Главными учителем татарского языка стал татарчонок Кулчук-Улан, которого все звали просто – Кулчук, по родовитости своей ставший главным над татарами, перешедшими на службу к князю. Андрей схватывал все на лету. Постепенно вся команда ушкуя перешла на татарский язык. Андрей делал поразительные успехи. У него неожиданно открылась способность к изучению языков. Без всяких учебников, лишь на живом общении он уже через пару дней понимал, о чем идет речь, и мог худо-бедно изъясняться по-татарски.
На ночевку встали засветло. Разбили лагерь и стали ждать отставшие ладьи. Тяжелогруженые кораблики подошли к берегу уже в сгущавшихся сумерках, Андрей было начал волноваться их долгим отсутствием, но, увидав вдалеке в лучах заходящего солнца силуэты кораблей, вздохнул с облегчением и успокоился.
На ужин сварили кашу. В медные котлы кинули крупы, настрогали мелко сала. Пока готовилось варево, Андрей сидел у костра, завернувшись в медвежью шкуру, – с реки тянуло холодом и сыростью. Люди, окружавшие князя, включая холопские семьи, расположились на отшибе. Улыбались, смеялись и радовались жизни, как будто не везет их князь черт знает куда… Холопам боевым все едино: доля их такая. За них думает боярин, и заботится о них боярин опять же. Но ушкуйники жили себе не тужили, и понесла их нелегкая на Дон. И вот теперь оставшиеся в живых новгородцы – слуги вольные на службе у Андрея. И что интересно, верят в князя без оглядки. И то, что впереди их ждет непростая жизнь, так от судьбы не уйдешь, только фатализмом можно объяснить беспечное отношение людишек к своей судьбе. С такими мыслями Андрей потихоньку задремал и проснулся от толчка в спину.
– На, боярин, поснедай, – Сенька протягивал ему огромный ломоть ржаного хлеба, поверх которого густо наложены мелко наструганные кусочки холодного мяса.
Андрей огляделся. Все мужики сидели вокруг большого котла с деревянными ложками наготове, ждали, когда боярин, как старший, начнет трапезу. Андрей не спеша вытащил из-за голенища высокого сапога свою серебряную ложку. Прочитал молитву, которую успел выучить еще в Переяславле Резанском, и запустил ложку в горячее варево. Следом строго по очереди потянулись остальные. Вокруг костра собрались самые ближние, в их число с недавних пор попал татарчонок Кулчук, которого полонил Сенька (как кажется давно это было), и старый татарин Булат, принесшие клятву верности князю. Остальные татары, также присягнувшие на верность, сидели у соседнего костра, как бы и рядом со всеми, но в то же время – наособицу. С татарами Андрей серьезно нарушил обычаи. Принятие православия – обязательное условие, только при выполнении этого условия татары могли получить свободу и быть приняты на службу. Но как бы свободу он им не вернул, а вооружил, и то в качестве своих холопов. Вроде не по обычаю, но и нарушение, на взгляд Андрея, несильно серьезное.
Андрей принял как данность отношение татар к переменам в своей судьбе. Несмотря на рабство, они чувствовали себя вполне счастливо. Оружие было при них, одежда и доспехи у татар – позавидует любой свободный татарин. Кони – лучшие. Что еще для счастья надо? А то, что в рабство попали к русскому князю, так и у себя они были такими же рабами ордынского хана. Все татары – рабы хана. Раньше были рабами хана, теперь стали рабами Андрея. Только и всего. Остальное для них все осталось по-прежнему.
Глядя на татар, Андрей лениво размышлял над их внешностью: какие они татары… Мать Кулчука – русская полонянка. У Булата мать тоже русская: отец Булата взял в жены дочь русского купца из Твери. Татарская знать резко отличалась своей наружностью от простых пастухов. Потомки монгольских завоевателей имели мало общего со своим народом, основную массу которого составляли потомки кипчаков и пришедших в эти края орды покоренных ранее монголами племен.
Однако русские корни не мешали татарам грабить и убивать на Руси. Да и черт с ними. Пытаться понять поступки людей этого времени современному человеку чревато умственной перегрузкой. Нужно просто принять их такими, какие они есть. Русские это или татары.
