В таких подвигах и злостраданиях, без крова и пищи, отец Ксенофонт провел несколько лет, подвергаясь постоянным опасностям от злых и неверующих людей.
Во время переписи о вере и неверии некоторые страха ради, отрекались от Христа и объявляли себя неверующими: одни из них вскоре умирали внезапно; другие мучились в совести и заболевали; меньшая часть – одиночки, каялись. И таких кающихся о. Ксенофонт, ходя к ним ночью, воссоединял исповедью и причастием.
Но в конце концов пришлось и ему выехать из города. Поселился он в нескольких километрах от С., у чудного и большой доброты священника о.А., дававшего приют всем гонимым и бесприютным. Царство ему Небесное!
Здесь о. Ксенофонт продолжал вести прежние подвиги и посещения, как и С. Но только у него теперь было пристанище. Днем он старательно вычитывал правила, а по ночам вычитывал многочисленные записки о здравии и упокоении, подаваемые ему верующими. Читал он их медленно, с трудом, часами.
И точно придерживался устава Св. Отцов. И непременно требовал такой же исполнительности и от других, например, где полагалось произносить 40 раз "Господи, помилуй", чтобы так и делали.
– А зачем же, – говорил он, – Отцы и устанавливали это? Раз заповедали сорок, надо столько и читать!
Не любил, когда к нему приходили духовные дети в шляпках. И говорил им:
– Матерь Божия таких – не носила. Надень платок!
Часто повторял приходящим:
– Надо иметь живую веру! Как рыбу в воде, птицу в воздухе, так и нас окружает благодать Божия!
Боролся он и против искуса таким образом: борщ, кашу, кисель или что-нибудь другое смешивал вместе и потом вкушал.
Лицо у него было серенькое, незаметное, как у самых заурядных монахов. Но к концу жизни оно сделалось светлым, прозрачным, очень приятным, как лицо святого, совершенно не похожее на прежнее.
В последние годы его жизни Господь даровал ему отдых: одна добрая христианка по указанию Божию, построила в своем доме комнатку, взяла старца к себе и посвятила себя уходу за болящим и ослабленным подвижником. Из этой комнаты о. Ксенофонт никуда уже не мог выходить и в ней совершал все службы. И в эту домашнюю церковь собирались все почитатели старца.
К концу жизни он страдал болезнью сердца и отеком ног. Ничего не помогало ему: ни лекарства, ни пища…
Стал проявляться в нем дар прозорливости… Не раз он предсказывал: "Много крови будет всюду… Кровь… кровь. А в этом доме (где он скончался) не будет."
Перед смертью отеки ног и живота еще более увеличились: ноги были – как столбы. Но после смерти они исчезли; и все тело сделалось худеньким-худеньким.
Скончался о. Ксенофонт в 1946 году.
В 22 верстах от г. Ялты, в глубине Крымских гор, покрытых густым лесом вековых деревьев, на небольшой поляне, расположенной у подошвы горы, находился маленький скит, называемый "Софрониева пустынь". Скит был женский, мал и беден. В нем не было ни ограды, ни ворот. У входа в дом скитниц на согнувшемся толстом стволе громадного старого дерева висело несколько маленьких колоколов. Управлял скитом иеромсхимонах Софроний, отличавшийся простотой и смирением. Он жил в маленькой келейке, примыкавшей к церкви, устроенной вплотную у самой горы. В келии было небольшое оконце, выходившее в церковь: через него старец выслушивал все службы и правила, совершаемые о. иеромонахом Нонном, худеньким, истощенным от поста и молчаливым человеком.
Поздним вечером монахиня на коленях вычитывала правила, каноны Иисусу Сладчайшему, матери Божией, Ангелу-хранителю. И тот час же, в 12 часов ночи, начиналась полунощница, утреня; вычитывались правила к Причастию. Оканчивалось это рано утром.
Весь день жившие в скиту проводили в утомительном труде. Сна было мало.
Отец Софроний был прозорлив.
Однажды в скит пришли два студента. Перед их приходом он велел трезвонить в колокола, сказав:
– К нам идут епископ и священник!
Действительно, один из них стал после епископом; а другой в том же скиту принял иночество с именем Серафим и впоследствии рукоположен в иеромонахи. Он был любимым учеником старца Софрония: отличался духовным трезвением, глубокой внутренней жизнью и смирением; весь был в молитве, забывая все окружающее.
