Царский монетный двор работал день и ночь, превращая массивные критские серебряные слитки в серебряные мемы, которые должны были покрыть расходы во время путешествия и содержать нас на Крите и в других чужих землях по пути туда.

Воины, которые должны были сопровождать нас до Вавилона – два отряда Синего Крокодила, самой прославленной части египетского войска. Фараон даровал каждому воину вновь выкованные доспехи, шлемы с навершиями, панцири и поножи. У всех были боевые луки, копья, мечи и щиты. Все это оружие обошлось более чем в две тысячи дебенов серебра. Но великолепие этих воинов должно было поразить всякого.

– Небольшая цена за выживание Египта. – Фараон пожал плечами, когда я назвал ему цену. – Теперь жаловаться мне бесполезно. Ведь это ты придумал, Тата.

Я не мог с ним спорить.

Подготовка к путешествию шла так гладко, что мне следовало бы встревожиться; тем более что я знал: царевна Техути принимает живейшее участие в этой подготовке.

Я намеревался выйти из Фив в последний день месяца эпифи; для меня этот месяц всегда был благоприятным. Однако когда я показал свои свежие экскременты предсказательнице, которой очень доверял, она внимательно осмотрела мое приношение и предупредила, что избранный мной день несчастливый и я должен всячески его беречься.

Она предложила отложить выход на первый день месяца месора. Я всегда доверял ее предсказаниям. И, неохотно приняв ее совет, предупредил всех наших сопровождающих – и, разумеется, царевен, – об отсрочке.

Через час обе царевны без приглашения и без предупреждения явились в мои покои во дворце.

– Ты же обещал, Тата! Как ты можешь быть таким жестоким и портить нам веселье? Мы так долго этого ждали! Разве ты нас больше не любишь?

Я не слабак; обычно я умею проявить железную волю… но не с моими царевнами. Когда она нападают вместе, ни один мужчина не способен им противостоять; даже я.

На следующий день совсем рано, на рассвете, я пересек Нил и поехал вдоль канала к царскому монетному двору. Я хотел предупредить Зараса о новой дате нашего отъезда, как требовали царевны, убедиться, что Зарас еще раньше доставит последние десять мешков серебра на царский склад.

Мы брали с собой больше десяти лаков серебра, достаточно, чтобы построить флот или купить войско наемников. Меня по-прежнему одолевали дурные предчувствия из-за того, что я не согласился с советом своей прорицательницы и подвергаю опасности такое сокровище.

Когда я вошел на монетный двор, там было жарко и шумно, как в кузнице. Ревело в печах пламя, а от ударов молотов закладывало уши.

Я заметил Зараса. Голый по пояс, он высоко поднимал над головой бронзовый молот. Его мускулистые руки блестели от пота, пот катился по щекам и капал с подбородка. Этот парень никогда не стоял в стороне, наблюдая за тем, как идет работа. Несмотря на свой высокий воинский чин, он не гнушался физического труда, сам чеканил монеты.

Я с удовольствием наблюдал за ним. Я не видел его несколько недель и почти забыл, как привязался к нему за время нашего общего похода в Тамиат. Даже остро сожалел, что не могу взять его с собой в долгую поездку в Вавилон и Кносс.

Зарас, должно быть, почувствовал мой взгляд. Он поднял голову и увидел меня. Со звоном бросил молот на каменные плиты пола, подбоченился и улыбнулся мне сквозь дым и отблески пламени.

Несмотря на нашу дружбу, меня удивило то, как тепло он приветствовал меня, когда подошел.

– Я думал, ты забыл обо мне, бросил меня гнить здесь, но мне следовало лучше понимать тебя. Такой человек, как ты, никогда не бросит друзей. Я уже надраил доспехи и наточил меч. Готов идти, как только ты отдашь приказ выступать.

Я был в замешательстве; мне потребовалось все самообладание, чтобы не сообщить об отказе и не раскрыть свое смущение.

– Не ожидал от тебя меньшего, – ответил я, надеясь, что улыбка получилась убедительной. – Но откуда ты узнал…

Я оборвал фразу: не желая признаваться, что я не имею понятия, о чем он говорит.

– Сегодня утром посыльный из высшего совета принес мне приказ. Но, конечно, я понимаю, что это ты просил за меня. – Он вновь рассмеялся, и я вспомнил, какой он славный и легкий в общении человек. – У меня нет других друзей наверху.

