— Дверь в другие миры открыта, — заявил Цаш. — Любой может пройти через нее. Но он окажется лишь по ту сторону шестиугольной Двери, по-прежнему на нашей планете, если не сможет произнести волшебное слово. Хотя если кто-нибудь и сможет его произнести, еще неизвестно, понравится ли ему то, что он найдет по ту сторону.
— Скажи мне просто, где она! — попросил Кикаха.
Цаш махнул рукой в западном направлении. Жест этот вобрал в себя довольно обширную территорию, поскольку жрец стоял в храме, а храм — на вершине утеса, венчающего берег Восточного моря.
— Где-то там. Говорят, Дверь находится в храме — какому богу он посвящен, я не знаю, — который расположен на верхушке горы. Но все храмы, как правило, строят на верхушках гор или высоких холмов.
— Сколько примерно храмов в том краю? — спросил Кикаха.
— Лишь боги способны их счесть — так их много. — Жрец неожиданно воздел четырехпалые руки к небу и возопил: — Не ходи через Дверь, даже если ты знаешь волшебное слово! Ты можешь разбудить Спящего! Не делай этого! Иначе ты умрешь бесконечной смертью!
— А это что за штука? — поинтересовался Кикаха.
— Не знаю и знать не хочу! — проорал в ответ Цаш.
Кикаха продолжал расспросы, но жрец, казалось, целиком погрузился в молитвы. Огромные глаза его закрылись, а губы под зеленой шерстью, покрывавшей все лицо, бормотали какието слова, повторяющиеся и ритмичные.
Анана с Кикахой покинули храм и отправились на запад. Пятнадцать лет спустя, после долгих блужданий в направлении Западного моря, они взобрались на очередную гору с очередным храмом.
Кикаха сгорал от нетерпения. Он верил, что долгожданные врата находятся в храме. Несмотря на постоянные неудачи и разочарования, он позволял себе надеяться, что долгие поиски подошли в концу. Возможно, “позволял” — не совсем точное слово. Кикаха не умел управлять приливами вдохновения. Оно посещало его и испарялось, когда хотело, неподвластное ни разуму, ни воле.
Если Анана и была охвачена таким же радостным возбуждением, то вида не подавала. Тысячелетия жизни лишили ее всякого пыла. Правда, любовь к Кикахе и совместные приключения пробудили в ней некоторое жизнелюбие — даже большее, чем она ожидала. Зубило времени обтесало ее душу до неузнаваемости, хотя ему пришлось поработать над ней очень и очень долго.
— Они должны быть здесь! — сказал Кикаха. — Я нутром это чую!
Анана потрепала его по щеке.
— Всякий раз, когда мы попадаем в храм, шансы на успех увеличиваются.
Если, конечно, на этой планете вообще есть врата.
Дети, игравшие возле частокола, с криками помчались к ним навстречу, из чего Кикаха сделал вывод, что туземцев предупредили об их визите. Иначе дети с воплями удрали бы от них. Толпа детишек окружила пришельцев, мельтеша вокруг них, прикасаясь к ним, оживленно болтая и дивясь невиданным двуногим существам. Чуть погодя из-за частокола вышла группа вооруженных мужчин и прогнала мелкоту. И тут же в воротах деревни появился жрец, махнувший длинным деревянным посохом. На верхнем конце посоха крутился алый пропеллер, а в середине древка был прикреплен желтый диск со священными письменами.
За жрецом шли два жреца рангом помельче, и каждый вертел над головой трещоткой.
Туземцы не носили одежды, но были щедро украшены браслетами и серьгами, висевшими в ушах, носах и губах. Головы и лица их, за исключением подбородков, покрывал короткий зеленоватый мех.
И все они были трехногими.
Ололон — властитель, который когда-то создал их предков на своей биофабрике, — был очень жесток. Он сделал их трехногими просто из любопытства. А затем, убедившись, что его создания ходят, пусть даже неуклюже и медленно, Ололон забросил их и позволил свободно размножаться и расселяться по планете. У туземцев не было родового имени, но Кикаха прозвал их вазиссами. Они ужасно походили на Вазисса — существо, изображенное на картинках фантастической книжки Джона Грюэля “Мышонок Джонни и волшебная палочка”, которой Кикаха зачитывался в детстве.
