— Ты даже не спросила у меня разрешения, прежде чем ее пригласить, — холодно сказал он. — Я глава семьи, Мэгги, не забывай об этом.

Она продолжала укладывать сумку, даже не соизволив удостоить его взглядом. Атласная черная пижама при каждом ее движении струилась, точно вода, облекая и подчеркивая соблазнительные округлости. Шелковистые волосы размеренно взлетали и опадали на плечи, повергая Майкла в медитативный транс.

— Не припомню, чтобы в наших взаимных обещаниях звучало «подчиняться во всем». В любом случае я ведь уже сказала, что насчет свидания вслепую просто пошутила. По крайней мере на этот счет можешь не беспокоиться.

— Не смешно.

— Послушай, у меня не было выбора, — фыркнула Мэгги. — Карина билась в истерике, и мне нужно было как-то ее успокоить. Все могло быть иначе, если бы ты не обращался с ней как с пятилетним ребенком.

— Карина — невинное дитя, и я намерен сохранить ее такой.

Мэгги опять фыркнула, и Майкл ощутил новый прилив бешенства.

— Проснись и пой, Граф! Карина вот-вот станет женщиной в полном смысле этого слова. Рано или поздно с ней это все равно случится, но лучше бы под нашим присмотром.

— Только не в моем доме! Мой долг — оберегать Карину, и я буду ее оберегать. Она должна закончить учебу и заняться своей карьерой. Шашни с парнями в этот план не входят.

— Карина без памяти влюблена в Макса.

— Что?! — взревел он так, что эхо заметалось между стен. — Это он ее спровоцировал? Я убью его!

— Господи, да уймись ты. Макс ничем ее не провоцировал. Он тоже считает Карину ребенком. Я просто пытаюсь тебе втолковать, что ей нужно дать послабление. Не так-то легко сходить с ума по лучшему другу своего брата.

Майкл, сидевший до того на кровати, вскочил и стал расхаживать по комнате. За считаные минуты Мэгги вызвала у него сексуальное возбуждение, гнев и бессилие. Такими темпами он не доживет до конца недели.

— Макс все равно что член семьи, и Карине в жизни не пришло бы в голову в него влюбляться. — Майкл осекся, пораженный, как громом, чудовищной мыслью. — Почему же это случилось? А? Ты сама на него запала, да? Это ты ее надоумила?

Вот теперь ее проняло. Она стремительно развернулась, и от нее хлестнуло таким убийственным холодом, что Майкл едва не попятился. Зеленые глаза Мэгги угрожающе сузились.

— Что бы ты обо мне ни думал, Граф, я не привыкла бросаться на каждого встречного. И Карина вполне способна сама разобраться в своих чувствах. Тебе только и нужно, что начать думать головой, а не другим местом и по-настоящему ее выслушать. — С этими словами Мэгги вернулась к своему занятию.

Майкл в пару шагов преодолел расстояние между ними, схватил ее за плечи и рывком развернул к себе.

— Ты переходишь границы, la mia tigrotta! — прорычал он. — Хватит вмешиваться в дела моей семьи! Карина не поедет с тобой на съемки, и я разберусь с ней сам. Capisce?

Другая женщина сжалась бы от страха… но Мэгги лишь приподнялась на цыпочках, и они оказались лицом к лицу. Чувственный аромат сандала и амбры окутал Майкла, затуманивая разум.

— У меня нет ни малейшего желания соваться в дела твоей семьи. Хочешь изображать тирана — валяй, путь свободен. Я всего лишь пытаюсь объяснить: твоей сестре нужно, чтобы ее не отчитали, а внимательно выслушали.

— И ты как раз подходящий внимательный слушатель?

— Примерно так, — сверкнула дерзкой ухмылкой Мэгги. — Повезло, что я здесь оказалась, верно?

Ее откровенная непокорность уязвила Майкла и направила его злость в иное русло — куда более опасное.

Пальцы его ощущали скользкий атлас пижамы, и ему представилась гладкая золотистая кожа, которая скрывается под черной тонкой тканью. Отчаянно захотелось сжать ладонями голову Мэгги, впиться грубым поцелуем в ее губы и насладиться тем, как гневный бунт сменится манящей покорностью. От этой мысли Майкл возбудился, одержимый потребностью покорить не только ее бунтарский дух, но и соблазнительное тело. Есть ли на свете другая женщина, способная ввергнуть мужчину в такое помешательство? Мелькнула смутная мысль: если он поддастся искушению затащить ее в постель, угаснет ли его желание к утру? Раньше все происходило именно так. Быть может, ему и нужно разок удовлетворить свою страсть, чтобы избавиться от неодолимого искушения раздвинуть эти роскошные бедра и заставить ее забыть обо всем на свете, кроме него?