– Чья печать была на приказе, Зарас?

– Не решаюсь произнести имя, но…

Он украдкой осмотрелся, прежде чем сунуть руку в сумку, висевшую у него на поясе, и достать оттуда маленький свиток папируса; держа его осторожно и с глубоким уважением, он протянул мне свиток.

Я узнал царский картуш, которым был запечатан свиток.

– Фараон?

Меня поразило, что фараон занимается такими незначительными делами.

– Никто другой.

Зарас внимательно смотрел, как я разворачиваю свиток. Приказ был коротким и точным.

«Немедленно поступай в прямое подчинение вельможе Таите. Его приказам ты будешь подчиняться безоговорочно, под страхом смерти».

– Куда мы отправляемся, Таита? – Зарас перешел на шепот. – И что будем делать, когда доберемся? Уверен, нас ждет жестокая схватка. Я прав?

– Отвечу, когда придет время. Сейчас ничего не могу сказать. – Я строго покачал головой. – Но будь готов.

Он вскинул в приветствии сжатый кулак, но, хотя сумел скрыть улыбку, глаза его по-прежнему блестели.

Я небрежно обсудил с ним вопрос о монетах, из-за которого приехал, и поспешил вернуться во дворец. Мне нужно было поговорить с фараоном и убедить его отменить данный Зарасу приказ, но даже я не вправе врываться к фараону без приглашения и предупреждения. Если нужна аудиенция, существует строгий протокол, который необходимо соблюдать.

Я направился прямо в приемную царских покоев, где несколько десятков писцов сидели поджав ноги перед пюпитрами и деловито работали кистями, переписывая приказы и послания фараона. Главный писец сразу узнал меня и заторопился навстречу. Но он не смог мне помочь.

– Фараон на рассвете уехал из дворца. И не сказал, когда вернется. Я знаю, если бы он был здесь, он бы поговорил с тобой. Может, желаешь подождать его возвращения, сиятельный Таита?

Я уже собирался отказаться от приглашения, но услышал в коридоре голос, в котором нельзя было ошибиться, – голос фараона. В сопровождении свиты (адъютантов и придворных) фараон вошел в приемную. Увидев меня, он подошел и сжал мое плечо.

– Рад, что ты здесь. Ты вновь предвосхитил мои желания, Тата. Я собирался послать за тобой. Пойдем со мной.

По-прежнему держа руку на моем плече, он провел меня в свои внутренние покои и сразу начал обсуждение нескольких очень сложных проблем. Потом столь же неожиданно отпустил меня и занялся свитками, которые лежали перед ним на низком столике.

– Прошу еще одно мгновение твоего времени, Мем. – Он поднял голову и вопросительно посмотрел на меня. – Хочу спросить о капитане Зарасе и полученном им приказе.

– О ком? – Фараон был явно озадачен. – О каком приказе?

– О Зарасе. О сотнике Зарасе, который был со мной в Тамиате.

– А, о нем! – Он вспомнил. – Да, ты хотел, чтобы он сопровождал тебя на Крит. Не понимаю, зачем тебе понадобилось мое разрешение, чтобы назначить его, или почему ты лично не поговорил со мной, если считаешь это необходимым. На тебя не похоже просить мою сестру о посредничестве. – Он снова посмотрел на свитки. – Во всяком случае, я исполнил твою просьбу. Надеюсь, ты доволен, Тата.

Конечно, я подозревал, кто за этим стоит, но я недооценил наглость и изобретательность моей царевны. Она впервые напрямую вмешалась в военную последовательность приказов. Сейчас мне предстояло принять немедленное решение: трусливо сдаться или поссориться с царевной Техути, которая никогда не стеснялась использовать свое царское происхождение и иные средства, чтобы добиться своего. Я склонил голову.

– Ты щедр, владыка Египта, и я тебе благодарен.

Я принял неизбежное.

Когда подготовка завершилась и наш караван готов был выступить из Фив, я попросил вельможу Атона выпустить почтового голубя. Эта птица вылупилась в голубятне, которую содержал египетский посол в Вавилоне, и знала, где ее гнездо. В сообщении, отправленном с голубем, я просил посла известить царя Аккада и Шумера Нимрода, что в его столицу с дипломатической миссией приедут царевны и фараон Тамос будет крайне признателен его величеству царю Нимроду за сердечный прием, оказанный его сестрам.