— Следующий поворот налево, — говорит Ронда, и я сворачиваю на неширокую грунтовую дорогу, проходящую позади нескольких больших зданий и заканчивающуюся перед красной хижиной на сваях, с большой палубой впереди, покрытой белой крышей.
— Как давно здесь это место? — спрашиваю я, заглушая двигатель.
— Владельцы открыли его несколько лет назад. На самом деле, не так давно их показывали на кулинарном канале в программе «Лучшее на Аляске», — отвечает Ронда, выходя и хлопая дверью.
— Потрясающе.
Улыбнувшись маме в зеркало заднего вида, я выбираюсь из машины.
— Остин, — восклицает Ронда, когда я закрываю дверь.
Повернув голову, вижу Ронду, направляющуюся к лестнице закусочной, откуда на грунтовую парковку спускаются Остин и Анна. В момент, когда Ронда оказывается перед ним, на его лице появляется улыбка, от которой у меня перехватывает дыхание. Он наклоняется вперед, целует ее в щеку и что-то говорит. Когда она указывает большим пальцем через плечо, он напрягается, вскидывает голову, и мы встречаемся взглядами, отчего по всему телу растекается боль.
Когда Остин был моим, я знала каждое выражение его лица. Большую часть времени он смотрел на меня с нежностью, но иногда я замечала разочарование. Чего я не видела никогда, так это ярости, и именно таким взглядом он сейчас смотрел на меня. Этот взгляд резал меня на части.
— Готова идти? — спрашивает мама, и, когда она берет меня за руку, я отрываю взгляд от Остина.
— Ага, — улыбаюсь я ей, слегка сжимая ее руку, черпая немного силы из нашей связи, напоминая о том, какова истинная причина моего пребывания здесь.
Когда я смотрю в сторону закусочной, Остин и Анна удаляются в противоположном направлении, а Ронда ждет нас. Мое возбуждение от предвкушения вкусной еды исчезло, сменившись беспокойством. Я даже не знаю, чувствую ли вкус заказанного тако с лососем, и стараюсь улыбаться, когда это уместно, но по большей части сижу с тяжестью в животе, глядя на прекрасный вид, открывающийся из гавани, наблюдая, как причаливают и отчаливают лодки.
***
— Я открою, — говорю я, поднимаясь с дивана, когда раздается стук в дверь.
— На обратной дороге захватишь мне печенье, что испекла? — спрашивает мама, сидя в кресле, чтобы начать смотреть фильм.
— Конечно, — я улыбаюсь и глажу ее по волосам.
— Привет, — приветствует меня низкий голос Остина, когда я открываю дверь и вижу его на крыльце. Сердце учащенно бьется от осознания того, что он передо мной, так близко, что я чувствую его теплый мужской запах, смешанный с ароматом океана… так близко, что могла бы дотронуться до него, если бы у меня хватило смелости. — Можно тебя на минутку? — Он засовывает руки в карманы и делает шаг назад.
С усилием сглотнув, я окидываю его взглядом.
— Эм. — Оглядываюсь через плечо и вижу, что мама по-прежнему сидит в кресле. — Конечно.
Плотнее закутавшись в свитер, выхожу на крыльцо, позволяя сетчатой двери закрыться за мной. Оказавшись перед ним, запрокидываю голову, чтобы поймать его взгляд. Остин всегда был намного выше меня, но теперь его присутствие, кажется, подавляющим, заставляя меня чувствовать себя маленькой и ничтожной.
— Что случилось? — спрашиваю, надеясь, что он не заметит, как дрожит мой голос.
— Я пришел прояснить ситуацию.
— Ладно, — отвечаю, крепче обхватив себя руками, хотя все, чего я хочу, это прикоснуться к нему, чтобы убедиться, что он настоящий.
— Городок у нас маленький, и мы, так или иначе, время от времени будем сталкиваться друг с другом.
— Знаю.
— Я в курсе, почему ты здесь, и знаю, что сейчас твоя мама в тебе нуждается, поэтому не хочу, чтобы при встрече со мной ты испытывала неловкость.
— Спасибо, — я вздыхаю с облегчением, он опускает взгляд с моих глаз на губы, и его лицо искажается в раздражении.
— Я ненавижу тебя, Лея, — говорит он, заставляя тот маленький проблеск надежды, что я чувствовала, угаснуть и погрузить мою душу во тьму.
— Прости, — выдыхаю я.
