жака и уже перестала размышлять над тем, не совершила ли она глупости, — увы, теперь в этом не осталось и тени сомнения! К счастью, вечно юный Дино Ваччи был рядом и несколько разряжал накаленную атмосферу вечера. Время от времени сестра с улыбкой поглядывала на него. При всех недостатках Дино Доменика была ему благодарна: что бы там ни было, брат продолжал хранить чудесные традиции прежнего мира.

Тоска пила шампанское и слушала поздравления ближайших подруг. Случайно подняв голову, она вдруг встретилась глазами с дворецким — тот, по-видимому, нарочно хотел привлечь внимание молодой хозяйки. Девушка немного удивилась и, извинившись перед гостями, вышла вслед за Эмилем в холл.

— Что-нибудь не так, Эмиль?

Лауб, великолепно разыгрывая сильное потрясение, пробормотал:

— Ах, синьора… мы вне себя от страха…

— От страха? Вы?.. Но это невозможно, Эмиль! И что же вас так напугало?

— Месье Субрэй, синьора…

Тоска покраснела.

— Вы хотите сказать, он здесь?

— Месье Субрэй воспользовался тем, что мы провожали гостей в большую гостиную, и проскользнул в холл… Мы не рискнули выдворить его из дома, опасаясь нового скандала…

— Вы правильно поступили, Эмиль, но я не хочу его видеть. Где он?

— В вашей комнате, синьора.

— В моей комнате? Какое нахальство! И что он там делает?

— Месье Субрэй крикнул нам, что собирается покончить с собой, синьора!

— Что?!!

Тоска подбежала к лестнице и, приподняв длинное платье со шлейфом, чтобы не мешало, стала торопливо подниматься наверх. Эмиль не отставал. Они вместе примчались к комнате Тоски, и дворецкий распахнул дверь. При виде тела Субрэя, раскачивающегося на огромном крюке возле тяжелой бархатной шторы, молодая женщина чуть не закричала на весь дом. А Эмиль бросился к Жаку.