На мой день рождения из Петербурга пришли давно ожидаемые новости — Военное Министерство наконец-то приняло кухню. В документах ее официально назвали «полевая передвижная кухня Соколова на гужевой тяге». Не знаю, зачем чиновники добавили уточнения насчет гужевой тяги? И так все понятно, ведь иного средства перемещения, кроме парусника, паровоза и парохода, в мире сейчас нет. Наверное, чтобы не спутать с паровым двигателем.
Первый заказ поступил на двести пятьдесят образцов. Волков, который уже успел заложить в Саратове главное здание завода, дополнительные мастерские и общежития для рабочих, закатал рукава и принялся за дело.
Забавно, но ко мне тут же устремились многочисленные помощники и подрядчики. Двое, купцы первой гильдии Израэль Грегор и Поликарп Румянов проявили какую-то фантастическую настойчивости, в красках расписывая, каких финансовых успехов можно достичь, если «Победа» объединится с одним из них. Ага, как же, эти галопы мы знаем. Придумай что-то стоящее, и сразу появятся «прилипалы», доходчиво объясняющие как, и главное с кем, надо продвигать новый товар.
А все оттого, что Главное интендантское управление, созданное в 1864 г. оказалось неспособным самостоятельно решать часть организационных вопросов. И потому вокруг управления постоянно крутились различные мутные личности с сомнительными деталями в биографиях.
Слушал я купцов от нечего делать, не собираясь и на пушечный выстрел подпускать их к «Победе». Иначе победа очень быстро превратится в поражение. Под конец каждому из них сказал одно и то же.
— Господа, вы забываете, что я офицер! Честь мундира запрещает мне заниматься торговыми делами. Я всего лишь простой и скромный изобретатель, не более. С подобными вопросами вам лучше обращаться к инженеру Волкову, Сильвестру Тимофеевичу.
В Саратов дельцы рванули так, что земля едва не загорелась! Ничего, пусть побегают, глядишь и поумнеют. Волков получил жесткие и однозначные указания подобных доброхотов слать далеко и надолго, а точнее, обратно к ротмистру Соколову в Ташкент.
Сильвестр Тимофеевич человек мягкий и не всегда может настоять на своем. Но благодаря правильной мотивации и присмотру со стороны, у него нет возможности начудить и пустить в дело посторонних людей.
Полковник Ухтомский, несмотря на наши прохладные отношения, вынужден был организовать офицерское собрание и последующий банкет. Все же я прошел по документам, как реальный изобретатель полевых кухонь, и подобное стоило отметить.
— Ах, Михаил Сергеевич, какой же вы негодник! Что же вы нам ничего не рассказывали о своих трудах? — кокетливо спрашивала Антонина Седова, супруга командира третьего эскадрона. При этом она помахивала веером.
— Да, вы несносно себя ведете с дамами, — вторила ей Леночка, младшая сестра штаб-ротмистра Ершова. На меня она поглядывала со значением. Я ей нравился. Впрочем, как и ряд других офицеров в Ташкенте. Ни для кого не являлось секретом, что Леночка мечтает выйти за кого-нибудь из нас замуж. Но я на ее «маневры» никак не реагировал. — О ваших славных делах мы узнаем через третьи руки. Это недопустимо, мы можем вынести вам наше порицание.
Мой успех отметили шумно. Подходили и практически незнакомые офицеры других полков с поздравлениями. Часть из них говорила вполне искренне, но я так же хорошо понимал, что теперь у меня появилось еще больше недоброжелателей. Тех, кто служил в других полках, я особо не учитывал, но вот холодок с полковником Ухтомским, штабс-ротмистром Горловым и поручиком Крутовым из третьего эскадрона радости не добавляли.
Ухтомский мой успех никак более не отметил. Хотя, за подобное можно и орден получить. Но за тебя должны походатайствовать. Покойный Дика и сменивший его Оффенберг наверняка так бы и поступили, но Ухтомский решил иначе. А сам я не настаивал. Очередной орден от меня не уйдет.
Правда, меня все же вызвал к себе генерал Головачев и, пожав руку, выразил полное удовлетворение «славными деяниями, направленными на пользу российской армии». В приказе меня отметили благодарностью и денежной премией.
