Пуаро принялся тщательно осматривать столик, что, по моему мнению, было совершенно излишне. И вообще, многие вопросы, которые он задавал, казались мне совершенно бессмысленными, а те, которые были действительно важными, он почему-то не задал. Похоже, неожиданное напоминание о Большой Четверке выбило его из колеи.

Потом Пуаро долго разглядывал место, где стоял столик, затем попросил показать ему шахматные фигуры. Соня принесла коробку с шахматами. Пуаро рассеянно осмотрел несколько фигур.

— Тонкая работа, — задумчиво произнес он. И опять — ни единого вопроса ни о том, кто присутствовал на матче, ни о том, какие подавали напитки. Наконец я не выдержал:

— Не думаете ли вы, Пуаро…

Он сразу же перебил меня:

— Не волнуйтесь, mon ami, я все учту, — и снова повернулся к Соне Давиловой: — Мадемуазель, может быть, — в порядке исключения — вы позволите мне повидаться с вашим дядей?

На ее лице появилась слабая улыбка.

— Конечно. Вы же понимаете: сначала я сама должна поговорить с каждым — убедиться, что он не расстроит дядю…

Она ушла. Из соседней комнаты донесся приглушенный разговор, затем девушка вернулась и пригласила нас войти.

На кушетке лежал изможденный старик. Он был высок, лицо его с большими лохматыми бровями и белой бородой было каким-то истощенным, вероятно, на его облике сказалось постоянное недоедание и прочие тяготы в прошлом. Гроссмейстер Саваронов обладал незаурядной внешностью. Особенно выразительна была его голова — очень крупная, с высоким лбом. Великий шахматный гений должен был иметь большой мозг. Ничего удивительного в том, что этот человек среди первых на шахматном олимпе.

Пуаро поклонился.

— Мосье Саваронов, могу ли я поговорить с вами наедине?

Саваронов повернулся к племяннице:

— Оставь нас. Соня.

Девушка послушно вышла.

— Итак, я весь внимание, мосье Пуаро.

— Мосье Саваронов, недавно вы получили очень большое наследство. Если вы, скажем, неожиданно умрете, кому все достанется?

— Я составил завещание, в котором все свое состояние оставляю племяннице. Соне Давидовой. Вы предполагаете, что она…

— Я ничего не предполагаю, — перебил его Пуаро, — но мне известно, что до нынешнего ее приезда в Лондон, вы видели свою племянницу, когда она была еще ребенком. Могла найтись охотница сыграть эту роль, причем без особого риска быть разоблаченной…

Саваронов явно был ошеломлен подобными домыслами, но Пуаро не собирался развивать эту тему.

— Об этом достаточно. Мое дело предупредить. А теперь я попросил бы вас рассказать о том роковом матче.

— Что значит «рассказать»?

— Сам я не играю в шахматы, но знаю, что существует множество дебютов, которыми начинается шахматная партия. Один из них, по-моему, гамбит называется, не так ли?

Саваронов улыбнулся:

— Теперь я понял. Уилсон играл испанскую партию — это самое модное сейчас начало, и его довольно часто применяют.

— Как долго продолжалась ваша партия?

— Кажется, был третий или четвертый ход, когда Уилсон неожиданно рухнул на стол — замертво…

Пуаро поднялся, вроде бы собираясь уходить, и как бы невзначай (но я-то знал, как это было важно для Пуаро) спросил:

— Уилсон что-нибудь ел или пил?

— Кажется, виски с содовой.

— Благодарю, мосье, не смею больше вас задерживать.

Слуга проводил нас к выходу и, уже перешагнув через порог, Пуаро спросил:

— Кто живет в квартире под вами?

— Сэр Чарлз Кингвелл, член парламента. Он сейчас в отъезде, но недавно туда привезли новую мебель.

— Благодарю вас.

Мы вышли на залитую зимним солнцем улицу.

— На этот раз, дорогой Пуаро, вы, я считаю, не проявили себя должным образом. Ваши вопросы, мягко говоря, были не совсем в цель.

— Вы так думаете, Гастингс? — Пуаро поднял брови. — Интересно, какие бы вопросы задали вы?

Я изложил Пуаро свою точку зрения и, соответственно, необходимые, на мой взгляд, вопросы. Он слушал меня с большим вниманием. Рассуждал я долго и с азартом. Мое красноречие иссякло уже у самого крыльца нашего дома.

