Уйти казакам не дали. Непрестанно атакуя со всех сторон, хивинский хан заставил их разбить лагерь и составить телеги в круг. Временный лагерь оборонялся семь суток, прежде чем у казаков закончилась вода и силы. Практически всех их перебили. На Яик вернулось трое или четверо чудом выживших удальцов.
Но тот поход не мог считать официальным сражением России, так как казаки не относились к регулярным войскам и представляли собой самостоятельную вольницу.
Хива продолжала оставаться независимой, несмотря на все успехи русских в Азии. Был взят Ташкент и Кокандское ханство признало зависимость от России. Пала Бухара и эмир Музаффар принес клятвы верности. Хорезм же продолжал жить прошлой жизнью, остановившись в своем развитии в дремучем средневековье и диком восточном феодализме.
В поход одновременно выступило четыре отряда и еще одно дополнительное подразделение из Казалинска. Первый, основной, возглавил сам Кауфман. Вместе с ним находился цесаревич Николай, несколько генералов, казаки, пехота, ракетная команда и Александрийские гусары.
Генерал Веревкин выступил из Оренбурга. Полковник Ломакин возглавил Мангышлакский отряд, который покинул форт Александровский на берегу Каспия.
Не обошлось и без ошибок. Несмотря на нашу со Скобелевым разведку и подробный доклад, что дорога не годится для крупного отряда в виду отсутствия достаточного числа колодцев, из Красноводска выдвинулся полковник Маркозов. В его подчинении находилось около двух тысяч человек.
Естественно, я не помнил, имелся ли в знакомой мне истории подобный момент. И все же странно, что Кауфман приказал Маркозову выступать. Подобное выглядело как авантюра, мы бы прекрасно справились и без этих сил.
Маркозову предстояло пройти почти восемьсот верст по пескам. Единственное, что как-то оправдывало подобное решение, заключалось в том, что сейчас конец февраля и имеется некоторый шанс пересечь пустыню до наступления жары. Но лишь в том случае, если не встретить сопротивления.
По общим оценкам выходило, что в составе всех четырех отрядов насчитывается четырнадцать тысяч человек, 58 орудий и почти шесть тысяч лошадей. Но еще больше было верблюдов, которых приспособили для переноски грузов. Кауфман потратил огромные средства, наняв двадцать тысяч животных и их погонщиков. Хозяину верблюда платили 12 рублей в месяц, с тем условием, что за каждое павшее животное компенсация составит 50 рублей.
Контрольным сроком для сбора всех подразделений у Хивы назначили 25 июня 1873 г.
В Ташкенте отслужили торжественный молебен. Звонили колокола. С главной площади доносились бравые звуки марша. Жители города высыпали на улицы, провожая отряд. Русская часть населения полностью поддерживала происходящее. Мусульмане разделились. Часть из них не испытывала к хивинцам добрых чувств и потому желала нам всяческих успехов. Но другая половина вовсе не горела радостью от того, что неверные идут покорять братьев-мусульман.
— Ишь ты, хорек, нахмурился! — штабс-ротмистр Егоров заметил несколько недовольных лиц в толпе вдоль дороги, схватился за плетку и привстал в стременах, показывая, что готов пустить ее в ход. Толпа подалась назад.
— Осади, Егор, — я придержал товарища за руку. Егоров был славным гусаром, смелым и решительным, но явно не понимал, что с людьми надо общаться не только с позиции силы, но и доброты.
Пели полковые горнисты, ржали кони. Детишки в восторге свистели и бежали за нами вдоль дороги.
По обычаю, гусары Смерти вновь двигались в авангарде Ташкентского отряда. Авангард возглавил генерал-майор Бардовский Николай Федорович. Год назад ему исполнилось сорок лет, он был небольшого роста, начал лысеть, но зато отрастил себе шикарную бороду и усы — а в Средней Азии такие вещи вызывали уважение.
При Бардовском состоял ряд офицеров, включая нашего командира князя Ухтомского, полковника Шауфуса и полковника Леонтьева.
Сырдарью отряд пересек на переправе в Чиназе. Хорошо знакомая дорога шла на юг, к Самарканду. Все было обговорено заранее, каждый шаг наступающего отряда разбирали по картам, планируя переходы от колодца к колодцу, учитывая караванные тропы, погоду, рельеф местности и еще кучу различных деталей.
