Кианши!

— Госпожа Ханако, позвольте представиться, — проговорил незнакомец в сером. — Меня зовут Дарон арра Майрено.

Фуситэ заставила себя посмотреть на него с вызовом, хотя всё её тело предательски дрожало от страха. Похоже, пришло время рассчитаться за тех вампиров, которых они с Закуро убили. Что ж, она готова. Лишь бы её саму не превратили в кианши.

— Вы читали письмо, — вампир бросил взгляд на упавший листок. — Значит, объяснять ничего не нужно.

Фуситэ поняла по паузе, что он ждёт ответа.

— Не знаю, что вам угодно, — проговорила она, стараясь, чтобы голос звучал холодно и твёрдо. — Если хотите меня убить…

— Ваш род достаточно знатен, чтобы вы, как его представительница, могли выполнить приказ вашего будущего повелителя, — перебил вампир. Он сделал шаг вперёд, и Фуситэ увидела неестественно светлые, похожие на самоцветы глаза. — Боюсь, мне придётся сделать вас кианши, госпожа Ханако. Только в этой роли вы станете достаточно послушны.

Фуситэ дёрнулась, пытаясь вырваться, но держали её крепко. Дарон арра Майрено усмехнулся, показав при этом удлинённые клыки.

— Смотрите на это с оптимизмом, — сказал он. — Красота недолговечна, срок ей — лет пятнадцать, едва ли больше. Женщины вянут, как цветы. И, подобно цветам, чей вид уже не радует глаз, их бросают. Ваша же красота не исчезнет никогда, — вампир протянул руку и схватил Фуситэ за подбородок. Хватка у него была железная, а пальцы холодные. — Не советую сопротивляться и поднимать шум! — проговорил он изменившимся тоном, в котором появились угрожающие нотки. — Иначе я прикажу своим солдатам превратить ваш дом в бойню. Пока нам удалось обойтись малой кровью: пострадали только телохранители. Так что пусть слуги спят. Они всё равно вас не спасут, так к чему лишние смерти?

Фуситэ дёрнула головой, освобождаясь от пальцев вампира. Глаза её сверкали от ненависти, но она молчала. Кианши усмехнулся, понимая, что его угроза подействовала.

Женщина вдруг поняла, что запах апельсина исходит от вампиров. Вот только теперь он походил не на лёгкий аромат свежего фрукта, а на миазмы гниющего, лежащего на земле плода, покрывшегося белой коркой плесени.

— Вы благородная женщина, госпожа Ханако, — сказал Дарон арра Майрено. — Должно быть, поэтому вас и выбрали.

С этими словами он взял Фуситэ за волосы и, наклонив голову женщины влево, уставился на стройную шею.

— Будет больно, — предупредил кианши и впился зубами в кожу.

Карета подскочила на ухабе, Фуситэ подбросило на сиденье, и она проснулась. Пробуждение было мгновенным, совсем не похожим на прежние.

Сон-воспоминание вернул её в недавнее прошлое. Она вновь пережила ужас и отчаяние, хотя и знала теперь, что жизнь кианши не очень-то отличается от жизни человека. Разница заключалась, по большому счёту, лишь в том, что теперь она могла передвигаться только ночами, да ещё приходилось подчиняться приказам Дарона арра Майрено, не слишком, впрочем, обременительным. Кианши даже позволил ей оставить Закуро послание, в котором она, глотая слёзы, написала, что им лучше больше никогда не видеться. Это была, пожалуй, самая большая потеря, которую ей пришлось пережить, перейдя в новый статус. Впрочем, она так и не поняла, почему он вдруг оставил её, и даже допускала, что гатхир мог погибнуть. Она, конечно, получила от Закуро письмо с извинениями, но причины его отсутствия объяснялись в нём так путано, что у неё сложилось впечатление, будто он старался что-то скрыть. Возможно, гатхир получил новые сведения относительно вампиров и решил расследовать в одиночку, не желая ничего сообщать Фуситэ, так как знал, что она захочет присоединиться к нему? Эта мысль не давала женщине покоя. Иногда она представляла, будто Закуро сделали кианши, или что его тело гниёт на дне одного из каналов Эдишамы. Если первый вариант верен, возможно, они ещё встретятся…

Дарон отправил Фуситэ в поездку, которая была чем-то очень важна для него. Он не распространялся относительно цели путешествия. Женщину посадили в карету, запряжённую шестёркой лошадей, дали запечатанный тубус и наказали нигде надолго не задерживаться. Поскольку Фуситэ больше не нуждалась в обычной пище, это не представляло проблемы: остановки делались, только чтобы накормить и напоить лошадей. Двое возниц — оба были людьми — сменяли друг друга, поэтому карета двигалась и днём, и ночью.

