После захода солнца я вышел из своего дома, предупредив Бамбера, где меня искать, если не появлюсь до полудня. Старуха ждала меня у двери. Наверное, ей нехило заплатили. Мы пошли петлять по узким кривым улочкам. При всем моем топографическом складе ума черта с два добрался бы до цели без проводника.

Остановились возле узкой двери в глухой стене четырехэтажного дома. К тому времени стало уже темно. Старуха тихо стукнула костяшками пальцев трижды и после пауза еще два раза. Дверь тут же тихо, без скрипа, приоткрылась. Тихий женский голос что-то спросил. Старуха так же тихо ответила, после чего показала мне жестом, чтобы заходил.

За дверью было темно, как в куче угля. Я был готов ко всему, в том числе удару дротиком в живот или топором по голове. Вместо этого мою руку взяла теплая и немного влажная, маленькая, женская рука и потянула за собой по крутой узкой каменной лестнице. Обута женщина была в деревянные сабо, которые тихо клацали по ступенькам.

Комната, в которую меня привели, освещалась масляным светильником, стоявшем на полочке в углу у входа. Из-за довольно скромных размеров я бы назвал ее кельей. Почти все пространство занимало ложе, накрытое черным шерстяным одеялом. В изголовье лежала подушка — черный валик длиной метра полтора и диаметров сантиметров тридцать. Впрочем, и одеяло, и подушка могли быть другого цвета, но при тусклом освещении казались черными. Женщина тоже в черной тунике, не подпоясанной, и с распущенными черными волнистыми волосами. И то, и другое у астуров позволительно только в семейном кругу, да и то не всегда. Она отпустила мою руку и замерла, понурив голову, предлагая дальше действовать мне.

Я расстегнул ремень и портупею, освобождаясь от оружия, которое прислонил к стене в углу. Собирался снять и кольчугу, но терпение кончилось раньше. Даже не раздев женщину, завалил ее на ложе и овладел грубо, напористо. Видимо, именно этого она и ждала, потому что вошла во вкус почти сразу и, прикрыв рот ладошкой, застонала глухо. Наверное, не хотела, чтобы соседи услышали и обзавидовались.

Сделав дело, я слез с ложа, снял кольчугу. Дальше и без нее справлюсь. После чего позанимался любовью еще раз. Без спешки, с продолжительной и утонченнейшей прелюдией, от которой женщина стонала даже громче, позабыв напрочь прикрывать рот ладошкой. Теперь соседи уж точно будут знать, как ей повезло.

— Как тебя зовут? — спросил я, отдышавшись.

— Айн (Сияние), — ответила она и по-кошачьи потерлась щекой о мою грудь.

Если и сияла, то только внутри.

Я назвал свое и поинтересовался:

— Вдова?

— Господь услышал мои молитвы! — хихикнув, произнесла Айн. — А ты женат?

— Да, — не задумываясь, соврал я.

Наверное, понимал, что не хочу жить с этой женщиной ни в Хихоне, ни где-либо еще. Пусть не строит планы на меня.

— Я так и подумала. Уж больно умел в этом деле! — похвалила она.

За столько лет и женщин хоть чему-то надо было научиться.

Разбудила меня затемно и выпроводила:

— Соседи не должны видеть, как ты уходишь. Приходи, как стемнеет.

— Вряд ли найду дорогу, — признался я.

— Тебя проводят, — пообещала Айн и проинструктировала: — На первом перекрестке повернешь налево, а потом все время направо.

Улицы были пусты, но в домах пекарей уже дымили трубы. Наверняка меня кто-нибудь увидит и сделает правильные выводы. Это не страшно. Мы с Айн соблюдаем местные правила приличия: прихожу и ухожу я затемно, не афишируем свои отношения, значит, их как бы и нет.

