— Скажу, что пока еще ничего неясно. А вот как покажут себя кухни, ответ дадут лишь полевые испытания, — подполковник князь Ухтомский обошел кухню по кругу. На меня он старательно не смотрел.

Тельнов не поленился, забрался на место кучера и присел, проверяя надежность сидения. Около получаса начальство задавало мне и Волкову различные вопросы. Инженер нервничал больше моего, не обошлось без небольшого конфуза. На очередной вопрос о том, каков предположительный срок службы кухни, Волков ответил, что на все воля Господа Бога и Императора, как прикажут, так и будут служить. Тельнов громко захохотал, глядя на густо покрасневшего инженера.

Оффенберг с трудом сдержал улыбку, Ухтомский нахмурился. Скепсиса князь не скрывал и успел сделать парочку двусмысленных замечаний. Хорошо, что не он здесь все решал. Посовещавшись с заместителями, Оффенберг вынес окончательный вердикт.

— Ваши кухни, Михаил Сергеевич, нам в общем интерьере* понравились. Приказываю раздать их по эскадронам и начать испытания.

— Слушаюсь! — по уставу ответил я. — Как быть со вторым эскадроном, ведь он стоит в Самарканде?

— Отправим туда кухню в самое ближайшее время. Заодно и проверим, как она покажет себя в дороге, — подумав, решил полковник.

Ну, все, колеса завертелись. Теперь главное, чтобы кухни не подвели, не прогорели, ничего не отвалилось и не рассыпалось. И надо не забыть объяснить эскадронным поварам, как правильно с ними обращаться. А то они люди простые до безобразия, могут и начудить.

Теперь оставалось только ждать. Учитывая, что сейчас мирное время, и мы никуда не маршируем, дело могло затянуться и на месяц, и на два.

— Вы главное, пока из Ташкента не уезжайте, — предупредил я Волкова. — Надо дождаться итоговой оценки.

— Конечно, дождусь. Мне и самому интересно, да-с, — заверил инженер. Он все чаще использовал при общении со мной частицу «с», которая носила название словоерс. Пару десятков лет назад словоерс употреблялся среди равных по статусу собеседников, но сейчас оно стало все чаще использоваться при обращении младшего к старшему. И подобное говорило о том, что инженер меня зауважал.

Жизнь шла своим чередом. В феврале в Ташкент прибыл Пашино, чему я был только рад.

— Петр! Вот так встреча! — я с несомненной симпатией пожал руку человеку, которого считал надежным другом и в чем-то даже наставником. — И надворного советника* успел получить, и орден новый! Поздравляю!

— Спасибо, Миша, — Пашино улыбнулся скромно, но с немалым достоинством.

— А я думал, ты полностью журналом своим увлечен. Покинул службу, ушел на пенсию и, покряхтывая, разводишь в имении пчел.

— Не такой уж я и старый, как тебе кажется, — он заразительно рассмеялся.

— Так что, вновь вернулся на службу?

— Прогорел мой «Азиатский вестник», — он горестно вздохнул. — Дальше первого номера дело не пошло. Не встретил журнал сочувствия у публики. А что касается службы… — тут он понизил голос и огляделся по сторонам. — До меня дошли сведения, что сам Цесаревич Николай Александрович заинтересовался дипломатической разведкой. У него на приеме был тайный советник Стремоухов, которому поручили проявлять в дальнейшем больше активности и вернуть на службу ряд уволенных ранее сотрудников. Вот так я нежданно-негаданно опять оказался в строю.

— Отличные новости. Здорово, что мы вновь встретились в Ташкенте. Глядишь, ты и еще что-нибудь напишешь, — я не стал говорить Пашино, что инициатива наследника совсем не случайна. Он продолжал вникать в различные государственные дела. Дипломатическая разведка занимала среди них явно не последнее место, а Николай продолжал наращивать свой авторитет. Именно я подкинул ему идею увеличить штаты нескольких ведомств и вернуть уволенных сотрудников. В числе тех, на кого я обратил особое внимание Николая, находился и Петр Пашино. С моей точки зрения, такими честными и способными людьми страна не имела права разбрасываться.