Андрея спозаранку разбудили братья. Лагерь давно уже проснулся. Митяй с холопами погрузился на кораблики и готов был отплыть в любой момент. Андрей быстро позавтракал остатками вчерашней каши, которую братья специально припасли для него. Андрей точно помнил, что вчера во время ужина котел опустел быстро и на дне его ничего не оставалось. Вместо настоя из трав Андрей ограничился несколькими глотками красного вина из винной лядунки Семена, подаренной ему князем из татарской добычи. Его собственная фляжка осталась на ушкуе, а идти искать ее было некогда.
По Пранове шли уже на веслах, ветер не благоприятствовал. Андрей распорядился идти всем вместе. Первым шел ушкуй князя, замыкающей ладья Афанасия.
По прибытии в Васькино Андрей с Лукой первым делом направились к Спиридону. Раненые ватажники поправлялись, лишь двое отдали богу душу. Из десятка раненых татар выжили не все. На поправку шли пожилой татарин – Анфал, и с ним еще трое. Кулчук очень обрадовался, что старый воин выжил. Узнав, что Кулчук вместе с остальными теперь служит русскому князю, Анфал попросился на службу. Андрей не стал отказывать.
На завалинке перед избой, греясь на солнышке, сидели Андрей и Спиридон, сменивший свою однорядку на татарский халат. Спиридона Андрей, недолго думая, утвердил на должность заместителя князя по хозяйственным вопросам, или иначе управляющим в вотчине. Иными словами, три в одном: тиун, дворецкий и ключник.
Разговор между ними шел серьезный, Андрей пытался выяснить, как отреагируют крестьяне на известие, что отныне они – вотчинные крестьяне.
– Обрадуются, но виду не покажут, – усмехаясь в бороду, заверил господина Спиридон.
– А вдруг уйдут? – засомневался Андрей, он из школьного курса точно помнил, что крестьяне имели право уходить от господина.
– Сам посуди. Зачем им уходить? – покачал головой Спиридон.
– Ну мало ли, – пожал плечами Андрей. – А если оброк я увеличу?
– Нельзя, не по старине это, – от удивления у Спиридона широко открылись глаза. – Ты я вижу, княже, мало понимаешь в наших порядках. Оброк увеличить ты не вправе, хоть в вотчине своей ты господин, но управа на тебя есть – великий князь. А уйти крестьяне не смогут. Раз князь пожаловал тебе вотчину, значит, с тобой все дела мир иметь будет. Уйти могут, но рассчитываться миру уже с тобой придется.
– За что рассчитываться?
– Как за что? Подъемные от князя получали? Получали. Отдай и уходи. Но не переживай, никто никуда не пойдет. Под вотчинником быть лепо им.
– А в чем тогда их выгода? – Андрей действительно не мог понять, в чем тут фишка.
– Сам посуди. Ты служишь великому князю. Крестьяне вотчинные тебе оброк платят и только. А от государева тягла освобождаются, а это, как ни крути, немало. Приказных кормить не надо будет, мир от кормовых большой разор имел. Бывало, приказной приедет собирать тягло и живет неделю-другую, а то и дольше, а кормят его всем миром, поминок опять же полагается дать. Баб в ущерб хозяйству в услужение давать приходилось. А теперь все вопросы с князем ты решать будешь. Крестьянам послабление будет.
– Думаешь, не уйдут? – сомнение еще не покинуло Андрея.
– Уйти могут только те мужики, кто своим хозяйством не обзавелся. Эти могут уйти, но куда? В город? Так и там разрешение сотского получить надо. В другое княжество? А примет ли их мир – еще вопрос. К князю уходить – выгоды никакой, если только к Тверскому князю идти, он на двадцать лет освобождает от тягла, но оброк платить все одно придется. Подъемные даст не жалеючи, но опять захочешь уйти, то отдавать придется. Посему самое выгодное – быть под вотчинником или монастырем.
– Могут еще на Москву уйти. Вон сколько народу в княжестве московском развелось.
Спиридон не выдержал, рассмеялся звонким голосом.
– На Москву. Ой, насмешил. Что там не видели? Татары что в резанских землях озоруют, что в московских. Народу в Московском княжестве много от того, что выкупают митрополит с государем московским полоняников в Орде и садят на своих землях.