— Приветствую тебя, Кразб, Страж Двери и верховный жрец бога Афресста! — сказал Кикаха на местном диалекте. — Меня зовут Кикаха, а мою подругу — Анана.
Слухи о странных двуногих и их поисках давно уже достигли ушей жреца. Однако этикет предписывал ему изображать полное неведение и задавать множество вопросов. Кроме того, полагалось собрать совет старейшин и шаманов, пригласить странников в здание совета, напоить местной бражкой и исподволь, слово за слово, выведать причину их появления здесь (как будто вазиссы не знали!), а также развлечь гостей танцами и пением.
Часа через три жрец спросил Кикаху и Анану, что привело их сюда.
Кикаха ответил. Но его ответ потребовал множества объяснений. И даже после этого Кразб не понял. Как и все туземцы, он ничего не знал о властителях или искусственных карманных вселенных. Очевидно, давно умерший властитель никогда не появлялся перед туземцами. Они были вынуждены придумать свою собственную религию.
Хотя Кикахе не удалось объяснить жрецу все подробности, тот по крайней мере понял наконец, что Кикаха ищет Дверь.
— Есть в вашем храме Дверь или нет? — спросил Кикаха. — За пятнадцать лет мы с Ананой посетили больше пятисот храмов. Если и в вашем храме нет Двери, мы, наверное, сдадимся и прекратим поиски.
Кразб, сидевший на полу, легко поднялся на ноги, что для трехногого вообще-то совсем нелегко.
— Двуногие незнакомцы! — сказал он. — Ваши долгие скитания окончены!
Дверь, которую вы ищете, находится в храме, и вы совершенно напрасно не пришли к нам пятнадцать лет назад! Вам удалось бы сэкономить массу времени и сил!
Кикаха открыл было рот, задетый несправедливостью упрека. Но Анана тронула его за руку.
— Спокойно! — сказала она по-тоански. — Мы должны расположить его к себе. Что бы он ни говорил, соглашайся и улыбайся.
Вазисс сжал губы и нахмурил то место, где под зеленой шерстью могли скрываться брови.
— Конечно же, в храме есть Дверь! — заявил он. — Иначе с какой стати меня зовут Стражем Двери?
Кикаха не стал объяснять ему, что встречал как минимум двадцать жрецов, называвших себя “Стражами Двери”. Однако все эти двери оказывались подделкой.
— Мы не сомневаемся в правдивости твоих слов, — сказал Кикаха. — Позволишь ли ты нам, о Страж, взглянуть на Дверь?
— Ну разумеется, позволю, — откликнулся жрец. — Однако вы явно устали, покрылись потом и грязью и проголодались, пока взбирались к нам на гору, пусть даже главную жажду свою вы уже утолили. Боги рассердятся на нас, если мы не примем вас со всем радушием, какое возможно при наших скудных достатках. Вас вымоют и накормят, а затем, если вы утомились, положат спать, пока вы не восстановите силы.
— Ваше радушие уже поразило нас своим размахом, — заверил его Кикаха.
— И тем не менее этого недостаточно, — заявил Кразб. — Мы умрем со стыда, если вы покинете нас и будете жаловаться в других деревнях на нашу скупость и нерадушный прием.
Настала ночь. Празднества продолжались при свете факелов. Гости как могли боролись со скукой и усталостью. В конце концов, далеко уже за полночь, Кразб невнятно возвестил, что всем пора на боковую. Барабаны и трубы умолкли, гуляки — те, что еще не отключились, — расползлись по своим хибарам. Распорядитель по имени Вигшаб провел гостей в хижину, сказал, что к их услугам целая куча одеял, и испарился.
Убедившись, что Вигшаб скрылся из виду, Кикаха вышел из хижины на разведку. Здорово набравшийся Кразб, очевидно, забыл поставить охранников. Кроме пьяниц, храпящих на земле, поблизости не было видно ни единого вазисса. Кикаха вздохнул полной грудью. Дул прохладный и свежий ветерок. Большинство факелов туземцы унесли с собой, но на стене храма горели четыре ярких факела, и этого было достаточно даже в такую безлунную ночь.
Из хижины вышла Анана. Как и Кикаха, она лишь пригубила бражки.
— Ты слышал, как Кразб заявил, что за право воспользоваться Дверью придется заплатить? — спросила она. — Мне это совсем не нравится.