Некоторое время Пашино делился наболевшим — как все сложно устроено, как после неудачи с «Вестником» начал хлопотать о передачи ему газеты «Кавказ» в Тифлисе, да в последний момент передумал, подал рапорт и вернулся на прежнее место службы по настойчивой просьбе бывшего начальника Стремоухова. Учитывая способности Пашино, его со счетов списывать не хотели, да еще и в чине продвинули, и орден на грудь повесили.

— И вот я здесь, Миша, — он снова понизил голос. — Дело мне поручено, и дело серьезное.

— И что за дело?

— По нашему с тобой профилю, — он усмехнулся.

Петр оказался великолепным этнографом, путешественником и лингвистом. Но человек не может быть совершенным во всем, и потому организационные вопросы давались ему непросто. Вот и журнал не пошел. Зато теперь он вновь послужит России.

Я совсем не удивился, когда на следующий день меня пригласили к полковнику Шауфусу. В кабинете начальника всей Среднеазиатской разведки находился и Пашино. Он откинулся на спинку стула и задумчиво попыхивал папироской.

— Проходите, Михаил Сергеевич, — встретил меня Шауфус. — Присаживайтесь и настраивайтесь на долгий разговор.

— Как вам будет угодно, — последовал мой короткий ответ.

— Хорошо. Вам уже известно, что надворный советник Пашино вновь служит в Азиатском Департаменте МИД. Его начальник, тайный советник Петр Николаевич Стремоухов осуществляет одну перспективную операцию. Дело согласовано на самом верху, со светлейшим князем Горчаковым*. Нам поручено оказывать господину Пашино всяческое содействие.

— Готов выполнить любой приказ. Что от меня требуется?

— Там, — Пашино поднял указательный палец к потолку, — принято решение проявить большую активность в Большой Игре с англичанами. Мне поручено проникнуть на территорию Афганистана, а затем, по возможности, добраться и до Индии. По легенде я буду изображать бродячего дервиша и миссия моя совершенно секретная.

— Фактически, даже генерал-губернатор Кауфман не посвящен во все детали, — добавил Шауфус.

Мне оставалось лишь кивнуть, принимая к сведению степень секретности. А хорошо наши дипломаты действуют, с размахом! Молодцы, ничего не скажешь. Так и надо, а то британский лев совсем обнаглел. Интересно, а в моей истории проводились подобные операции? Наверняка проводились, я ведь не настолько себя переоцениваю, чтобы думать, будто цесаревич Николай благодаря моим рассказам продвинул что-то, о чем раньше никто и не догадывался.

— Все просто, Михаил Сергеевич, — Шауфус подозвал меня к карте. — Вы берете три десятка надежных гусар из своего эскадрона и выдвигаетесь с Петром Ивановичем в Термез. Вот он, самая южная точка нашей Империи на берегу Амударьи. Граница проходит по реке. Сразу за ней Афганистан.

— И англичане, — негромко добавил Пашино.

— И англичане, — кивнул Шауфус.

— От меня требуется лишь сопровождение?

— Не только. С собой вы повезете провиант, различную одежду, запасных коней, оружие, деньги. С одной стороны, канцлер Горчаков хочет продемонстрировать Англии наше присутствие и Александрийские гусары как нельзя лучше подходят для подобного. Пусть Британия понервничает, увидев русскую армию у границ Афганистана, это пойдет нам на пользу. С другой стороны вам надлежит оказывать всяческое содействие господину Пашино.

— Проясните границу моих полномочий, — попросил я.

— Если со мной что-то случиться в Афганистане, я постараюсь послать весточку, — невозмутимо ответил Пашино. — Надежный человек у меня имеется. Он принесет криптографию* в Термез. Но если что-то пойдет не так, то я спрячу записки в одном из тайников, которые мы с тобой обсудим в дороге. В этом случае тебе, Михаил, надо будет постараться их извлечь и доставить сюда. Но вероятность подобного развития событий крайне невелика, хотя ты должен будешь оставаться на берегу Амударьи в течение месяца. По его окончанию я либо окажусь в Индии, либо попаду в плен. Так или иначе, но тебе не останется ничего иного, как вернуться в Ташкент.

— Вы хотите сказать, что мне позволено перейти границу? — я с трудом сдержал удивление. Страха не было, лишь азарт и желание быстрее очутиться в Термезе.