— Ванная в этой спальне — одна из моих любимых комнат в доме, — признается он.

— Неужели? Если бы я здесь жила, то проводила бы дни внизу, у камина, — не задумываясь, сообщаю я.

Он улыбается и бормочет:

— Но ты же не видела ванную.

Когда дверь ванной открывается, я теряю дар речи. Большая ванна стоит на возвышении, к ней ведет лестница, в окне виден океан. В стороне находится застекленная душевая кабинка, так что при желании вы можете наблюдать, как ваша вторая половинка нежится в ванной, пока сами принимаете душ.

— Ладно, я бы делила свое время между ними, — я улыбаюсь, поднимаясь по трем ступенькам, а затем опускаюсь в ванну и откидываюсь назад.

— Так и думал, что тебе понравится, — ухмыляется Остин, прислонившись к дверному косяку, и я улыбаюсь в ответ, в то время как что-то глубоко внутри меня сжимается, причиняя боль. У меня никогда этого не будет. Никогда не наступит время, когда я буду нежиться в ванной, а Остин придет принять душ, или когда я смогу валяться внизу на диване у камина, глядя на океан и ожидая его возвращения домой. Это не моя жизнь, и в глубине души я знаю, что она будет принадлежать кому-то другому. Пока меня не было, Остин вырос, повзрослел, стал еще лучше, и найдется некто, кто станет бороться за то, чтобы быть с ним, некто, за кого будет бороться он.

— Дом прекрасен. Ты проделал потрясающую работу, — сдавленно говорю я.

Мне нужно быть сильной. Остин мой друг, а когда придет время, и он влюбится, я изо всех сил постараюсь проявить ту же заботу, что он проявлял ко мне последние несколько дней.

— Мне лучше вернуться домой, к маме. Я, правда, не люблю оставлять ее одну слишком надолго, — говорю я, поднимаюсь и выхожу из ванны, спускаюсь по трем ступенькам, пока не оказываюсь почти перед ним.

— Ты в порядке? — Остин наклоняет голову в сторону, будто изучает меня, его взгляд исследует мои черты, словно это даст ему некий ответ.

— Да, просто забот полно, — я улыбаюсь, и его глаза опускаются к моим губам, а на лице появляется хмурое выражение.

— Я могу чем-нибудь помочь?

— Не знаю, — тупо отвечаю я.

— Поговори со мной. — Он тянется ко мне и обхватывает мою руку.

— Увидев офис Ларри, я почувствовала себя немного виноватой. Мне кажется неправильным планировать будущее, когда знаю, что у мамы оно подходит к концу, — говорю ему полуправду. Меня убивает видеть его будущее.

— Детка, ты это переживешь. Понимаю, сейчас это трудно принять, но когда твоей мамы не станет, сама ты будешь здесь, так что если у тебя есть план, начиная с этого момента, когда придет время, это облегчит тебе задачу.

Я знаю, что он прав, но, стоя здесь, в окружении его будущей жизни, мне хочется, чтобы наши жизни были связаны друг с другом.

Глава 7

Лея

Три недели. Три недели понадобилось для того, чтобы у мамы, которая держалась так мужественно, все изменилось к худшему. И хотя я заставляла себя верить, что готова встретиться лицом к лицу с ее уходом, ничто не могло подготовить меня к тому, что это произойдет у меня на глазах.

— Привет.

Смотрю на Ронду и чувствую, как на глаза снова наворачиваются слезы. Без нее, Бена и Остина я бы пропала.

— Привет, — тихо говорю я и чувствую, как ее рука скользит по моей спине, а голова склоняется мне на плечо.

— Так ей хорошо, — серьезно говорит она.

— Да, — соглашаюсь я; мама выглядит, словно мирно спит.

Три недели назад я вернулась домой после того, как провела день с Остином, и все ей рассказала. Мы поговорили об офисе Ларри, о том, насколько он идеален, и о моем предложении. Я рассказала ей о доме Остина, о том, как много он сделал и как там красиво. Мы поговорили об отце, и я видела — мы обе смирились с его потерей. За последние три недели мы много разговаривали, но каждый день я замечала, что ее энергия истощается, отчего она стала проводить все больше и больше времени в постели, пока два дня назад я не вошла к ней в комнату, чтобы разбудить к обеду, а она не проснулась.

