Вика

— Вика, дочка, я побежала! — слышу голос мамы и сонно моргаю: который час? Кажется, еще очень рано. Тянусь за телефоном и хмурюсь: пять утра. Разочарованный стон срывается с губ.

Непонимающе моргаю, а потом резко сажусь на кровати: точно, мама ведь взяла подработку в частной больнице. Вчера же обсуждали. Я спросонья забыла.

Встаю и иду умываться. Мне на пары к восьми, а еще нужно успеть дописать конспекты, которые я не успела вчера, потому что закончила поздно работу. И времени, с каждой минутой, становится меньше и меньше.

Зеваю и бреду в ванную комнату. Хочется прикрыть глаза и идти наощупь, так я хоть немного еще посплю. Но по закону подлости, ударяюсь мизинцем о край тумбы и просыпаюсь окончательно от резкой боли:

— Чтоб тебя! — шиплю, усаживаясь сверху. Палец болезненно пульсирует. Кожа покраснела. Медленно сгибаю и разгибаю: фух, хорошо хоть не сломала. Этого еще не хватало. Сейчас все итак идет наперекосяк, а перелом меня бы точно добил. Прихрамывая, и сдерживая стоны, дохожу до ванной комнаты. Утро добрым не бывает. Открываю холодную воду и подставляю под струю подбитую конечность. Постепенно боль стихает. Теперь можно и себя привести в порядок.

Умываюсь холодной водой и смотрю на свое отражение: темные круги под глазами и болезненная бледность. Выгляжу как зомби. Да и чувствую себя так же, вот уже на протяжении трех месяцев, с тех пор, как не стало папы. Едва только подумаю о нем, как его образ тут же возникает перед глазами.

Часто моргаю, пытаясь справиться со слезами. Как же нам его не хватает. А мы никак не можем найти выход из ситуации, в которой мы с мамой находимся сейчас: долги растут как снежный ком. Мы уже продали всё, что смогли. Я устроилась на работу официанткой, а мама с сегодняшнего дня будет работать еще и санитаркой. Боже, как мне ее жаль. Я не знаю, как и чем ей помочь. Моей зарплаты ни на что не хватает. А другую работу с хорошей оплатой найти нереально, у меня есть еще учеба.

Когда папа заболел, мама взяла кредит, чтоб оплатить его лечение. Папе даже стало немного лучше. Он шутил, что скоро встанет и побежит на работу. А потом случился сердечный приступ и его не стало. Вот так мгновенно: был человек — и нет его. До сих пор не верю, что это правда. Как же тяжело терять любимых людей. Постоянно кажется, что стоит его лишь окликнуть и он ответит. Но этого никогда не произойдет.

Месяц назад мне исполнилось двадцать лет. Впервые мы совсем не праздновали, потому что это казалось кощунственным по отношению к ушедшему отцу. Да и настроение было не то, чтоб хотеть праздника. Слишком много проблем окружало нас. Но мама все же испекла торт. Мы посидели с ней вдвоем. Старались не говорить о том, что папы нет, но все равно, мысленно, вспоминали его.

Делаю себе кофе и бутерброд и смотрю в окно. Светает.

Хочется найти какой-то выход из ситуации, но в голову совсем ничего не приходит. Мама говорит, что рано или поздно у нас все наладится. Но сейчас верится в это с трудом. У нас остаток долга — полтора миллиона. С нашими зарплатами — нам гасить его еще не менее пяти лет. Причем проценты там просто грабительские, но выхода не было. Когда мама пыталась взять кредит, почти все банки прислали ей отказ. Лишь два банка сделали предложение, но процент в них был слишком высоким.

Помню, тогда папе стала очень плохо и ему требовалась срочная операция. На это нужны были деньги, которых у нас не было, и быть не могло. Но мама слишком сильно любила отца, она готова была пойти на любые жертвы.

Мы так надеялись, что ему станет лучше. Что лечение поможет, и он снова вернется к нормальной, полноценной жизни. Но этого не случилось.

Телефонный звонок возвращает в реальность.

— Да, мам. Встала. Помню. Сейчас допишу — отвечаю на ее вопросы. Она волнуется, что я могу забыть подготовиться к занятиям, ведь работа отнимает много сил и времени. Но я не жалуюсь. Всеми силами пытаюсь помочь ей. Пусть и получаю немного, но маме все равно попроще будет.

