— У вас тут сдается квартира, — говорю без тени дружелюбия, потому что чем любезнее ты относишься к подобным скотам, тем они становятся подозрительней.

— Есть одна свободная, — неохотно сообщает портье. — Но господин Мадсен унес ключ, и я не могу вам открыть.

— А не могли бы вы позвонить господину Мадсену?

— Могу, почему же? Но он возвращается только к вечеру, но и тогда…

— Может, мне наведаться завтра?

— Завтра воскресенье. Меня вы завтра не найдете, — с нескрываемым злорадством отвечает портье.

И, удовлетворив в какой-то мере свой инстинкт инквизитора, добавляет:

— Приходите на той неделе.

Будь я сейчас в Королевской библиотеке, мне бы следовало на время прервать научные изыскания и примерно в час дня заглянуть в кабинет мистера Сеймура. Но библиотека отсюда далеко и еще не пробило и двенадцати, так что мне можно заняться другим делом.

Взяв такси, сообщаю адрес, однако шофер заявляет, что не знает такой улицы. К сожалению, мне она тоже не знакома. Я назвал один из адресов, записанных в моей памяти при просмотре маленьких объявлений в «Экстрабладет». Человек за рулем все же решил пренебречь неприятностями, которые сулит езда в неизвестность.

После того как мы дважды справлялись у полицейских на перекрестках и после того как мы дважды обращались с расспросами к случайным прохожим, шофер останавливается на какой-то глухой улочке не менее глухих кварталов. Отпускаю машину с риском остаться без средств отступления, вхожу в неприбранный подъезд дома № 12 и поднимаюсь по узкой неосвещенной лестнице.

Пятнадцать минут спустя я уже снова на улице, в этом мире, полном загадок, точнее, в этом почти незнакомом пригороде. Почти, но не совсем, потому что, пока ехал на такси, я успел зафиксировать в памяти несколько ориентиров, и прежде всего небольшую площадь с автобусной остановкой и гаражом, снабженным огромной, проржавевшей от датских дождей вывеской: «Прокат автомобилей». В этом городе, где расстояния так же ощутимы, как и цены на такси, «Прокат автомобилей» — полезная вещь, заслуживающая самого серьезного внимания.

И я направляюсь к гаражу, бесстрашно ныряю под триумфальную арку с ветхой вывеской, и перед моими глазами встает целая гора таратаек, начисто выпотрошенных. Будем надеяться, что даваемые напрокат автомобили подбирают не здесь.

Мой взгляд падает на небольшую площадку, свободную от покойников и украшенную двумя желтыми бензоколонками «Шелл». Немного в стороне темнеет фасад не то конюшни, не то угольного склада.

Пользуясь скудным теплом полуденного солнца, двое мужчин расположились на скамейке у барака и обедают. Если не считать нескольких ломтиков колбасы, обед состоит в основном из прославленного датского пива. Возлияния, судя по числу бутылок «Тюборг», расставленных вдоль скамейки и под нею, поистине обильные.

Мужчина помоложе, со светлыми голубыми глазами и копной волос, словно сделанных из свежей соломы, замечает мое присутствие и что-то тихо говорит на родном языке — вероятно, «что вам угодно». Сообразив, что я иностранец, он повторяет вопрос на плохом английском и, поняв, что мне угодно получить машину напрокат, информирует того, что постарше, опять на родном языке. Тот кивает и делает рукой широкий жест с тем добродушием, которое бывает свойственно человеку, довольному своим обедом. Отрадно все же, что рука его указывает не на братскую могилу таратаек, а на зияющую пасть конюшни.

Прохожу в полутемное помещение и кое-как убеждаюсь, что там действительно стоит несколько машин. Минуту спустя, прервав свою трапезу, с тем же добродушным видом появляются служители гаража. Младший поворачивает выключатель, и наличность автомобильного парка так и засверкала при тусклом желтом свете. Наличность эта исчисляется цифрой «пять». Нельзя сказать, чтобы эти экипажи сильно отличались от своих собратьев, ржавеющих на свалке.

Пока я хожу и осматриваю пятерку ветеранов автомобильного племени, старший из мужчин что-то лопочет на своем языке, а младший торопливо переводит:

— Шеф говорит, что если вам нужна машина для работы, то лучше всего взять «волво».

Старший опять что-то выдает, и младший тут же поясняет мне:

— Шеф говорит, что «мерседес» представительней, но, если вам нужна машина для работы, лучше всего взять «волво».