Я перепробовала все, что было в моих силах, чтобы заставить ее очнуться, но ничего не добилась. Мне ужасно хотелось вызвать «скорую», но я знала, что в составленном мамой и Рондой плане ухода указано позвонить Ронде, поэтому позвонила ей. В тот момент я даже не помню, что сказала. Не имею представления, был ли смысл в моих словах, но Ронда, должно быть, поняла, потому что появилась вскоре после этого, когда я все еще пыталась разбудить маму. Я понятия не имела, насколько быстро все может измениться и пойти под откос.

— Мне очень жаль, — говорит Ронда, выводя меня из задумчивости.

— Мне тоже. — Беззвучно плачу, наблюдая, как одна из медсестер накладывает свежий кодеиновый пластырь маме на грудь, а затем снова укрывает ее одеялом.

— Я буду здесь до семи, так что, если понадоблюсь, просто нажмите на кнопку вызова, — нежно улыбаясь, говорит мне Лив, медсестра хосписа, которая ухаживает за мамой.

— Спасибо, Лив. — Я сжимаю ее руку, после чего она выходит из комнаты.

— Я знаю, что она хотела остаться дома, но для тебя и для нее так будет намного легче, — говорит Ронда, когда я подхожу к кровати.

— Полагаю, так будет лучше. Не думаю, что смогу остаться в доме, если буду знать, что она там умерла, — говорю я, чувствуя себя виноватой.

— Лея, это понятно, и ты имеешь право так себя чувствовать, — тихо говорит Ронда, но я все равно испытываю вину за то, что не дала маме всего, чего она хотела.

— Спасибо, что уладила дела с больницей.

Поскольку мама должна была находиться дома, пришлось перевести нескольких пациентов в больницу, чтобы у нее была здесь своя комната.

— Ты же знаешь, я сделаю для вас все, что угодно.

— Знаю, — соглашаюсь, садясь в изножье кровати рядом с мамой. — В глубине души я задаюсь вопросом, знала ли она каким-то образом, что это произойдет.

— Что ты имеешь в виду?

— Перед сном она взяла мое лицо в ладони и поцеловала в лоб, прошептав, что любит меня, а затем вышла из гостиной и легла спать. — Хотела бы я тогда знать, что это последний раз, когда я слышу ее голос или могу ее обнять.

— Возможно, у нее было предчувствие, — говорит Ронда, отчего я чувствую себя менее сумасшедшей.

— Она еще здесь, а я уже скучаю по ней, — шепчу, чувствуя, как по щекам катятся слезы.

— Тебе следует разговаривать с ней. Некоторые исследования показывают, что даже если человек находится без сознания, он все равно слышит, что происходит вокруг.

— Она ничего не ела.

— Ей хорошо, — спокойно уверяет Ронда.

— Мама ничего не ела и не пила. Как долго она так протянет? — Всхлипываю, реальность наступает. Это конец.

— Никто не знает наверняка, — говорит она, садясь на стул рядом с кроватью.

Четыре дня. Четыре дня потребовалось, чтобы мама сделала свой последний вздох. Четыре дня я пересказывала все истории, которые могла вспомнить о ней и папе, о нашей семье. Обо всем, что только приходило в голову. Я не знала, слышит ли она меня, но не могла остановить поток слов или слез, слушая ее дыхание, запоминая звук, время между вдохами и их продолжительностью, пока она не вдохнула очередной раз, и комнату не заполнила тишина. Я долго ждала, не сделает ли она еще вдох, но ничего не произошло. Не знаю, сколько времени я пролежала там, глядя в потолок, пока в комнату не вошли, и не прозвучал сигнал вызова.

Я не плакала. Не могла даже пошевелиться. Все казалось сном, будто ничего из этого не было реальным. Я лежала, глядя в потолок, пытаясь дышать, а потом Остин подхватил меня на руки и унес. Я уткнулась лицом в его шею, запах его кожи оставлял глубоко внутри меня покой, он держал меня на своих коленях, прижимая и что-то нашептывая, пока я снова не смогла дышать.

***

— Что хочешь, чтобы я сделал с печеньем, которое принесли мистер и миссис Грейтс? — спрашивает Бен, входя в кухню, где я мою посуду.

— Положи вместе со всем остальным, — бормочу, глядя на стол, заваленный всевозможными блюдами, печеньем и пирожными.