— Ты вбиваешь опасные идеи в голову неопытной девушки, — предостерегающе процедил он, — а мой долг — защищать своих близких. Всего один день — и ты уже наворотила дел! Ты не знаешь, что нужно моей сестре. Ты не знаешь, что нужно другим людям. Черт возьми, ты даже не знаешь, что нужно тебе!

Майкл тут же пожалел о своих словах. Мэгги окаменела в его руках, и в глазах ее вспыхнула нестерпимая боль. Нечто омерзительное высунулось из глубин ее прошлого, словно пресловутый бука, живущий в шкафу детской, и Майкл видел, как она борется с чудовищем, загоняя его обратно.

Сердце сжалось от нестерпимого желания обнять ее, утешить и все исправить. Что за сумасшедшее сочетание похоти и нежности? Что с ним творится?

Улыбка Мэгги была отчужденной и неестественной.

— Ты, конечно же, прав, — с притворной покорностью произнесла она. — Отныне я ни во что не буду вмешиваться. Но и не собираюсь говорить Карине, что она не сможет поехать со мной.

С этими словами Мэгги попыталась отстраниться, но Майкл обвил руками ее талию и привлек к себе.

— Прости, cara, — тихо сказал он. — Я не хотел говорить тебе гадостей. Просто иногда ты будишь во мне зверя.

В глазах Мэгги промелькнуло удивление, но она не смягчилась:

— Извинения приняты. А теперь отпусти меня.

Повинуясь порыву, Майкл лишь тесней прижал ее к своей груди. Мэгги выгнулась, отстраняясь, и задела бедром предательски твердую выпуклость. Она тихонько вскрикнула, но тут же замерла.

— Похоже, твоя звериная сущность всецело меня одобряет. Может, ты говоришь мне гадости потому, что это тебя заводит?

Майкл рассмеялся. Его неизменно восхищал острый язычок Мэгги, хотя в последнее время он научился замечать за острословием проблески странной уязвимости. Неужели ему наконец-то начала открываться настоящая Мэгги? Майкл припомнил поговорку «лает, да не кусает», и ему подумалось, что сейчас самое время проверить свою новую теорию.

— Нет, cara, — сказал он вслух, — похоже, меня заводишь именно ты. Впрочем, тебе это и самой хорошо известно. Но сейчас я хочу только одного: обнимать тебя, чтобы утешить.

Мэгги застыла, и голос ее прозвучал жестко, как удар плети.

— Поверь мне, Граф, я слыхала гадости пострашнее и, как ни странно, осталась жива. Я не нуждаюсь в твоих утешениях.

— Нет, это я нуждаюсь в твоих утешениях, — прошептал он. — Ты не заслужила такого бесчестного удара, и мне надо как-то прийти в себя.

Мэгги попыталась вырваться, словно одна мысль об утешении приводила ее в ужас.

— Успокойся, потерпи всего минутку. Обещаю, больно не будет. — С этими словами Майкл поднял ее, крепче обвил руками и прижал ее голову к своей груди.

Дыхание Мэгги стало прерывистым и частым, как будто она уже была на волосок от паники, но Майкл был терпелив, и постепенно она расслабилась, приникнув к нему. Тела их слились так, словно являлись половинками единого целого. Прикосновение отвердевших сосков Мэгги подсказало Майклу, что она возбудилась не меньше его самого, и он мог поклясться, что если проведет пальцами по впадинке в основании ее шеи, то обнаружит неистовое биение лихорадочно ускорившегося пульса. Тем не менее он не сделал ни малейшей попытки зайти дальше. Он вдыхал экзотический запах кокоса, исходивший от волос Мэгги, и наслаждался этим мгновением. Сейчас он был всецело поглощен только одним желанием — утешить Мэгги и загладить боль, которую причинил ей своей неосторожной репликой.

Майкл так и не понял, когда тепло целомудренных объятий сменилось опаляющим жаром вожделения. Он дал себе слово отпустить Мэгги, когда поймет, что больше не в силах сдерживаться. Чутье подсказывало ему, что ей редко доводилось испытывать нежность объятий, не связанных непосредственно с сексом. При мысли об этом его охватила грусть, и он проклял родителей Мэгги, которые растили дочь в душевном холоде, избегая неуместных чувств. Майклу очень хотелось доказать, что он достоин ее доверия. И тем не менее близость Мэгги уже в который раз лишала его самообладания. Всем своим существом она излучала чувственность, и этот жар сводил его с ума.