Тут старший делает третье замечание, сопровождая его категорическим жестом, и адъютант с соломенными волосами добросовестно переводит:

— Шеф говорит: если возьмете «волво» — полная гарантия! Шеф сам его ремонтировал. Исключительная машина, говорит.

После непродолжительных раздумий я останавливаюсь на «волво» и не без робости спрашиваю, способна ли эта машина двигаться. На этот вопрос адъютант с соломенной прической, даже не прибегая к помощи шефа, довольно бойко отвечает:

— Она не едет, а летит! Если вам нужна машина для работы, берите «волво»!

Это страстное выступление в защиту «волво» кладет конец моим колебаниям. Я устраиваюсь в утробе этого праотца автомобилей, включаю зажигание и, к своему удивлению, еду. Сделав два-три тура по очищенной от железного лома площадке, я подъезжаю к бензоколонке, останавливаюсь и в сопровождении молодого служителя гаража иду в контору. Своими размерами контора едва ли превышает два квадратных метра, туда входим только мы вдвоем; шеф тем временем, усевшись на скамейку, наслаждается остатками летнего тепла и датского пива. Адъютант заносит в заплесневелый блокнот необходимые в таком случае данные из моего паспорта, адрес и спрашивает:

— На какой срок?

— На неделю.

— Двести крон.

Цена не такая уж дикая, но, как всякий уважающий себя клиент, я считаю нужным заметить:

— Не много ли?

— Много? За «волво»?! — восклицает адъютант с оттенком удивления и гнева.

Потом под новым наплывом добродушия идет на уступки:

— Если вы возьмете машину на целый месяц, вы заплатите всего четыре сотни.

Жест прямо-таки расточительный, и все же я решаю ограничиться неделей. Целый месяц!.. Я не знаю, что со мной будет через два дня, а мне предлагают машину на целый месяц. Выкладываю необходимую сумму, ставлю неизбежную подпись, и сделка закончена. Простившись с автомобильными реставраторами, сажусь в «волво» и с оглушительным ревом пролетаю под триумфальной аркой со ржавой вывеской: «Прокат автомобилей».

Уже без четверти час, а я, прежде чем возвратиться в отель, должен еще кое-что сделать. Включаю третью и энергично нажимаю газ. «Волво» и в самом деле довольно резва для своего возраста, и через каких-то десять минут я уже на окраине города, ищу улочку, известную мне только по карте. Час тридцать, я снова в центре. От Вестерброгаде сворачиваю влево и оставляю своего «волво» в заранее выбранном гараже, находящемся прямо за бульваром. Не потому, что мне стыдно передвигаться по главным улицам на этом патриархе автомобилей, а просто я жалею его усталое сердце.

Мне ничего не стоит вернуться в отель пешком, тем более что попутный ветер опять подталкивает в спину. Но у меня такое чувство, что мои американские знакомые могут зайти ко мне в отель, и затевать игру в прятки не следует. Так что снова приходится прибегать к этому разорительному виду транспорта — такси. Мои американские знакомые… Их двое. Больше не слышно разноязычной речи в кулуарах конгресса, на приемах нет больше пестрого сборища у Тейлоров, нет Дороти. Нет ни глухого Хиггинса, ни потного Берри. Светская суета и сентиментальные сцены незаметно сменились покоем и одиночеством. Словно какой-то незримый режиссер вводил в мою жизнь одно за другим действующих лиц и, после того как они проваливали свои роли, устранял их.

И вот теперь из всей труппы остались только мы вдвоем с режиссером, если исключить Грейс, которая вчера уже не явилась на нашу встречу. Словом, все утихло и успокоилось, только эта их тишина совсем меня не успокаивает, потому что чует мое сердце, что это затишье перед бурей.

Кое-кто мог бы сказать, что до сих пор все шло вполне естественно и нечему, мол, удивляться, если в большом городе одни уезжают, другие остаются. Слишком даже естественно, добавил бы я. Но когда эти естественно развивающиеся события следуют определенной логике, это уже наводит на размышления. У Сеймура уверенный почерк, и он умеет, не допуская «правописных» ошибок, выписывать внешне невинные завитушки, однако это не мешает мне проникать в их скрытый смысл. И констатировать, что упускаю время, хотя я в этом и не виноват. Было бы идеально, если бы я уже сложил свой чемодан, зарегистрировал билет на самолет или даже летел в обратном направлении. А я все еще не установил адреса Тодорова и все еще не уверен, ступала ли вообще когда-либо нога какого-нибудь Тодорова в том шестиэтажном доме, или дом служит лишь ловушкой для таких, как я.