— Бык-то нам на мясо сгодился бы, — сказал дед Никита. — Он от Рыжухи не отстанет. Пойдём пока в огород, а там подумаем.

Речная вода приятно охлаждала ноги. Деревня, вернее место, на котором была деревня, казалось совершенно пустынным. Дарёнкин огород начинался от самой реки, и копать можно было почти у самого берега.

— Дедушка, смотри! — Саша, нагнувшись, сразу вырвал два куста и тряхнул ими в воздухе. На корнях гроздьями висели крупные картофелины.

— Богатство-то какое! — сокрушался дед Никита. — Копать-то — в раз накопаем. А вот как таскать станем?

Но Саше пришла мысль, от которой он даже подпрыгнул.

— А мы один мешок на Рыжуху, а другой на Мишку, — воскликнул он. — Полные мешки наберём, они донесут. Он смирный, Мишка? Не бодается?

Дед Никита одобрительно кивнул головой.

— Ладно ты придумал, молодец. Мишка, он даром что бык, а смирнее телёнка. Вот если утонут только, да ещё с картошкой…

— По меткам пойдём, дедушка, — уверенно сказал Саша. — Я теперь… — однако он вовремя вспомнил, что топь не любит хвастовства. — По меткам пойдём, — повторил он, — давай сыпать полнее.

— Довольно, — остановил дед Никита. — А то его вперекидку не положишь. А ну, пособи поднять.

— Я… я не думал, что картошка такая тяжёлая, — проговорил через некоторое время Саша. Он, стоял, еле переводя дух, около мешка, который только что перенёс через реку. — Она такая тяжёлая, как камни. Правда, дедушка?

— Есть легче, чем несть, — отозвался дед и, поставив мешок на землю, рукавом вытер мокрый лоб.

Рыжуха помотала головой, но быстро примирилась с тяжёлым мешком, который дед Никита ловко приладил ей на спину. Мишка сердито засопел и погрозил рогами, но, увидев, что Рыжуха спокойно тронулась с ношей по тропинке, согласился следовать за ней даже без верёвки.

Дед Никита шёл, опустив голову. Саша не решался с ним заговорить первый, и они молчали, пока перед ними не встали первые зловещие сосны Андрюшкиной топи.

— Верёвку Рыжухину на руку не мотай, — коротко напомнил дед Никита и остановился перевести дух. — Неровен час, тебя за собой потянет.

Мишка и Рыжуха инстинктом почувствовали опасность. Раньше они шли спокойно и доверчиво, ступив же на трясину, фыркали и принюхивались к каждому шагу, часто останавливались и пробовали зыбкую почву ногой. А выйдя на твёрдую землю Андрюшкиного острова, радостно замычали и ускорили шаг.

Бабушка Ульяна сидела на пороге домика и чистила грибы, собранные Гришакой и Маринкой. Услышав мычанье Рыжухи, она подняла голову и, всплеснув руками, вскочила. Грибы высыпались на землю, но Гришака и Маринка на это не обиделись: они уже бежали вперегонки навстречу неожиданным гостям.

— Рыжуха! Рыжуня! — крикнула бабушка Ульяна и не то засмеялась, не то заплакала, а рыжая корова вырвала верёвку из Сашиных рук и с жалобным мычанием побежала ей навстречу. Мешок с картошкой сполз у неё под живот, хлопал по ногам.

— Да бедная ж ты моя, — наклонилась бабушка Ульяна, ощупывая твёрдое, как камень, вымя. — Сейчас я тебя подою, только вот беда, все горшки под молоко пойдут!

Через минуту струйки молока зазвенели о стенки чугунка, взбивая белую пену. Ребята окружили корову, глотая слюнки, а огромная Рыжуха стояла как вкопанная и громко вздыхала от облегчения.

— Кому молоко, Сашок, а нам забота, сарай ставить, — сказал дед Никита, опускаясь на землю, неподалёку от бабушки.

— Построим, дедушка, — отозвался Саша. Ему и правда начинало казаться, что для них с дедом нет ничего невозможного. И, забывая об усталости, он вскочил, готовый приняться за дело. Ему так было легче: забота о новом гнезде на их удивительном острове отгоняла грустные мысли о Малинке, о маме.

— Что ж, можно, — согласился дед. — Только не сейчас. Мои ноги не хотят так скоро бегать. А ты у меня один помощник остался. Эх, Андрейка ты мой, Андрейка, неприкрытый лежишь! — Дед Никита махнул рукой и отвернулся.

Отойдя от него, Саша задумался. Большое горе у деда. Андрейка, единственный его правнук, лежит там, на полянке. И Мотя, и маленький Ивашка…

Саша взглянул вверх на солнце, что-то рассчитывая, тряхнул головой и быстро направился к дому. Дед Никита не пошевелился и головы не повернул ему вслед.

Бабушка Ульяна хозяйничала в избе. Маринка и Гришака пасли козу, малыши копались в песке и о чём-то весело спорили.

Саша постоял немного в нерешительности, потом вошёл в дом и взял стоявшую у стены лопату.

— Бабушка, — сказал он, — я хочу немножко по острову походить. Я ненадолго.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно отозвалась бабушка Ульяна, занятая своим делом. — По болоту только, Сашок, не ходи один, долго ли до греха.

— Я недолго, — повторил Саша и с лопатой на плече медленно спустился под горку. Оглянулся и, убедившись, что за ним никто не следит, круто повернул на знакомую дорогу к Малинке.

Километр за километром… вот и тропинка, ведущая к берегу Малинки и печным трубам на той стороне… Но Саша не пошёл по ней. Он на минуту остановился, вздохнул и почти бегом бросился в сторону, по направлению к старому дубу на поляне.

— Не могу, что они там лежат незакопанные, — прошептал он. И ещё раз повторил почти громко: — Страшно. Очень. И всё равно не могу!

Теперь он не бежал, а шёл, осторожно, ко всему прислушиваясь. Полянки не перебегал, а обходил стороной, прячась за кустами. Немцы были на той стороне. Они могли оказаться и на этой…

Перед самой поляной с дубом он остановился и стоял долго, то удерживая дыхание, то тяжело вздыхая. Вдруг вздрогнул: совсем близко послышался тихий, очень тихий стон.

Схватив руками ветки орехового куста, Саша прижал их к груди, словно защищая себя. Затем медленно опустился на четвереньки и пополз, прижимаясь к земле.

Стон повторился. Было ясно: он шёл с полянки, от дуба…

Саша прополз несколько шагов, чуть приподнялся, выглянул из-за старого, обросшего побегами липового пня и тут же рукой зажал себе рот, чтобы не крикнуть. Три фигурки лежали, как упали тогда, и над ними уж вились рои мух. Но одна, в синей рубашке с надорванным рукавом, пошевелилась. Опять раздался тихий, чуть слышный стон.