Фуситэ не знала, куда направляется. Поначалу ей казалось, что она понадобилась Дарону не столько, чтобы везти большой, окованный железом ящик, прочно закреплённый ремнями на задках экипажа, сколько для того, чтобы отомстить ей и Закуро за смерть убитых ими кианши. Однако уже на второй день пути женщине стало ясно, почему Дарон послал с грузом именно её.

На дороге была застава. Солдаты досматривали проезжавшие по тракту экипажи. Фуситэ сразу вспомнила, что в плоской коробке, которую вручил ей перед выездом Дарон, лежат её документы. Дом Ханако хорошо знали не только в Эдишаме. Стоило показать документы солдатам, и они без вопросов пропустили карету. Эта история повторялась каждый раз, когда экипаж останавливался на заставах. Фуситэ вспомнила слова вампира, которые тот произнёс прежде, чем обратить её: «Ваш род достаточно знатен, чтобы вы, как его представительница, могли выполнить приказ вашего будущего повелителя».

Откинувшись на мягкое сиденье, Фуситэ невесело усмехнулась: она ненавидела вампиров, убивших её сестру, она прикончила двоих с помощью Закуро, а теперь сама стала кианши. И рано или поздно ей придётся попробовать человеческую кровь, потому что Дарон не оставил ей выбора.

Взгляд Фуситэ упал на запечатанный тубус. Что в нём? Сопроводительные документы к ящику? Искушение вскрыть его и осмотреть содержимое было велико, но женщина знала, что не сможет нарушить приказ. И всё же она взяла тубус и повертела в руках. Коричневый сургуч снялся бы довольно легко, даже печать не повредилась бы. Фуситэ провела пальцами по рельефному изображению. Нет, запрет Дарона был сильнее любопытства. Со вздохом сожаления женщина положила тубус обратно.

Кэндзи Бенгерида жил на юго-западе Янакато в неприветливом краю, граничащем с пустыней, в которой обитали пучуны, кочевые племена, разводившие верблюдов и промышлявшие торговлей с Азгероном и Фуссерией, а также разбоем и работорговлей. В прежние времена от них было много беспокойства, но с тех пор как на юго-западную границу отправили конные отряды унгаолов, пучуны отошли вглубь пустыни и практически перестали навещать территории Янакато. Как написал об этом в двухстраничном претенциозном стихотворении придворный поэт Вейж-Ксин, «скрылись в раковине песков и не смеют носа показать из створок». За сей труд, по слухам, творец был удостоен десятка золотых и шёлкового свитка с собственной цитатой.

Перед тем как отправиться к кузнецу, Йоши-Себер заехал в одно место, где у него были спрятаны деньги: он заранее сделал несколько тайников в разных провинциях Янакато, и вот теперь один из них ему пригодился. Заклад был устроен в бамбуковой роще и помечен невидимым магическим знаком. Деревянный ящик, закопанный на глубину двух футов, хранил монеты разного достоинства, аккуратно разложенные по отдельным мешочкам. Теперь они перекочевали в карманы Йоши-Себера. Куригато не зря учил будущего стратега тому, что выиграть войну без денег невозможно. Сейчас, правда, время сражений для принца прошло, но предусмотрительность не оказалась лишней.

Йоши-Себер выехал на гребень холма и вгляделся вдаль. Око осталось с ним, но костяных доспехов Коэнди-Самата у него больше не было, так что приходилось быть осторожным. Меньше всего ему хотелось погибнуть от руки какого-нибудь бандита, притаившегося в кустах с взведённым арбалетом. Поэтому он время от времени проверял окрестности при помощи артефакта. Вот и теперь Йоши-Себер достал Око и вошёл в гэнсо. Единственная оставшаяся у него магическая способность после расторжения договора с Кабаином — да и та бесполезная без артефакта.