— Превосходно, Гастингс, вы очень проницательны, — сказал Пуаро, выуживая ключ из кармана. — Но в этих вопросах не было никакой необходимости.

— Никакой необходимости! — закричал я. — Человеку дают яд, он умирает насильственной смертью, а…

— Ага, — перебил меня Пуаро, хватая со стола какую-то записку. — От Джеппа, так я и думал. — Прочитав, он передал ее мне. Джепп сообщал, что при вскрытии не обнаружено никаких следов яда и причина смерти неизвестна.

— Теперь вы поняли, Гастингс, — сказал Пуаро, — что задавать эти вопросы не было никакой необходимости?

— Вы догадывались об этом?

— Умение предвидеть ход противника — основа успеха, — процитировал Пуаро мое же изречение, высказанное не так давно во время игры в бридж. — Mon ami, если догадка подтверждается, можете называть ее предвидением.

— Не будем мелочиться, — примирительно сказал я. — Вы это предполагали?

— Да.

— Почему?

Пуаро сунул руку в правый карман и вытащил белого слона.

— Как! — воскликнул я. — Вы забыли вернуть его Саваронову?

— Ошибаетесь, мой друг. Тот белый слон все еще находится в моем левом кармане. Еще не настало время его возвращать. А этого я взял из комплекта, который показала нам Соня Давилова. Итак, у нас два белых слона, только один из них больше похож на электрического ската…

Признаться, я был сильно обескуражен столь смелым сравнением, но задал всего один вопрос:

— Зачем вы его взяли?

— Я хотел их сравнить, — просто ответил Пуаро и поставил обе фигурки рядом. — Посмотреть — одинаковые ли они.

— Конечно, одинаковые, — заметил я. Пуаро разглядывал слонов со всех сторон.

— Кажется, вы правы. Но это еще не факт, так как нет доказательств вашей правоты. Принесите-ка, пожалуйста, мои весы.

Тщательно взвесив обе фигурки, он с торжествующим видом повернулся ко мне.

— Я был прав. Вы видите! Эркюля Пуаро обмануть нельзя.

Подбежав к телефону и набрав номер, он застыл в нетерпеливом ожидании.

— Джепп, это вы? Пуаро у телефона. Не спускайте глаз со слуги, с этого Ивана. Ни в коем случае не дайте ему ускользнуть.

Он положил трубку.

— Теперь вы поняли, Гастингс? Уилсон не был отравлен. Его убили электрическим током. В одну из этих фигурок впаян тонкий металлический стержень. Столик был установлен заранее в определенное место. Когда фигурка коснулась одного из белых квадратов, — а они были покрыты серебром, — Уилсон тут же был поражен электрическим током. Единственный след, след ожога, остался на его левой руке, так как он был левша и передвигал фигуры левой рукой. «Специальный шахматный столик» был, по сути, дьявольским устройством. Столик, который я осматривал, является его точной копией, но не имеет к этому делу никакого отношения. Сразу же после убийства им заменили тот, за которым шла игра. Тот столик проводкой был соединен с квартирой этажом ниже, куда, как вы знаете, была недавно якобы завезена новая мебель, там находится и пульт управления. Но один из организаторов этой операции наверняка и сейчас находится в квартире Саваронова. Эта девушка — агент Большой Четверки. Ее цель — завладеть деньгами Саваронова.

— А Иван?

— Лично я подозреваю, что Иван — это не кто иной, как Номер Четыре.

— Что-о-о?..

— Вы же знаете, что он первоклассный актер и может сыграть любую роль.

Я вспомнил привратника из психолечебницы, мясника из «Гранит-Бангалоу», вежливого доктора — все эти роли были сыграны одним человеком, но какие разные характеры!

— Удивительно, — наконец выдавил из себя я. — Все совпадает. Саваронов догадывался о заговоре и поэтому отказывался от игры до последнего.

Пуаро посмотрел на меня. Затем начал ходить взад-вперед по комнате.

— У вас случайно нет книги о шахматах? — неожиданно спросил он.

— Где-то была. Сейчас поищу.

Я пустился в поиски и вскоре вручил книгу Пуаро, который, опустившись в кресло, начал прилежно ее изучать.