– Что вы, что вы, – улыбнулся министр, – я ничего такого не подразумеваю. Но перейдем ко второму вопросу, он более личного свойства.

Почему вы так упорно пробиваете этот проект? Наверно, немало времени и сил на него потратили. Наконец вы, скажем прямо, рискуете навлечь на себя немилость своего начальства, обращаясь непосредственно ко мне.

На этот вопрос и другу было бы нелегко ответить, не говоря уж о незнакомом человеке. Сумеет ли этот господин, занимающий столь высокую должность в государственном аппарате, понять завораживающее действие таинственного эха, виденного на экране гидролокатора всего один раз, да и то несколько лет назад? Должен понять, ведь он – пусть отчасти – ученый.

– Я старший смотритель, – объяснил Франклин. – Но в этом качестве мне осталось служить недолго – не тот возраст: тридцать восемь лет, придется расстаться с морем. И вообще я любопытный; видно, надо было самому пойти в науку. Мне очень хочется решить эту загадку, хотя надежд на успех совсем мало.

– Да, вам будет нелегко. Эта карта, на которой вы обозначили достоверные наблюдения, покрывает почти половину Мирового океана.

– Я знаю, на первый взгляд это безнадежно, но наши новые гидролокаторы в три раза мощнее прежних, а эхо такого размера сразу бросится в глаза. Не я, так кто-нибудь другой, это теперь только вопрос времени.

– И вам хочется, чтобы это были бы. Что ж, это вполне резонно.

Когда пришло ваше первое письмо, я переговорил с нашими биологами, услышал три разных мнения – и ни одного обнадеживающего. Некоторые признают, что такие эхо-сигналы в самом деле наблюдались, но относят их за счет дефектов гидролокатора или особого состояния воды.

Франклин фыркнул.

– Кто сам видел эти эхо, никогда так не скажет. А что касается всяких ложных эхо и дефектов аппаратуры, то уж мы-то их распознаем, это наша обязанность.

– Согласен. Другие считают, что все… скажем так: обычные морские змеи – не что иное, как кальмары, ремень-рыбы и угри, что это их видели ваши дозорные. Их или крупную глубоководную акулу.

Франклин покачал головой.

– Все эти эхо и знаю. А тут совсем другое.

– Третье возражение – чисто теоретическое. В океанской пучине слишком мало пищи, очень крупное, активно передвигающееся животное не прокормится.

– Откуда такая уверенность? Каких-нибудь сто лет назад ученые твердили, что на дне океана не может быть никакой жизни. Но ведь оказалось – чепуха, мы в этом убедились.

– Ничего не скажешь, вы хорошо подготовились. Ладно, посмотрим, что можно будет сделать.

– Большое спасибо, мистер Фарлан. Пожалуй, лучше, чтобы у нас в отделе не знали, что я побывал у вас.

– Мы не проговоримся, да ведь они сами сообразят.

Министр встал, и Франклин решил, что разговор окончен. Он ошибся.

– Постойте, мистер Франклин, не уходите, – сказал министр. – Помогите мне сперва разобраться в одном деле, которое занимает меня уже много лет.

– Какое дело?

– Я до сих пор никак не возьму в толк, как мог смотритель, то есть человек, прошедший специальную подготовку, среди ночи оказаться за Большим Барьером на глубине пятисот футов с одним только обычным аквалангом.

После этих слов, которые сразу меняли их отношения, они долго смотрели молча друг на друга. Франклин усиленно рылся в памяти, но лицо собеседника не вызвало в нем никаких ассоциаций. Это было так давно, после того было столько всяких встреч.

– Вы один из тех, кто вытащил меня? Тогда я в большом долгу перед вами. – Он остановился, потом добавил:

– Понимаете, это не был несчастный случай.

– Я так и думал. Тогда все ясно. И раз уж об этом зашла речь: что стало с Бертом Деррилом? Почему-то я ничего не смог узнать о нем.

