Нападать и бежать? Габорна смущала противоречивость приказов.

Он задумался — не оттого ли Земля разрешила ему сражаться, что он сам этого хотел? Или же Земля ждала от него чего-то, чего он не мог понять? Может, все эти люди должны пожертвовать собой по какой-то неизвестной ему причине? И он ведет их на смерть!

Возможно, погибнут и не все. Но, конечно, в Каррисе полягут многие, может, даже большая часть его войска.

Однако Земля это разрешила. «Веди их в бой», — сказала она. Где многие умрут.

Это выглядело как нарушение обета, ибо Габорн поклялся защищать тех, кого избрал.

Ведь и Агантеру Орвинну он позволил уйти потому, что просто боялся за этого мальчика, чего никому не мог сказать.

«Как мне спасти их всех?» — неотступно думал Габорн.

Тут на лестнице за дверью послышались тяжелые шаги, звяканье кольчуги. Чувство Земли сказало Габорну, что человек, поднимающийся по ступеням, не представляет из себя угрозы.

Кто-то шел, чтобы увидеться с Габорном, ибо других комнат на верху башни не было. Он ожидал, что рыцарь постучит в дверь. Но вместо этого услышал, как тот остановился перед дверью, постоял немного, затем сел на пол, прислонясь спиной к стене, и вздохнул.

Посетитель не решился его побеспокоить.

Габорн нехотя поднялся, взял горевшую свечу и открыл дверь. Он увидел хромого мальчика, заглянул в его сердце.

Действительно, славный малыш. Он никак не пригодится в грядущих битвах. Может, он и вообще ничего не стоит, не умея ни сражаться, ни защитить себя, и его не спасти. Но Габорн слишком устал, чтобы решать, принять его или отвергнуть.

Он избрал мальчика.

Человек, сидевший на полу в коридоре, носил цвета Сильварресты, черную тунику с серебряным кабаном — мундир капитана. У него были темные волосы и затравленный взгляд, небритое лицо, искаженное страданием и страхом.

Габорн его прежде не встречал, во всяком случае, не мог припомнить, чтобы капитан этот служил у герцога Гровермана.

— Ваше величество, — рыцарь вскочил на ноги и отдал честь.

Тихо, чтобы не разбудить Иом, Габорн спросил:

— Вы принесли какое-то известие?

— Нет, я… — рыцарь замялся. Он опустился на одно колено и как будто растерялся, не зная, вытащить ли меч и предложить ли его королю.

Габорн заглянул в сердце капитана. Тот имел жену и детей, которых любил. И к подчиненным своим относился как к родным братьям.

— Я избираю тебя, — сказал Габорн. — Избираю тебя для Земли.

— Нет! — вскричал капитан, поднимая голову. В темных глазах его стояли слезы.

— Да, — сказал Габорн, слишком усталый, чтобы спорить. Многие люди, вполне достойные избрания, считали себя недостойными.

— Вы не узнаете меня? — спросил воин. Габорн покачал головой.

— Меня зовут Темпест, Седрик Темпест, — продолжал тот. — До падения Лонгмота я служил там капитаном стражи. Я был в замке, когда погиб ваш отец Был там, когда погибли все.

Габорн помнил это имя. Но если он и видел когда-нибудь лицо Седрика Темпеста, воспоминание о том стерлось из-за потери даров ума.

— Понимаю, — сказал Габорн. — Пойдите поспите немного. Вы выглядите так, словно нуждаетесь во сне больше меня.

— Я… — Темпест опустил глаза и покачал головой. — Я пришел не для того, чтобы вы меня избрали. Я недостоин этого. Я пришел исповедаться, милорд.

— Так исповедуйтесь, — сказал Габорн, — если вам это нужно.

— Я недостоин быть стражником! Я предал своих людей!

— Каким образом?

— Когда Радж Ахтен взял Лонгмот, он собрал всех уцелевших и предложил… предложил сохранить жизнь каждому, кто предаст вас.

— Я не вижу в вашем сердце предательства, — сказал Габорн. — И чего же он хотел?

— Он искал форсибли. Он привез в Лонгмот много форсиблей и хотел знать, куда они делись. Обещал сохранить жизнь тому, кто расскажет об этом.

— Что же вы ему сказали? — спросил Габорн.

— Я сказал правду: что ваш отец отослал их на юг со своими вестниками.

Габорн облизал губы, с трудом сдержав горькую усмешку.

— На юг? Вы назвали Голубую Башню?

— Нет, — отвечал Темпест. — Я честно сказал, что гонцы отправились на юг, но куда именно, я не знаю.

А Радж Ахтен, понял Габорн, разумеется, решил, что форсибли уехали в Голубую Башню. Куда еще король Мистаррии мог их отослать? Голубая Башня была единственной крепостью во всей Мистаррии, которая могла вместить при нужде сорок тысяч новых Посвященных.

«Как я не догадался раньше? — подумал он. — Радж Ахтен напал на башню не с целью ослабить Мистаррию; он хотел усмирить меня!»

Габорн горько усмехнулся, представив себе, как же Радж Ахтен его боится, не зная, что форсибли спрятаны в Гередоне, в королевском склепе.

Седрик Темпест поднял голову, глаза его вспыхнули гневом. Он решил, что Габорн смеется над ним.

— Вы никого не предали, — сказал Габорн. — Мой отец отослал на юг не форсибли. Он рассчитывал, что кто-нибудь обязательно расскажет Радж Ахтену, куда их увезли, и тот займется бесплодными поисками. Так что на самом деле вы сослужили моему отцу хорошую службу.

— Милорд? — Темпест покраснел от стыда.

Габорн же понял то, что ему следовало понять гораздо раньше. Его отец был прекрасным стратегом, не чета ему. Ведь став Королем Земли, Габорн полагался только на свои новые силы.

Отец же всегда учил его пользоваться разумом и строить планы, заглядывая далеко вперед. Габорн этого не делал, иначе сообразил бы, что надо укрепить Голубую Башню и устроить западню для Радж Ахтена.

— Скажите, — спросил он, — вы были единственным, кто согласился обменять свое бесполезное знание на жизнь?

— Нет, милорд, — ответил Темпест, глядя в пол. — Были и другие.

Габорн не стал открывать ему глаза на неприглядную истину. Из-за лжи короля Ордина, которую разгласил капитан, уже погибли десятки тысяч людей и должны были погибнуть в грядущих сражениях еще сотни тысяч. Сознавать, что виновен в этом ты — этого не вынести никому.

— Так, значит, не расскажи вы Радж Ахтену, это все равно сделал бы кто-то другой?

— Да, — сказал Темпест.

— Вы не задумывались о том, — спросил Габорн, — что смерть ваша принесла бы куда меньше пользы вашему королю?