9 октября Кате Крицкой исполнился 21 год. Теперь, согласно завещанию своей вздорной бабки, она могла выйти замуж. Я отправил ей большое письмо и несколько подарков. Имелась возможность взять длительный отпуск и уехать в столицу устраивать личные дела, но я, скрипя сердцем, остался в Ташкенте.
К тому времени мои товарищи уже знали о том, что я знаком с такой замечательной девушкой, как княжна Крицкая. Я показывал товарищам ее фотографию, рассказал из какой она семьи, и они одобрили ее кандидатуру.
В Русской Армии существовала традиция, что офицер может жениться лишь на той, кто полностью соответствует ряду строгих требований. При этом он должен получить разрешение своих полковых товарищей.
Кате со своим происхождением и безупречной репутацией офицерскую проверку прошла блестяще. Дело оставалось лишь за мной — а я продолжал оставаться в Туркестанском крае.
В Ташкент заглянул коллега-разведчик, подполковник Паренсов Петр Дмитриевич. В кабинете Шауфуса прошло небольшое совещание, на котором кроме хозяина, меня и Паренсова, присутствовал офицер при штабе Кауфмана Терентьев Михаил Африканович, а так же еще один разведчик, Костенко Лев Феофилович.
Люди подобрались опытные, интересные. Собирая разведданные, Паренсов постоянно разъезжал по Европе, являясь при этом почетным членом различных обществ, таких как Историческое, Географическое и иных. Полагаю, состоял он в них не просто из личного интереса, но и для соответствующего прикрытия. По слухам, агентов у него было больше, чем у кого-либо еще в русской разведке.
Ротмистра Терентьева в шутку звали Африкан Африканыч. Он был знаменит тем, что участвовал в походе на Бухару, состоял офицером для особых поручений в Зеравшанском округе и Ходженте, а также составил армейский разговорник для бесед с представителями различных народностей Средней Азии. К тому же он считался неплохим историком, лингвистом, пописывая в газеты различные статьи.
Майор Костенко служил не только по разведывательной линии, но и по дипломатической. И весьма неплохо служил. Летом 1870 г. он возглавил небольшое посольство в Бухару и сумел склонить эмира Музаффара на сторону России в нашем конфликте с Хивой. Не знаю, как ему удалось подобное при активном сопротивлении англичан, но миссию свою он выполнил блестяще, за что получил Св. Анну III степени. Он так же писал статьи и книги с различными статистическими сведениями о Средней Азии, публикуясь в «Военном Сборнике», «Туркестанских Ведомостях», «Голосе» и «Русском инвалиде».
Глядя на старших товарищей, я поймал себя на мысли, что мало-мальски уважающий себя разведчик должен обязательно что-нибудь писать и публиковаться в газетах. Иначе нельзя, неприлично. Один я, да еще, пожалуй, Шауфус, были здесь белыми воронами.
То, что меня допустили в такое общество, говорило о многом. Намечалась очередная разведывательная операция. И хотя меня посвятили не во все детали, все равно, подобное выглядело знаковым событием.
Обсуждали разведку местности вдоль Аму и настроение тамошних жителей. Меня ни о чем не спрашивали, и я больше молчал, вникая в нюансы и обучаясь нашему ремеслу.
Спустя несколько дней Паренсов отправился через Самарканд и Бухару к берегу Амударьи. Сопровождал его Терентьев, три казака и проводник из местных. С собой они взяли несколько лошадей с каким-то грузом. Похоже, затевалось что-то интересное. Хотя, все интересное сейчас так или иначе связано с будущей войной.
С каждым днем все отчетливее становилось ясно, что война с Хивой приближается. Несмотря на то, что мне здесь порядочно надоело, я не хотел пропустить эту войну и покидать Среднюю Азию в самый ответственный момент. Правда, имелся вариант успеть съездить в столицу, жениться и вернуться обратно. Но это подразумевало, что все пройдет скомкано, не как у нормальных людей — и сама свадьба, и медовый месяц, и дорога туда и обратно. Мы с Катей можем и подождать, тем более в таком важном для каждой девушке деле. Имелся и еще один резон — если со мной что-то случиться на войне, если меня убьют, то зачем жениться и портить ей жизнь? Нет, уж лучше пройти эту кампанию, затем взять отпуск, жениться, отправиться в свадебное путешествие по Европе и подарить Кате хотя бы два-три года спокойной жизни. Насколько я помнил, следующая война должна состояться с Турцией, и не раньше 1877 г.