– Его погубили долги, ведь «Морской лев» не окупал себя. Последний раз я видел Деррила в Мельбурне, он страшно сокрушался: тогда только что отменили таможенные пошлины и честные контрабандисты остались без заработка. Он попытался получить страховку за «Морского льва» – устроил вполне убедительный пожар и недалеко от берега оставил судно. Лодка пошла ко дну, но оценщики не поленились спуститься следом, обнаружили, что перед пожаром было снято все ценное оборудование, и стали задавать капитану неприятные вопросы. Не знаю уж, как он выпутался.

Собственно, на том и кончилась карьера старого мошенника. Он запил, и как-то ночью – это было в Дарвине – ему вздумалось искупаться. Капитан прыгнул с пирса, но он забыл про отлив, а там разница уровня достигает тридцати футов. В итоге капитан Деррил сломал себе шею, и многие – не только кредиторы – искренне горевали.

– Бедняга Берт… На Земле будет скучно жить, когда совсем не останется таких, как он.

В устах видного деятеля Всемирного секретариата такие слова, бесспорно, звучали еретически. Но Франклин слушал их с радостью, и не только потому, что сам думал так же. Ему стало ясно, что он неожиданно обрел влиятельного друга и надежды на успех его замысла чрезвычайно выросли.

После этого разговора долго ничего не было слышно, но Франклин и не рассчитывал, что колеса завертятся сразу, а потому не огорчался. Тем более что работы хватало. До периода затишья оставалось целых три месяца, а тут еще на него взвалили ряд не слишком серьезных, но и не очень приятных дел.

Впрочем, к одному случаю эти определения не подходили: на свет божий явилась большеглазая и горластая Энн Франклин, и Индра начала всерьез сомневаться, что ей удастся продолжать свою ученую карьеру.

Отца не было дома, когда родилась дочь. Во главе отряда из шести подводных лодок он ходил к островам Прибылова; там они устроили облаву на косаток, а то уж очень много их развелось. Франклин и раньше выполнял такие задания, но в этот раз благодаря усовершенствованной технике отряд добился особенно большого успеха. Под водой разносились записанные на ленту голоса тюленей и мелких китов, и притаившиеся лодки ждали убийц.

Косатки сходились сотнями, их били беспощадно. Отряд истребил больше тысячи косаток, прежде чем вернулся на базу. Работа была тяжелая, порой даже опасная, но, хотя Франклин понимал, как это нужно, ему вовсе не нравилась роль ученого мясника. Красота и стремительность этих свирепых охотников втайне его восхищала, и он даже обрадовался, когда добыча пошла на убыль. Похоже было, что горький опыт научил косаток осторожности. Теперь экономистам решать, есть ли смысл повторять эту операцию в следующем сезоне.

Только кончилось это дело, и Франклин примчался домой, чтобы излить свою нежность на маленькую Энн (которая даже не признала отца), как его отправили на Южную Георгию. Здесь нужно было выяснить, с чего это киты, которые прежде безропотно заплывали в бойню, вдруг стали подозрительными и никак не хотели входить в электрические шлюзы. Правда, загадка решилась без помощи Франклина. – Пока он доискивался психологических факторов, один сметливый молодой инспектор обнаружил, что кровь из перерабатывающих цехов просачивается в море. Неудивительно, что киты, хотя у них обоняние слабее, чем у других морских животных, настораживались, когда движущиеся барьеры подталкивали их туда, где столько их родичей встретили свой смертный час.

Как главный смотритель, которого уже готовили на более серьезные роли, Франклин был теперь, так сказать, разъездным мастером на все руки, и Отдел китов направлял его всюду, где возникало какое-нибудь осложнение. Его это вполне устраивало, огорчали только частые отлучки из дома. Когда втянешься в смотрительскую работу, обычная дозорная служба и присмотр за стадами быстро теряют привлекательность. Правда, Дон Берли считает свою работу достаточно волнующей и интересной, но ведь он лишен честолюбия да и вообще звезд с неба не хватает. Франклин думал об этом без тени превосходства; речь шла об очевидном факте, который Дон первым был готов признать.

Уолтер находился в Англии (его пригласили на заседание Китобойной комиссии как эксперта-консультанта, и он рьяно отстаивал интересы своего отдела), когда его разыскал по телефону весьма озабоченный доктор Люндквист, сменивший доктора Робертса, который перешел из Отдела китов на гораздо лучше оплачиваемую должность в Мэринленд.