Некипяченое молоко — золото, кипяченое — серебро, топленое — медь, говорили в народе. А любимым напитком был катык — квашеное молоко. Татарская пословица гласила: «Молоко и катык больше по сердцу». А татарский энциклопедист и писатель XIX века Каюм Насыри в своих этнографических материалах отмечал: «Мусульманин не станет есть суп без катыка. Чай с молоком пьют намного реже, а вот катыка употребляют каждый. Вот почему так нужна в доме корова. Даже бедняк держит козу для катыка и молока».

Из катыка делали освежающий летний напиток айран, представляющий разбавленный водой катык. «Как зимой не обойтись без теплого одеяла, так и летом без айрана», «Айран не хуже чая» — восхваляли его татарские пословицы.

Отправляясь летом на сенокос, конечно же, каждая семья брала с собой абат-чилаге — обеденное ведро с катыком.

Айран делали не только из катыка: его получали, когда сбивали масло. Это им угощали знойным летом 1253 года фламандского миссионера Виллема Рубрука по пути в монгольскую столицу встречающиеся в долгом путешествии тюркские народы: «Дали нам выпить своего коровьего молока, из которого было извлечено масло и которое было очень кислым, они называли его аира». Но позднее у казанских татар он употреблялся реже — чаще его добавляли в тесто.

Другому европейскому путешественнику XIII века Марко Поло удалось познакомиться и с сухим молоком, принятым у сибирских татар: «Сухое молоко густое, как тесто, возят его с собою, положат в воду и мешают до тех пор, пока не распустится, тогда и пьют».

Подобным же образом путники поступали и с сузьмой — татарским творогом.

Вплоть до XVIII века в Казани в большинстве дворов горожане имели собственное хозяйство. И, понятно, многие держали коров. Молоко продавали на всех местных рынках. Здесь городские татары покупали простоквашу. Из окраинных сел и деревень везли продавать сливки и сметану. Тут же предлагались знаменитые казанские молочные глиняные кринки и горшки, поставляемые мастерами пригородных деревень Сорочьи Горы, Ометьево, Пестрецы. А привычные для нас молочные бутылки и посуда появились лишь в конце XIX века.

Чтобы дольше хранить, молоко кипятили и охлаждали. Только к концу XIX века его стали пастеризовать. Тогда же из-за заграницы в Казань начали поступать первые сепараторы для выделки масла. А в местных газетах появились первые сообщения о созданных за рубежом доильных аппаратах.

Менее распространенным, чем коровье, было козье молоко. Козу в народе называли коровой бедняков из-за ее нетребовательности и малой продуктивности. Но ее держали и кто богаче и зажиточнее — козье молоко считалось полезным для детей. В Казани была даже Козья слобода. Название закрепилось после моровой язвы 1654 года, когда татарские семьи, чтобы отвлечь беду, приносили коз в жертву злым духам.

Как «много употребляемом» напитке предков казанских татар этнографы М.С. и К.С. Губайдуллины в своих работах писали о кумысе — кобыльем молоке: «Сокращение степей, запахивание их для земледелия вело к сокращению табуна лошадей — к уничтожению когда-то основной пищи татарина. Впоследствии коровье молоко заступило место кобыльего».

Действительно, еще персидский путешественник X века ибн-Русте в своей энциклопедии «Дорогие ценности» отмечал, что булгары «подать царю своему платят лошадьми и другими… У этого царя есть лошади, и нет у него других видов пития, кроме молока, выдоенного из них». Правда, сам он у булгар не был, а запись свою сделал по словам купцов.

Но у другого путешественника X века ибн-Фадлана, побывавшего в Волжской Булгарии в 922 году, нет никаких записей о кумысе. Скорее, этот напиток, характерный для тюрков-кочевников, уже не имел большого распространения.