30

Весной до нас дошли сведения, что римская армия догнала отступавших от Константинополя арабов и вломила им по первое число. Скорее всего, узнали об этом и мавры и решили не лезть в горы, не нарываться на новые неприятности. Если проиграют нам во второй раз, то их перестанут бояться. К середине лета стало понятно, что штурма Хихона не будет, и Пелайо задумал сделать город своей столицей. Поскольку двум медведям тесно в одной берлоге, я сразу засобирался в дорогу. Купцы из Аквитании, прибывшие в город по морю, рассказали, что в Константинополе опять был мятеж. Бывший император Анастасий Второй решил вернуть себе трон, призвал на помощь болгар, но Лев Исавр договорился с ними. Не знаю, что действующий император заплатил или, скорее, пообещал хану Тервелю, но тот выдал неудачливого претендента. Жаль, а то бы у меня был шанс вернуться в Константинополь. Еще купцы рассказали, что король Эд готовится вместе с Хильпериком Вторым, королем франков, то есть Нейстрии, Австразии и Бургундии, и Рагенфредом, мажордомом Нейстрии и герцогом Анжера, выступить против Карла Мартелла, мажордома Австразии, который назначил новым королем франков Хлотаря Четвертого, а себя — мажордомом всех франкских герцогств. Я решил, что надо бы наведаться в Аквитанию и узнать, не нужны ли там отважные и хорошо экипированные воины? Если нет, то забрать свои сокровища и поехать на Апеннинский полуостров, где наняться на службу к Папе Римскому Григорию Второму. Мне сказали, что он дает каждому конному воину на прокорм большой земельный участок, который разрешает выкупить, а потом и расширить. К тому же, в тех местах хороший климат. Вместе со мной отправились поискать счастья в Аквитании почти все лангобарды, кроме тех, кто женился на аборигенках и решил остаться на службе у Пелайо, и несколько воинов других национальностей, которым, как догадываюсь, понравилось, как я их муштровал.

Присоединившись к купеческому каравану, поехали по побережью Бискайского залива, потому что в глубине Пиренейского полуострова орудовали банды мавров. Хоть мы и немалая сила, но береженого и бог бережет. Купцы из благодарности каждый день угощали нас вином и, наверное, жалели, что наняли платных охранников.

В Тулузе остановились на ночь в том же самом монастыре. На следующее утро я с Алахисом поехал к королю Эду на переговоры. В городе было тихо и спокойно, никаких подготовок к войне. Обычно уже за месяц до похода начинают прибывать отряды и располагаться в окрестностях, а возле Тулузы было пусто. Возле входа в королевскую резиденцию бездельничал десяток воинов, красные щиты которых были прислонены к стене по обе стороны входной двери.

Как раз в тот момент, когда мы приближались к зданию, открылись широкие ворота и кавалькада из десятков трех всадников выскакала из них, пронеслась по площади, а потом по главной улице. Впереди на довольно крупном саврасом жеребце несся плотный верзила с надменным лицом, как у пацаненка, вставшего на табурет, и такими длинными ногами, что, казалось, если разогнет их, будут цепляться за землю. На нем была дурацкая кожаная шляпа с обвисшими полями и кольчуга с короткими рукавами поверх темно-красной туники. С левой стороны, видной мне, на широком кожаном ремне висела длинная, метр двадцать, если ни больше, спата в ножнах, наверное, изготовленная по индивидуальному заказу. Левой рукой наездник придерживал копье длиной метра три, положенное на спину коня перед седлом. Щита не было, значит, едет на охоту или проветриться. Так же были оснащены и остальные всадники. Они пронеслись мимо нас, не обратив особого внимания, только обычное любопытство.

— Это король Эд? — кивнув в ту сторону, куда унеслась кавалькада, спросил я караул.

— Да, — ответил старший из них по возрасту и, видимо, по должности. — На охоту поехал.

— Скоро вернется? — поинтересовался я.

— Вряд ли! — уверенно произнес он. — Обычно только к вечеру приезжают.

— Тогда придется ждать, — сделал я вывод и сообщил: — Хотим наняться к нему на службу.

— Зачем ждать?! — возразил командир караула. — Поговорите с Сеппом, его мажордомом.

Сепп оказался полной противоположностью своего сеньора — плюгавый во всех смыслах слова. Принял нас, что называется, на бегу в длинном помещении на первом этаже, где вдоль стен стояли деревянные широкие лавки, как догадываюсь, служившие ночью ложем для караульных.

Выслушав меня, сразу замотал отрицательно головой:

— Сейчас никто не нужен. Приезжайте в конце лета.