Основные трудности лежали впереди, а пока тракт довел нас до Джизака.
Авангард задержался в городе на сутки, дожидаясь подхода растянувшихся основных сил. Генерал Бардовский обходил отряд два раза в сутки, утром и вечером, проверяя вверенных ему людей, их боевой дух, настроение, обеспечение питанием и состояние здоровья. Доходило и до мелочной опеки. Например, он приказал Александрийским гусарам тщательней следить за лошадьми. Как будто мы, кавалеристы, для которых конь являлся не только средством, чтобы побеждать, но и верным другом, не знали подобных вещей!
И все же мне Бардовский нравился. Генерал показал себя энергичным, вдумчивым и смелым человеком, а больше от него и не требовалось.
После Джизака хорошая дорога закончились. На запад двинулись по караванным тропам, имея по левую руку хребты Букан-Тау. Отрезок пути вдоль хребта казался относительно удобным, хотя скорость наша снизилась.
Колодцы, родники и ручьи попадались с завидной частотой, никто не испытывал жажды. Рядом с водой постоянно кочевали племена. У них по совершенно бросовым ценам можно было купить барашка, свежих лепёшек или сушёных фруктов. Кауфман в отдельном приказе категорически запретил грабежи по эту сторону Амударьи. Солдатам, желавшим как-то улучшить свое питание, приходилось платить. Хотя, никто особо и не жаловался. Провианта пока что было вдоволь, и никто не собирался умирать на казенных харчах.
Северный склон Букан-Тау выглядел протяженным и пологим, покрытый кустарником и редкими арчевыми лесами. Не так давно, на противоположной стороне хребта, на Зерабулакских высотах произошло сражение, в котором гусары Смерти взяли в плен эмира Бухары. Хорошее было время! Все мы надеялись, что и нынешняя кампания даст шанс себя проявить.
Путь напрямую через Каракумы выглядел более коротким, но вместе с тем и трудным. Дальняя дорога вела через Самарканд, Бухару, с выходом к берегу Амударьи и спуск по реке к Хиве. Такой маршрут казался безопасным, но и времени на его преодоления требовалось значительно больше. Так что нас ждал быстрый — относительно быстрый — марш по пескам Каракумов.
Чем дальше мы продвигались, тем ниже становился хребет Букан-Тау. Еще три дня и горы превратились в холмы. По ночам еще подмораживало, но каждый новый день казался все теплее, а в полдень, так и вовсе, сильно припекало.
Три первых эскадрона гусар Смерти неизменно двигались во главе авангарда. Пятый резервный остался в Ташкенте, товарищам вновь не повезло, а для меня и моих людей князь Ухтомский выделил весьма почетную роль — охранять тылы передового отряда.
Князь был человеком благородным, но все же не смог удержаться от маленькой шпильки — мол, может ротмистр Соколов и стал вхож в общество цесаревича, но здесь он подчиняюсь своему полковому командиру.
Окончанием спокойного и относительно легкого пути стал колодец Аристанбель-кудук. Здесь мы остановились на двое суток, набираясь сил, запасаясь водой и ожидая основное войско.
Временный лагерь разбили быстро. Часовые встали на окрестных барханах, а незаметные секреты выдвинулись на версту вперед.
Дул сильный восточный ветер. Ржали кони, ревели верблюды. Бегали вестовые, денщики ставили офицерские палатки. Кашевары запалили костры и принялись за готовку еды. Свободные от службы солдаты размещались группами и взводами, снимали оружия, укладывались на землю, доставали трубки и лясничали, ожидая ужина.
Полевыми кухнями пока что мог похвастаться лишь один наш полк. Да и то, кухни были те самые, что мы с Волковом представили в качестве образца. «Победа» уже начала выпуск своей продукции, но по каким-то причинам новые кухни отправлялись не сюда, где в них больше всего нуждались, а в распоряжение Московского военного округа. Это было похоже на инициативу какого-то безмозглого офицера из канцелярии Министерства, который решил именно так, а бюрократическая махина заскрипела и провернулась, совершая очередное бесполезное действие.