Однажды о. Софроний с иноком Серафимом предпринял богомолье в Киево-Печерскую Лавру. На обратном пути они заехали в С., обошли окружающие монастыри и пришли в Херсонесскую обитель к празднику Рождества Богоматери, в честь коего был освящен нижний храм Собора. Народа было много. Старец не желал: чтобы узнали о нем. Но каким-то образом люди узнали и бросились к нему за благословением и с разными вопросами. Батюшка сильно этим расстроился. А на другой день они тайно ушли в Георгиевский монастырь.
Там враг устроил им искушение. Иноки были оттуда уже изгнаны. Новые жильцы, неверующие, захватили старца с Серафимом, арестовали и заперли в одну из келий. Но с Божией помощью они чудом выбрались оттуда ночью и убежали опять в С., к одной старушке, знакомой им по скиту. Она, добрейшей души человек, тотчас озаботилась об угощении. После завтрака она изготовила обед и предложила гостям.
– Что это? Недавно вкушали и опять? Постникам тяжело нарушать воздержание!
Ночевать в комнате они отказались. Тогда кровати поставили им во дворе, но они, тайно от хозяев, простояли почти всю ночь в молитве по разным углам двора.
После и они – о. Софроний, о. Нонн и о. Серафим – были изгнаны из скита и двое высланы в суровый край на север, где и скончались. А отец Софроний, одинокий и больной, выслан был на Украину, где вскоре умер…
Скит был разрушен…
Ее звали в миру Прасковья Фоминична Штокова…
Рано овдовела она: 22 лет. Муж ее был ранен на войне и умер. После смерти его она раздала все и ушла в Почаевскую Лавру. Там она была тайно пострижена в иночество с именем Серафимы, и воротилась в С., где у нее оставались два брата. Вскоре они уехали на А. и там тоже приняли иночество.
Оставшись одна, Прасковья Ф-на начала вести строго-подвижническую жизнь: ночью простаивала на коленях на камне во дворе, вкушала мало, все прочее время проводила в непрестанной молитве. Свое схимонашество несла тайно, но носила длинную монашескую мантию и по улицам; за это над ней насмехались и считали ее ненормальной. Но другие видели в ней юродствующую подвижницу. Одна благочестивая женщина, Е.С., стала заходить к ней и прислуживать. А других пускала она к себе по строгому выбору.
Скоро она стала предсказывать. Между прочим, говорила, что в С. будет великое разрушение и прольется много крови.
Однажды пришел к ней шедший на войну человек. И вдруг мать Серафима закричала на него:
– Вон отсюда! Прогоните пса! Кто это впустил пса? Кровосмеситель! Пшел, пес отсюда!
Действительно, он жил незаконно с двоюродной сестрой.
Пораженный он упал перед ней на колени, прося прощения и благословения на войну… Вдруг она произнесла: "Дзинь!", – и схватилась за свое ухо: "Ишь ты! обожгло ухо!", а через несколько минут схватила себя за ногу и сказала: "Обожгло кожу немного!"
Он покаялся и получил благословение. Во время сражения одна пуля пролетела мимо уха, оцарапав его, другая пробила шинель и задела кожу ноги.
Были и другие случаи прозорливости.
После смерти местные люди благоговейно чтили ее память.
Этот странник – Л.В. С-в – происходил из богатой семьи; получил прекрасное образование и хорошее домашнее воспитание. Отец его женился поздно, лет сорока. Мать его, София, была благородной чистой личностью и умной по природе; и сама следила за воспитанием детей, хотя были и гувернантки у них. Семья состояла из троих сыновей и трех дочерей. Один из сыновей, М-л, офицер, погиб на войне, другой, Е-ний, кончив М. университет, был блестящим юристом. К ним в дом приходила молодая красивая девушка-еврейка, она торговала на улице папиросами, а к ним ходила набивать папиросы для красивого Евгения. Тайно от родителей он вступил в незаконную связь с этой девушкой. Но мать его, София, узнав об этом грехе, пригласила к себе ее (имя ее было Раиса) и заставила своего сына, избалованного юриста, жениться законным браком на этой девушке с улицы. Из нее, под влиянием матери вышла прекрасная женщина и ревностная христианка. Впоследствии Евгений стал священником, а во время гонений был отправлен в ссылку в Сибирь, где и скончался. Раиса окончила свою жизнь мученически: вместе с сыном она была расстреляна немцами, как еврейка, – несмотря на то, что была крещена.