— Бросив меня, ты, черт возьми, меня убила, и я никогда не прощу тебе того, что ты велела своей маме сказать мне после своего отъезда. — От скручивающей живот боли и грохочущего сердцебиения я едва различаю, о чем он говорит. — Держись подальше от меня, а я буду держаться подальше от тебя. — Я киваю, потому что не могу даже вздохнуть. — Пока, — говорит он и исчезает в темноте, оставляя меня одну, а мои легкие все сжимаются.
— Кто это был? — спрашивает мама, когда я протягиваю ей тарелку с печеньем, которое она просила.
— Никого важного, — отвечаю я, усаживаюсь на диван, подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками, устремив невидящий взгляд в телевизор, желая просто исчезнуть.
Глава 3
Остин
— Джози, — приветствую я маму Леи, когда она спускается с причала на мою лодку.
Не могу сказать, что мы когда-либо были близки. Чертовски уверен, она ни разу ко мне не приходила. Проклятье, во время розысков ее дочери в какой-то момент я думал, она наложит на меня судебный запрет.
— Остин, — говорит она, затем идет к капитанской рубке, открывает дверь и жестом указывает внутрь.
Пробормотав: «Черт», следую за ней, позволяя двери захлопнуться за мной.
Это не то, с чем я, мать вашу, хотел иметь дело сегодня, не после того, как проворочался всю ночь, преследуемый взглядом Леи после того, как сказал, что ненавижу ее.
— Нам нужно поговорить, — заявляет она, я скрещиваю руки на груди и прислоняюсь спиной к панели управления.
— Я догадался, Джози, — говорю, стараясь, чтобы голос не звучал язвительно, но терплю неудачу.
Я считал, что покончил с этим дерьмом, но теперь, увидев Лею, понимаю — все далеко не так, просто запрятал это подальше, а теперь оно всплыло на поверхность. Сейчас Лея еще красивее, чем когда мы были подростками. Лицо осталось таким же нежным и округлым, кожа — кремовой, но губы казались полнее. Фигура обрела формы и изгибы во всех нужных местах, изгибы, которые любой мужчина стал бы умолять исследовать руками и ртом. Ее каштановые волосы легко представить рассыпавшимися по подушке или накрученными на кулак, а в ее хотя и грустных глазах все еще горела та искорка мудрости, которая находила во мне отклик. Все в ней взывало ко мне, но я ни за что не ввяжусь в это снова, как бы сильно не протестовал мой член.
— Не спросишь, о чем нам нужно поговорить? — интересуется Джози.
— Нет, я знаю, о чем ты хочешь со мной поговорить. И как уже сказал Лее вчера вечером, я в курсе причины ее приезда и буду держаться подальше от нее, но она должна держаться подальше от меня.
Чувствую себя мудаком, но так должно быть. Другого выхода нет.
— Очень дипломатично с твоей стороны, — саркастически замечает она, заставляя меня стиснуть зубы.
— Джози, тебе слово, — даю я отмашку.
— Ты чертовски упрям. Знаешь, ты очень напоминаешь мне моего Джейкоба — такой вспыльчивый, вечно думаешь, что все знаешь, — говорит она, имея в виду своего покойного мужа, человека, которого я глубоко любил и уважал. — В жизни я совершила много ошибок, некоторые хуже других, но, видя, как Бог дает мне время их исправить, я планирую воспользоваться шансом и сделать именно это, — заявляет она, усаживаясь в мое капитанское кресло и глядя в окно на гавань.
— С потерей Джейкоба меня вполне можно было похоронить в море вместе с ним. Я утонула в горе и не могла найти выход на поверхность. Я очень сожалею о том времени. — Она качает головой, затем понижает голос почти до шепота, но по-прежнему не смотрит на меня. — Когда Лея сказала, что собирается уехать из дома, я поняла, для нее это правильное решение. Я знала, что не хочу, чтобы она оставалась здесь, в этом городе, с тобой, и рисковала тем, что ее постигнет та же участь, что и меня. Я бы не пожелала такой боли и злейшему врагу, не говоря о родной дочери.
Она вздыхает и, наконец-то, поднимает на меня взгляд.
— Я видела, как вы влюблены, но считала, что со временем вы забудете друг друга, и каждый из вас начнет жить своей жизнью, а этого не произошло. Ни один из вас не смог остепениться, и моя милая, прекрасная девочка в поисках того, что могло бы заполнить пустоту, оставшуюся после расставания с тобой, вышла замуж за человека, который на самом деле ее не любил, — говорит она, вызывая наполняющее грудь тошнотворное чувство. — Я солгала вам обоим, сказав, что один из вас бросил другого. В то время я верила, что поступаю правильно…