Пары проходят как в тумане: я постоянно зеваю и хочу спать. Это заметил наш препод по английскому. Взбесило его мое сонное состояние не на шутку: пятнадцать минут распинался о том, что я бессовестная и имею наглость показывать свое пренебрежение к его предмету. Боже, я просто пару раз зевнула!

Конечно же, мои попытки оправдаться не принесли результата — он разозлился еще больше, потому что, по его мнению, я посмела перечить преподавателю. И в итоге: загрузил меня дополнительными заданиями, которые я должна сделать до конца недели. Хотелось взвыть от бессилия.

— Может на него ректору пожаловаться? — предложила Маша, когда мы покинули аудиторию — Расскажешь о своей ситуации, думаю он поймет и войдет в положение.

— Шутишь? Да они с ним родственники уже почти. Начну жаловаться — сделаю себе только хуже. А мне сейчас не надо этого. Сама ведь знаешь, с каким удовольствием они ждут момента, чтоб спихнуть с бюджетного места кого-нибудь, чтоб тут же пропихнуть своих.

— Знаю, но… — она неуверенно прикусывает губу, смотря в окно — Нельзя же так. И этот придурошный тоже знает о твоей ситуации, а все равно грузит.

— Бесится потому что. Помнишь ведь, как он ко мне подкатывал год назад, в клубе? Я ведь его тогда отшила, он разозлился. А потом, как пришел сюда работать, узнал меня, и пытается при малейшем поводе завалить меня по своему предмету.

— А может тогда дочке ректора как — то рассказать об этом? Вдруг она сможет приструнить этого козла — предлагает Машка. Я шумно выдыхаю и махаю рукой:

— Нафиг все. Кто знает, насколько она адекватна. Ревновать начнет, и тогда меня точно выпнут отсюда.

— Блин, как же все бесит! — злится подруга — Но я тебе помогу хоть задания эти сраные сделать.

— Спасибо, Маш. Ты у меня самая лучшая — обнимаю ее. Подруга меня всегда выручает. Я очень ценю это. Не знаю, как бы справлялась со всем, если бы не ее поддержка.

Мы идем через парк. Машу встречает ее парень и, попрощавшись, они уходят. Я продолжаю путь одна. Скоро буду дома. Быстро приготовлю обед и на работу. Вечером придется делать задания по английскому. Не знаю, во сколько удастся сегодня лечь спать, и лягу ли вообще?

— Сигарета есть? — слышу хриплый голос сзади. Вздрагиваю, и, чуть обернувшись, отвечаю:

— Не курю.

— Зачётная задница — слышу, как тип сзади меня смачно чмокает губами. Страшно, блин. Ускоряю шаг. Пусть уже отвалит от меня. Совсем ошалел.

До выхода из парка остается всего ничего. Я едва ли вздыхаю облегченно, как меня резко хватают за руку и дергают назад. Больно.

Громко вскрикнув, оборачиваюсь и пытаюсь вырваться. Но, судя по невменяемости нападающего, ему плевать на все. Кричу, пытаясь отбиться от него сумкой.

— Ну — ка заткнулась! — рявкает он мне в лицо и достает нож — Сейчас вон в те кустики прогуляемся. Я тебя трахну и отпущу — мерзко хохочет.

Боже, это всё происходит не со мной. Смотрю как нож блестит в его руке и пугаюсь еще больше. Ору так громко, что меня, наверное, слышно за километр. Я плохо соображаю от страха. Луплю его сумкой, пытаясь вырваться. Он яростно матерится и замахивается на меня ножом. Успеваю прикрыть лицо сумкой, но лезвие проходит по руке, отдавая жгучей болью.

Силы у нас совсем не равны. Получаю такую пощечину, от которой падаю в траву. В ушах шумит, чувствую привкус крови. Упав, я сильно прикусила губу. А этот мерзкий выродок решает не терять время зря, наваливаясь на меня сверху. Господи, неужели меня сейчас изнасилуют?! Среди бела дня, когда полно прохожих…

Паника настолько сильная, что я забываю даже о том, что у этого ненормального нож. Отбиваюсь, не чувствуя боли от шока. Он несколько раз ударяет меня рукой по лицу и, кажется, цепляет ножом бедро, пытаясь срезать с меня джинсы…