К тому же этот риск, по крайней мере в данный момент, не сопряжен со стрельбой. Все пока тихо и мирно, разговор идет о социологии, а вокруг простирается не серая каменистая пустошь пограничья, а зеленеющие датские луга. Главное — надо знать, где кончаются луга и где начинается трясина.
Каждый по-своему с ума сходит. Я, к примеру, чем-то напоминаю тех скупцов, которые имеют обыкновение пересчитывать деньги дважды независимо от того, отдают их или получают. С той, правда, разницей, что я проверяю не два, а три раза и речь идет о проверке не денежных сумм, а фактов. Имеется в виду проверка перед началом действий, во время действий и по их окончании.
Каждое из этих занятий имеет свои преимущества, но и неизбежные минусы. Анализ, предшествующий действию, исключительно важен, так как готовит тебя к предстоящему, однако он еще не может быть точным, поскольку ты имеешь дело с тем, что еще не произошло, и неизвестно, произойдет ли именно так, как ты мыслишь. Анализ во время действия необходим, чтоб не сделать ошибочного шага, однако он не столь глубок — из-за нехватки времени он подчас производится почти молниеносно. Анализ после действия, напротив, может быть подробным и таким углубленным, на какой только способна твоя голова, однако он уже не в состоянии ничего предотвратить из того, что уже стряслось. Словом, каждый из этих способов учета наличности, то есть фактов, по-своему несовершенный. Зато все они, образуя единство, стали моей постоянной привычкой и очень мне помогают.
Покончив с бритьем, подставляю голову под кран. Ослепленный мощной струей теплой воды и мылом, слышу, как где-то там, в комнате, открывается и закрывается дверь. Самый подходящий момент приставить к моей спине пистолет и рявкнуть: «Выкладывай все, что знаешь, собака!» Даже глаз не могу открыть — все лицо в мыле. К счастью или несчастью, сведения на сей раз не у меня, а у других людей, и я спокойно принимаю бодрящий холодный душ, тщательно вытираюсь и лишь после этого выглядываю из ванной. Оказывается, ничего особенного не произошло, кроме того, что на столике у окна появился поднос с завтраком. Но завтрак и дымящийся кофе в маленьком кофейнике — вещь полезная и немаловажная. Я сажусь в кресло и принимаюсь за дело, без которого трудно осуществить последующие.
В настоящий момент передо мной весьма отчетливо встают два основных факта. Первый стал очевидным с моего прибытия в город: за мною следят. Кто и почему — это еще точно не установлено, хотя некоторые предположения есть. Второй факт — я окружен. Впрочем, скажу точнее: окружен вниманием. Против этого можно было бы не возражать. Только в наше время ни с того ни с сего окружать тебя вниманием не станут. На этом многолюдном конгрессе Хиггинс, Берри и Дороти без труда могли бы найти более интересных собеседников. Тем не менее все трое липнут к этому ничем не примечательному и скучному болгарину, играют с ним в вопросы и ответы, таскаются по всяким заведениям и даже сулят финансовую помощь — конечно, со строго научной целью. Этот второй факт также нуждается в изучении, но уже сейчас позволяет делать определенные выводы.
Взять, к примеру, вчерашнее веселье. Обычная попойка, пустая болтовня — и ничего для души. Сперва скука этикета, а потом безудержное пьянство. И все же некоторые ситуации, отдельные реплики наводят на мысль и вполне могут лечь в основу моего досье. Я даже могу составить себе вполне точное представление об этом досье, если они произвели предварительную проверку и тщательно проанализировали мое поведение. И пока я пью горячий крепкий кофе и выкуриваю сигарету, перед моими глазами постепенно вырисовывается отстуканная на машинке характеристика. Тут запечатлены самые незначительные жесты, случайные реплики Михаила Коева; соответствующим образом обработанные и сопоставленные, они обрели нужную кадровую транскрипцию. Отношение к эстрадному номеру, поведение во время танцев с Дороти, количество выпитого, состояние во время пирушки и после нее, реакция на ту или иную реплику других лиц, смысл моих реплик. Словом, вся совокупность мелочей, наблюдаемых в обычной обстановке, тут обобщена в сухих канцелярских фразах, поставленных в соответствующие графы: отношение к женщинам и алкоголю, к хорошей кухне и путешествиям, к деньгам и материальной выгоде, к научной работе и приключениям, болтливость или сдержанность, суетность или скромность, быстрота или замедленность рефлексов, импульсивность или хладнокровие, подозрительность или доверчивость, проницательность или поверхностность и прочее и прочее.
