Гусар Смерти насчитывалось тридцать человек, включая самого Соколова, поручика Рута, старшего вахмистра Чистякова, двух офицерских денщиков и двух унтеров, Козырева и Петухова. Еще имелся горнист. С собой гусары вели три десятка лошадей, навьюченных различным грузом.

— Ну, с Богом! — Пашино перекрестился, покидая город.

— Поражаюсь твоей смелости, Петр, — заметил Соколов, когда дорога пошла душистыми садами. — Рисковый ты человек.

— А ты разве не рисковый? — Пашин посмотрел на друга с немалой иронией. Соколов сидел в седле великолепного жеребца по кличке Хартум. Молодой ротмистр мог и не знать, но большая часть офицеров относилась к нему с теплотой и немалым уважением. Правда, завистники поговаривали о высоких покровителях делающего блестящую карьеру гусара, но Пашино внимания на подобное не обращал. То, что есть покровитель — хорошо, значит, сумел его найти. Тем более, сам Соколов ни разу не заводил каких-то необычных разговоров, не ставил себя выше прочих и не торопился переводиться в столицу, как полагалась всякому уважающему себя фазану. Он служил с честью, рискуя жизнью, не увиливая от опасностей и трудностей. Всем крикунам можно было лишь посоветовать брать с него пример.

Говоря откровенно, Пашино с немалым интересом наблюдал за быстрым карьерным ростом своего молодого друга. И он бы совсем не удивился, скажи ему кто, что через пять лет Соколов получит полковника и станет командиром гусар Смерти. А что, если Миша и дальше продолжит так геройствовать, то и не такое возможно. Тот же Паскевич* генерала вообще получил в двадцать восемь лет.

Ташкент остался за спиной. Ранее Пашино доводилось проезжать этой дорогой. Четыре раза по служебным делам, а пятый, последний, когда он сопровождал посла Аксакова в Бухару. Тогда с ним так же были Александрийские гусары. Надворному советнику нравилась их компания.

Вечерами они играли с Соколовым или Рутом в шахматы, а гусары вновь угостили его своей знаменитой жженкой.

Джизак оставался все таким же маленьким и пыльным городом. Да и в Самарканде за минувшее время ничего не изменилось. Все та же нищета, пыль, вонь, базарные крики и ишаки с верблюдами. И лишь величественные минареты да дворец Тамерлана напоминали о былом могуществе узбеков. Здесь стоял гарнизон под командованием генерала Абрамова и второй эскадрон гусар Смерти. Соколов и Рут с большим удовольствием воспользовались их гостеприимством. Сам Пашино, соблюдая секретность, старался лишний раз никому на глаза не попадаться. Тем более, при генерале находился изгнанный эмир Афганистана Абдур Рахман. У него имелась свита, родичи и множество слуг. Многие из них могли его запомнить и встретить впоследствии уже в Афганистане. А подобных встреч Пашино допускать не хотел ни в коем случае.

К русским большая часть населения относилась достаточно хорошо. Жить стало пусть и немного, но лучше, и люди такие вещи замечать умели, несмотря на повальную безграмотность.

От Самарканда до Термеза насчитывалось 370 верст. Дорога резко свернула к югу. Цветущие маковые поля покрывали всю округу, напоминая яркий ковер. Начался плавный подъем к перевалу Тахта-Карача. Он находился на седловине Агалыка, одного из отрогов Зеравшанского хребта.

Холодало. По сторонам поднимались не слишком высокие вершины. Снегом мог похвастаться лишь далекий Кемкутан. Ночью выли волки и шакалы, а днем над их головами парили беркуты.

— Миша, ты знал, что здесь, на Тахта-Карача в древности произошла битва? — на вершине перевала отряд сделал передышку. Гусары проверяли подпруги и разминали ноги. Послышался приказ вахмистра «оправиться». Пашино говорил на фарси, тренируя друга. — Здесь сошлись арабы Омейядского халифата и воины Тюргешского каганата.

— И когда это случилось? — Соколов заинтересованно посмотрел по сторонам.

— Более тысячи лет назад.

— О чем вы говорите? — потребовал разъяснений поручик Рут. Фарси он не знал. Когда ему повторили на русском, тот насмешливо хмыкнул. — Преданья старины глубокой!