Западноевропейские путешественники XIII века Марко Поло, Плано Карпини, Биллем Рубрук, одними из первых описавшие кумыс, познакомились с ним у монголов. «Около своего становища на расстоянии дня пути Бату имеет тридцать человек, из которых всякий во всякий день служит ему таким молоком от ста кобылиц, — свидетельствовал Виллем Рубрук, побывавший в ставке Бату-хана. — Татарам надлежит приносить ко дворам своих господ кобылье молоко каждого третьего дня». Кумыс, по его словам, приготовлялся следующим образом: «На двух кольях, вбитых в землю, они натягивают длинную веревку, к этой веревке они привязывают около третьего часа дня детенышей кобылиц, которых хотят подоить. Тогда матки стоят возле своих детенышей и дают доить себя спокойно… Накопив большое количество молока, которое, пока свежее, так же сладко, как коровье, они наливают его в большой бурдюк или бутыль и начинают бить по нему приспособленной для этого деревяшкой, величина ее внизу с человеческую голову, а внутри она просверлена. Как только они начинают сбивать, молоко начинает кипеть, как новое вино, и окисать или бродить, и они его сбивают до тех пор, пока не извлекут масла. Тогда они пробуют молоко и, если оно надлежаще остро, пьют».

Рубруку кумыс показался «не очень вкусным», щиплющим язык и пьянящим, как вино.

Татарские всадники верили, что кумыс делает их храбрее и тучнее. На напиток обратила внимание и восточная медицина. Сам Абу-Али ибн-Сина лечил им визиря Сухайлия от мочекаменной болезни.

По-настоящему кумыс заинтересовал врачей лишь в XVIII веке. Академик П.С. Паллас в 1770 году отмечал, что в башкирские степи «съезжается недужный люд для питья кумыса, так как оный большую пользу для здравия имеет». Знаменитого немецкого естествоиспытателя Александра Гумбольда угостили этим напитком во время татарского сабантуя в Казани 27 мая 1829 года. «Богатые татары разбили палатки и угощали нас в них всевозможными сладостями, сушеными абрикосами из Бухары, кедровыми орехами, кумысом, катыком, который мы пили здесь в первый раз», — записал тогда в дорожном дневнике сопровождавший его профессор-минеролог Густав Розе.

Известный русский писатель и врач В.И. Даль писал про кумыс, что «он охлаждает, утоляет одновременно и голод, и жажду, и придает особенную бодрость, никогда не переполняет и не обременяет желудок. На кумысе уже через неделю чувствуешь себя бодрым, здоровым, легко дышишь, лицо приобретает хороший цвет».

Мать писателя С.Т. Аксакова еще в 1789 году лечилась по рекомендации местного врача кумысом в имении татарского помещика Алкина под Уфой. Сам писатель позднее в своей «Семейной хронике» вспоминал: «Весной, как только черноземная степь покрывается свежею, ароматною, сочною растительностью, а кобылицы, отощавшие за зиму, нагуляют жир, во всех кошах начинается приготовление кумыса. И все, кто желает пить, от грудного младенца до дряхлого старика, пьют допьяна целительный, благодатный, богатырский напиток, и дивно исчезают недуги голодной зимы и даже старости, полнотой одеваются осунувшиеся лица, румяном покрывающие бледные впалые щеки».

Спасительным от болезни оказался выезд на кумыс в башкирские степи для Л.Н. Толстого в 1862 году. Впоследствии он также в 1871, 1872, 1873, 1875 годах «бросал все и ехал в степи к башкирам дышать воздухом, пить кумыс и жить животной жизнью».

В 1858 году под Самарой была открыта первая в России кумысолечебница. А вскоре, через двенадцать лет, здесь же создается кумысолечебница для солдат Казанского военного округа. Больные туда доставлялись на пароходах — в 1853 году открылось регулярное пассажирское движение по Волге.

С открытием в 1888 году Танеевского кумысного заведения под Елабугой, казанцы стали его завсегдатаями. Оно располагалось в бывшей летней резиденции оренбургского генерал-губернатора, в одном из живописных мест Прикамского края, в сосновом бору на берегу Камы. Кумысный сезон длился с 1 мая по 1 сентября. Для приезжих на кумыс сдавались дачи и номерные квартиры по 10 рублей в месяц и 75 копеек в сутки.

«Кумыс изготовляется опытными киргизами из молока степных кобылиц. Цена за кумыс в бутылке 20 копеек 1/20 ведра. Проезд из Казани до Елабуги 18 часов и обратно 12. Пароходы отходят несколько раз в день. От пристани удобнее ехать на хорошо устроенных лодках заведения».