Составленная таким образом характеристика была бы достаточно полной и, конечно же, не совсем верной. Позволяя подвергать себя испытанию, я всячески старался исказить представление о себе. Это полезная предосторожность, если она продиктована необходимой дальновидностью. Мало создать неправильное представление о себе, надо, чтобы это представление было неверным лишь в определенных пунктах и в определенном смысле. Словом, задача состоит не в том, чтобы создать о себе искаженное представление, противоположное тому, какое должно быть на самом деле, нужно, чтобы твои приемы ускорили саморазоблачение противника и обеспечили его провал.
Пока противник занимается составлением обстоятельного, но далеко не полного досье, я тоже составляю досье. Три досье, и, надеюсь, больше их не будет, потому что канцелярская работа, пусть выполняемая только в уме, довольно-таки утомительна для меня. На первый взгляд не так уж трудно составить характеристики на этих людей, которые говорят больше, чем нужно, и нередко забегают вперед. Однако не следует забывать, что они тоже не глупы, что и они, скорее всего, выдают себя не за тех, кем являются на самом деле.
Чтобы более правильно оценить поведение этих людей, не мешает знать, какими побуждениями и какой информацией, полученной предварительно, они руководствуются в своих поступках. Иными словами, кто в их глазах этот Михаил Коев: социолог или кто-то совсем другой? И что им, в сущности, от этого Михаила Коева нужно: они хотят сделать его своим единомышленником в социологии или в каком-то другом деле?
Неловкость и поспешность, с которыми эти трое сулят мне свои маленькие блага, позволяют думать, что это, скорее всего, вербовщики-любители, легкомысленные типы, полагающие, что имеют дело с таким же легкомысленным типом, готовым тут же воспользоваться предлагаемыми ему благами, притом совершенно безвозмездно. По крайней мере вначале.
Такая версия кажется вполне правдоподобной. Дело в том, что версии, в которые противник заставляет нас верить, всегда подаются так, что кажутся правдоподобными. Значит, и здесь нужна проверка. Значит, и в этом смысле поспешные действия — недозволенная роскошь.
Да оно и понятно. Ситуация, напоминающая сандвич, повторяется, хотя уже не в социологическом плане. Прижатый с двух сторон неизвестными агентами и неизвестными соблазнителями, я вынужден играть пассивную роль куска ветчины, ожидающего, пока его съедят. И совершенно бессмысленно, по крайней мере сейчас, кричать: «Погодите, это недоразумение, я вовсе не ветчина!»
Везу на такси свой чемодан в отель «Англетер», где с удовольствием узнаю, что при содействии Дороти мне отведена прекрасная комната с видом на полоску моря вдали. Затем совершаю второй рейс — к месту заседания симпозиума; тут я провожу некоторое время среди наблюдателей, хотя единственный материал для наблюдений — несколько десятков седых, седеющих или просто плешивых голов, находящихся впереди меня и увенчанных наушниками.
Дороти отсутствует, Хиггинс и Берри, уныло кивнувшие при моем появлении, пребывают в том депрессивном состоянии, которое можно назвать зализыванием ран. Тощий, утратив всякий интерес к усилительной аппаратуре, откровенно дремлет, облокотившись на плечо своего приятеля, который время от времени делает безуспешные попытки наклонить скелет в противоположную сторону, то есть ко мне. Несколько минут пытаюсь следить за выступлением очередного оратора, касающимся сложных связей между разными видами социальных экспериментов. Но, честно говоря, фразы, произносимые человеком на трибуне, настолько отягощены непонятными терминами, что я тоже с трудом держу глаза открытыми и лишь приличия ради высиживаю полчаса, после чего удаляюсь в кулуары.