— Тот, кто забыл уроки истории, обречен на их повторение, — напомнил Пашино. Он уже успел составить мнение о Руте. Георгий оказался честным и смелым офицером, явно рвался в бой, но ничем более серьезным обременять себя не желал. Может, он и изменится с возрастом, а может, и нет. Сейчас, во всяком случае, ни на что более ответственное, чем командование разведывательным отделением, поручик не подходил. Рекомендовать его к серьезной работе не имело смысла.

Хорошо, что началась весна. Зимой здесь было не пройти. На перевале лежал снег, отрезая плодородную южную долину от остальной части Бухарского эмирата — эти земли на бумаге принадлежали именно Бухаре, Россия лишь осуществляла протекторат.

С севера на перевал вела плавная и неспешная дорога, а вот спуск превратился в бесконечно вьющуюся и выделывающую «кольца» веревку. Впереди раскинулась бескрайняя Кашкадарьинская степь, и лишь слева ее ограничивал хребет Байсунтау. Местными землями правили беки Шахрисабса.

— Мы покидаем земли древней Согдианы и вступаем в не менее древнюю Бактрию. До нас здесь ступали кони Александра Македонского, — с немалым воодушевлением поделился Пашино.

— Неужели греки добрались и сюда? — поручик Рут рассмеялся. — Признаюсь, я не ожидал от них подобной прыти.

Шахрисабс оказался совсем небольшим городом. Правил им Ахмад-бек. Оставляя хребет Байсунтау по левую руку, отряд последовательно миновал Гузар, Шураб, кишлак Аччикудук на сорок домов из кирпича-сырца, Шуррават и еще один кишлак — Ангор.

То, что они проезжали, даже поселками язык не поворачивался назвать. Жили здесь совсем бедные, забитые люди. Русских они видели впервые, тем более, Черных гусар. Все мужское население в каждом кишлаке выстраивалось вдоль пыльного тракта и провожало их изумленными взглядами. Детишки таращили глаза и ковырялись в носу, да и взрослые переговаривались с немалым изумлением. Гусары, их оружие, амуниция, прекрасные кони — подобного они ранее не видели и теперь малость опешили. И лишь убеленные благородными сединами старцы-аксакалы выглядели так безмятежно, словно ничего в целом мире не могло больше их расшевелить.

— Хм, — задумчиво протянул Соколов, когда они наконец-то добрались до Термеза. — Я ожидал большего.

Пашино, хоть и сам оказался здесь в первый раз, полностью его понимал. Термеза, как такового, не было. Когда-то он считался богатым, чуть ли не великим, городом и стоял на месте древней переправы через Амударью. У афганцев даже существует легенда, утверждающая, что здесь какое-то время жили Адам и Ева, изгнанные из рая. А еще тут последовательно нашли приют пророки Зороастр и Авраам. Никто не знал, что делал здесь основатель зороастризма, но Авраам якобы именно отсюда переселился в землю Ханаанскую.

Пашино как лингвист и филолог был очарован подобными легендами, хотя довольно скептически относился к их правдивости. Легенды нельзя ощутить. А вот время ощутить можно. Его можно понять по тем изменением, что происходят с людьми и окружающих их миром. И время оказалось безжалостным к Термезу.

Город разрушил Чингиз-хан. После него остались кости и дымящиеся развалины, которые давным-давно поросли кустарником и редкими деревьями. За минувшие века их покрыл слой земли и даже очертания крупных домов и крепостных стен угадывались с трудом.

В двух верстах к западу от развалин Термеза находился кишлак Патта-Гисар и остров Арал-Пайгамбар, который обтекали мутные воды Амударьи.

— Осмотреться, найти место для лагеря. Выслать разъезд вдоль реки, вверх и вниз по течению, — скомандовал Соколов.

— Так точно, ваше благородие! — пробасил старший вахмистр.

Слушались командира с удовольствием, чувствовалась, что гусарам нравится лихой ротмистр.

Лагерь обустроили за час. Лошадей стреножили, сняли с них седла, задали овсу и воды. На ближайший холм встал часовой. Гусары поставили палатки, сбили коновязь и выделили место для нужника. Из втекающего в Амударью ручейка набрали воду, развели костры и принялись готовить ужин. Поручик Рут съездил в Патта-Гисар, осмотрел кишлак и по возвращению доложил Соколову, что ничего необычного там не заметил.