— Я хочу спасти их все, — сказал Габорн.

— Посмотри на пшеничные поля, — мягко предложила Земля. — В землю ложится сто семян, но сколько из них вырастает? Ужель ни одно не достанется на долю мышей и скота? Ни одно не засохнет и не сгниет? Ты хочешь, чтобы в мире не было ничего, кроме пшеницы?

— Нет, — угрюмо сказал Габорн.

— Тогда смирись. Жизнь и смерть, смерть и жизнь. Это одно и то же. Многие умрут, некоторые выживут. Ты собираешь Урожай Душ. У нас нет сил спасти все семена человеческого рода. У тебя будет сила избрать лишь немногих.

— Знаю, — сказал Габорн. — Но чем больше я смогу спасти…

— Отберешь у меня, и я отберу у тебя, — шепнула Земля.

— Я не об этом! — воскликнул Габорн. — Я имел в виду другое!

— У тебя в руке семена? — спросила Земля. — Какие из них ты хочешь посеять — живые или мертвые?

Габорн задумался. Он не проверял семян и не знал, сколько их у него в руке и каковы они.

Теперь же попытался определить на ощупь.

Семена шевелились, дышали у него в горсти. Десятки штук. Некоторые не двигались. Он раскрыл ладонь, взглянул на них.

В руке его лежали маленькие проросшие зерна, розовато-коричневые, похожие на мышат. Многие шевелили крошечными ручками и ножками, и кое-кого он даже узнал: розовый эмбрион с красными ножками, лежавший в центре ладони, был Боринсон. Рядом лежал коричневый мертвый красавец — Радж Ахтен.

Он проделал колышком ямку и задумался, который из эмбрионов опустить в рыхлый, тучный чернозем.

Когда же он поднял взгляд на Землю, ожидая от нее совета, солнце вдруг закатилось. Время для посадки кончилось, во тьме ничего уже не было видно.

Габорн вздрогнул и резко сел, рассыпав землю. Посидел мгновение, с колотящимся сердцем глядя в темноту перед собой. Затем осмотрелся по сторонам, ища Биннесмана, но чародея уже не было в саду.

Земля предупредила, что его ждет неудача, но какая именно?

Она одолжила ему силу избрания. Габорн принял ее с благодарностью и делал все, что мог. Может, он избирал слишком многих? Или избирал неправильно?

Он взял на себя эту обязанность неделю назад в саду Биннесмана. Он любил свой народ, и потому Земля поручила ему избрать «семена человеческого рода», которые надо спасти.

Но теперь его мучила мысль, как спасти всех.

И Земля казалась ему холодной и равнодушной, почти жестокой. «Избирай, — сказала она. — Мне все равно. Жизнь и смерть — одно и то же».

Выбери кого-то, чтобы спасти, и спаси. Такова твоя задача. Ни больше, ни меньше.

Звучит просто.

Но кажется невозможным.

Кого он должен избирать?

Неужели Земля ждет, что он бросит на погибель детей — раз они не могут сами себя защитить? Бросит стариков и калек? Позволит умереть добрым людям, потому что из злых получатся лучшие воины?

Как избирать правильно?

«Я солгал людям, — понял Габорн. — Я сказал своим Избранным, что буду защищать их в темные времена, и я действительно всем сердцем хочу спасти их всех. Но у меня нет такой силы».

От этого сознания у него похолодело сердце.

Он не может спасти всех, не может всех защитить. И во время сражений ему придется выбирать: кому умереть, а кому выжить.

Но как можно принять подобное решение? Чем руководствуясь?

Может ли он, например, позволить умереть Иом? Или пожертвовать для ее спасения жизнью тысячи других людей?

И будет ли она ему благодарна, если он пожертвует ради нее другими? Или проклянет его за это?

Что там говорил Биннесман вчера утром? Эрден Геборен «умер не от ран, он умер от разбитого сердца».

Теперь Габорн это понимал. Земля выбрала его своим Королем потому, что он обладал совестью. Но как он может надеяться ужиться со своей совестью, если сделает то, о чем просит Земля!

Габорн вспомнил события прошедшего дня. Он избрал короля Орвинна и хотел спасти его, но старый рыцарь не повиновался приказу и решил сразиться с Темным Победителем.

А Иом и Джурим едва не погибли, потому что вопреки приказу задержались в замке Сильварреста, спасая тех, кто не мог убежать

«Я могу избрать человека, — думал Габорн, — но это еще не значит, что он станет моим Избранным. Я могу пытаться спасти его, но это не значит, что он станет спасать себя сам.

Пусть же это будет моим первым критерием, — решил он. — Я буду спасать тех, кто слушает меня и тем самым спасает себя сам, а про остальных я должен забыть».

Габорн огляделся по сторонам, увидел свои доспехи и одежду, сваленные грудой среди зарослей лаванды.

Он встал, отряхнулся от земли и оделся. Когда он добрался до своих покоев, Иом уже надевала дорожный костюм.

Несмотря на тревожные сны, чувствовал он себя отдохнувшим, как никогда.